Лайон Де Камп - Башня Занида [Авт.сборник]

Барнвельт задумался.

— Если получится, попытаемся встретиться потом у того парусного плота, что миновали рано утром. Узнаешь его, Чаек?

— О да, зер! Но как, в сунгарскую ловушку угодивши, добраться до оного места условленного? Не можете же вы летать, крыльев не имея.

— Не знаю. Вероятно, если получится украсть какую-нибудь лодочку, можно попробовать на шестах пробраться сквозь водоросли…

И вот наконец они добрались до конца канала, где перед ними раскинулся самый удивительный плавучий город, который кто-либо из них видел, — крепость Шиафази.

«Шамбор» обогнал еще одну шаланду, нагруженную высокой копной свежескошенной терпалы. Вонь подсыхающих водорослей напомнила Барнвельту ароматы коровника в округе Чатагуа. На острой корме шаланды, покуривая, развалился какой-то тип, который без особого интереса проводил взглядом уходящий вперед «Шамбор».

Вскоре показались боевые галеры сунгарцев, пришвартованные аккуратными рядами в соответствии с классом. По соседству с ними, рассыпавшись там и сям среди опутанных водорослями корабельных остовов, пристроились старые посудины без мачт, приспособленные сунгарцами под жилье. Между ними виднелись плоты и блокшивы, построенные из разномастных обломков и досок, добытых при разборке старых корпусов. Поскольку дерево при этом попадалось самого разного возраста, происхождения и сильно разнилось по оттенку, то с виду эти плавучие сооружения напоминали лоскутное одеяло.

За ближайшим блокшивом, почти скрываясь за ним, громоздились плоты и баржи, назначение которых выдавали дым, вонь и шум, доносившиеся оттуда. Это и была та фабрика, где терпала перерабатывалась в наркотик под названием янру.

Все это чудовищное нагромождение кораблей живых и кораблей мертвых опутывала сложная система всевозможных мостков, переходов и лестниц. На палубах жилых посудин двигались женщины и играли дети. На малышах были веревочные вожжи на случай, если они свалятся за борт. В неподвижном воздухе висели ароматы стряпни.

Барнвельт прошептал Заккомиру:

— Не забудь, действуем по сигналу: «Время идет».

Теперь корабли сунгарцев окружали их со всех сторон. Барнвельт сразу понял, как определить те, что еще использовались для плавания. Достаточно было посмотреть: заросло ли судно водорослями по самые борта или же окружено пространством чистой воды, в которую можно опустить весла. По его расчетам, у сунгарцев было двадцать с лишним боевых кораблей, не считая мелких парусников, грузовых транспортов и прочих вспомогательных плавсредств.

Сунгарец на корме подвел «Шамбор» к группе из трех самых крупных галер, какие им только пока попадались, пришвартованных борт о борт, — посудин, вполне сравнимых по размерам с маджбурским «Джунсаром». Положив право на борт, лоцман обогнул их и направил «Шамбор» к небольшому плавучему причалу, что лежал на воде у борта ближайшей квадриремы.

— Швартуйтесь тут, — распорядился лоцман. Пока экипаж «Шамбора» выполнял это предписание, проводник спрыгнул на причал и взбежал по мосткам на палубу галеры, где о чем-то переговорил с караульным. Через некоторое время он вернулся и объявил Барнвельту:

— Дозволено вам, взявши столько людей, сколько потребно, дабы нести вон тот сундук, на палубу взойти и там ожидать милости нашей!

Барнвельт махнул рукой. Четверо матросов взялись за концы шестов, привязанных по бокам сундука, и с кряхтением подняли его. Барнвельт в сопровождении лоцмана ступил на причал. Заккомир держался позади. У входа на трап среди матросов возникла небольшая перебранка, поскольку конструкция оказалась узковатой, и им пришлось втиснуться по двое между концами шестов, чтобы уместиться на трапе.

Оказавшись на палубе, они опустили свою ношу и уселись на нее. Рассчитанные на четырех гребцов скамьи пустовали, а весла были уложены под продольным мостиком между ними, но впереди в рубке ощущались какие-то признаки жизни. Через некоторое время к ним подошел человек, знак на шее которого свидетельствовал о неком довольно значительном чине.

— Давайте сюда письмо верховному адмиралу! — потребовал он.

— Был бы рад, — ответствовал Барнвельт, — да велено мне доставить все это добро только Шиафази лично. Иначе королева Альванди никакой ответ не сочтет подлинным, ибо желает знать, с кем имеет дело.

— Уж не собрался ли ты командовать мною? — угрожающим тоном буркнул чин.

— Нисколько, зер. Я только лишь повторяю, что она мне велела. Ежели не устраивают вас сии условия — что ж, разбирайтесь с нею сами. Мое дело с краю.

— Хм. Должен узнать я мнение верховного адмирала Шиафази.

— Скажите ему еще, что королева потребовала показать мне Зею, чтоб я лично удостоверился в ее здравии.

— Не многовато ли хочешь, а? Не удивлюсь я, коли Шиафази вообще прикажет бросить тебя фондагам!

— В моей работе такие возможности ничуть не исключены, — с деланным безразличием отозвался Барнвельт, хотя сердце его учащенно забилось, а колени задрожали.

Чин удалился, перебравшись по мосткам на соседнюю галеру. Барнвельт с пятью своими спутниками остался ждать. Солнце — ярко-красный шар в туманном мареве — коснулось горизонта и принялось постепенно проваливаться за него. Барнвельт, который то и дело исподтишка включал камеру, как кинематографист пожалел о наступлении темноты (в вечернем освещении от «Хаяши» толку было мало), хотя та значительно повышала шансы на успех в случае неожиданного бегства.

Когда солнце окончательно скрылось и Каррим, самая близкая и яркая изо всех трех лун, бледно засветился над горизонтом на востоке, чин вернулся и объявил:

— Следуйте за мною!

Матросы взгромоздили свою ношу на плечи и вслед за Дирком и Заккомиром перешли по мосткам на соседнюю галеру. Там чин провел их вперед, к большой рубке между передней мачтой и форштевнем. Караульный распахнул дверь и посторонился.

Бросив на караульного взгляд, Барнвельт неожиданно вздрогнул: перед ним стоял Игорь Штайн.

Хоть полуосознанно он и ждал некой встречи со Штайном, при виде босса на Барнвельта чуть не напал столбняк. Он приостановился, по-дурацки вытаращив глаза и ожидая какого-то знака или слова в подтверждение, что его узнали, пока остальные толпились у него за спиной.

Действительно ли Штайн присоединился к пиратам, а если так: не донесет ли на Дирка? Или то был просто способ проникнуть на Сунгар с какими-то профессиональными целями? Или Барнвельт попросту обознался?

Нет, это была определенно та самая, в сеточке морщин физиономия — кирпичная краснота ее явственно бросалась в глаза даже в полумраке, те самые пронзительно-голубые глаза, те коротко подстриженные усики цвета тронутой ржавчиной стальной мочалки. Штайн даже не пытался маскироваться под кришнянина, налепив на лоб накладные антенны, хотя и был в кришнянском наряде.