Бай Айран - Кодекс молчания

Перед нами стояло множество задач, и с решения которой из них нужно было начать, никто не понимал. Оставалось полагаться на безупречное дипломатическое чутье Хелла, рассудительность и взвешенность действий Силенса и, к сожалению, на мою импульсивность и страсть. Похоже, имя, которым меня нарек король Энтраст, давало о себе знать, всяческим способом пытаясь проявлять свою стать и значимость. С другой стороны это являлось не упущением, а моей действительной характеристикой, так что я не могла сложить всю ответственность на престарелого монарха. К тому же Энтраст хотел только подчеркнуть мои способности, хотя сам не принимал близко к сердцу то, что говорил. Пугало то, как мужчина был обращен к любви к своему сыну Ялдону, что стал Жертвенным. Судьба все равно не позволила бастарду стать полноправным королем. И сейчас с ней приходилось считаться.

Забавная теория могла оказаться сущей правдой. Что если это вновь деяния судьбы? Волхвы советовали Энтрасту и Силенсу отказаться от меня, теперь же на Дейстроу нападает дочь Первого Волхва. Не проведение ли это? Я знала, что идти с такими идеями к Ленсу или Хеллу просто бесполезно – они в голос меня засмеют. Нет, это не говорило об их неуважении ко мне, лишь о том, что они слишком ценят меня, дабы посметь сделать королеву Эверин причиной всех бед. Наверное, так считали многие из тех, кто противился воле Силенса, и может мне не стоило ехать в Йелоусанд для урегулирования конфликта, и идея этого слишком абсурда и смешна. Но уверения бастарда сделали Ленса непоколебимыми, так что король отказался покидать замок, занятый другими не менее важными делами. Мы будто проживали день ото дня в ожидании нападении Монтэи. Но девушка все медлила, и совершенно непонятно, было ли это положительным исходом событий, или нет. В этом легко запутаться. Что я с успехом и делала в последние два месяца, пока котел недовольства нагревался на пламени неверии.

Мы даже не поверили тому, что герцог так медлил со своими выступлениями в Йелоусанде. Но может быть и для них действовал негласный траур по Бииблэку, судьба которого стала неизвестной для всех. От нашего врага не было ни одной вести, даже стычки на границах прекратились. По-видимому, Монтэя готовила что-то грандиозное. Такое, что даже напугало Всадников Ветра. Конечно, я так не считала, но уязвленный столь огромной потерей Хелл беспрестанно язвил на эту тему. Не знаю, что его больше задевало – само отсутствие драконов в нашей армии или их безмолвное бегство. Ведь советник уже привык получать отчет о каждом событии, что происходило в пределах владений замка Дейст. Паук обожал дергать за нити своей паутины, казалось, он и жизни не мыслит без этого занимательного занятия. Даже бастарду приходилось мириться с тем, что мои друзья из деревни Динео исчезли так же неожиданно и непредсказуемо, как и появились. С этим фактом приходилось считаться, хотя, по сути, выбор наш был невелик. Его просто не существовало, иными словами.

Тем не менее меня задевало это исчезновение Роупа. От своего лучшего друга я не ожидала такого незаметного и колкого предательства. Нет, это слово не совсем подходит. Ведь я волновалась за него, хоть и была рада, что он вновь обрел семью и дракона. Все же такая резкая смена полярности наших отношений меня настораживала. Было немного неприятно лишиться Роупа как раз в тот момент, когда я в нем больше всего нуждалась. Плен, освобождение из лап Банджа, погружение в небытие. Он даже не явился, чтобы узнать, каково мое положение. Об этом рассказал мне Хелл, и это дико задевало. Роуп бросил меня, по-другому и не скажешь. Но поведать ему обо всех трудностях, которые вдруг на меня навалились, я не могла. Он был счастлив. И портить это его счастье мне не хотелось.

Сколько накопилось вопросы, на которые я не знала ответов. И, наверное, впервые в жизни я ощутила себя маленькой семнадцатилетней девушкой, испытавшей за свои годы почти все чувства, какие только может отыскать в своем существовании человек. Я сделала даже больше, убив своего же отца. И я не могла разобраться во всем этом, что по-настоящему меня пугало. Все становилось таким сложным с высоты прошедших дней, и чем дальше я удалялась от совершенных поступков, тем больше теряла саму себя в них. Странное бремя легло на мои плечи, такого не было раньше, но теперь с этим ощущением приходилось считаться.

Раскат грома заставил вздрогнуть, оставшиеся дети дико завизжали и, стремглав, скрылись в косых переулках портового города. Я с удовольствием вот так же убежала бы в эти закоулки, но не могла этого сделать. И если начать перечислять причины, то на это уйдет вся моя оставшаяся жизнь.

На мой нос плюхнулась первая капля еще не разошедшегося в своей силе дождя. Вода была ледяной, и я поспешила натянуть капюшон, пряча обрезанные во время болезни до плеч волосы. Хелл заявил, что они начали отмирать, поэтому ему пришлось поработать ножницами, хотя я подозревала, что бастарду было просто утомительно ухаживать за ними. Тем более в плену они превратились в некое подобие спутанных водорослей и гнилой соломы, даже не знаю, как служанка разобралась с прической, когда в моем теле была Подделка. Может, это даже ее заслуга, я не вдавалась в подробности. Да и не сумела бы этого сделать, даже если бы захотела. Разговор с Хеллом то и дело откладывался на лучшие времена, так что советник до сих пор жил в неведении того, что провел ночь не со своей королевой, а со своим потенциальным врагом. В объяснения я пока что не вдавалась, но осознавала тот факт, что тянуть дальше просто нельзя. К тому же и опасно. Конфликт между бастардом и королем все разгорался. Видимо, оба через нашу странную тройную связь ощущали то, что чувствуют ко мне в отдельности. И это пугало. Видимо, они считали друг друга конкурентами, хотя этого явления в принципе быть не могло. Силенс мой муж, и, пожалуй, этим все сказано.

Дождь усиливался, и я начала промокать, нервно ежась под шерстяным плащом. Возвращаться в замок предстояло пешком потому, что Хеллу вдруг взбрело в голову прогуляться на свежем и морозном осеннем воздухе. Что ж, моя простуда яро напомнит ему о том, какой он глупец. Я неспешно шла по причалу к рынку, где сумела сбежать из-под зоркого взгляда моего негласного надзирателя, заприметив вдалеке неясную из-за стены дождя темную фигуру. По мере приближения размытая черная клякса превращалась в слегка разозленного бастарда. Он был недоволен и моим бегством, и тем, что позволил мне сбежать, не уследил. Но под открытым небом читать нотации Хелл мне не стал, только сверкнул своими малахитовыми глазами с яростью дикого зверя и, потянув за рукав моего плаща, потащил меня в сторону замка, будто я могла забыть туда дорогу.