Майкл Муркок - Город Зверя. Хроника Кейна

Наконец, с чувством несказанного облегчения, мы миновали цветущий луг и Зыбучие пески. Мы пролетали над песками ночью, поэтому в тусклом свете «лун» я их плохо разглядел, но и того, что видел, было достаточно, чтобы понять, что Гул Хаджи не преувеличивал: грязь внизу шевелилась, как живая, из нее раздавались безумные вопли, иногда похожие на слова, но я не мог разобрать, что они обозначали, да, по правде сказать, не очень-то и старался.

К утру мы оказались в чудесном краю со множеством озер, пестревших зелеными точками островов; иногда на сверкающей водной поверхности попадались лодки.

Мне приятно было видеть эту мирную картину после ужасов предыдущих дня и ночи, и Гул Хаджи разделял мои чувства. Пока мы летели над лугом и песками, он был очень встревожен, хотя изо всех сил скрывал это. Я спросил его, где нам лучше приземлиться, так как рано или поздно двигатель все равно должен был отказать. Мой друг ответил, что это можно было сделать на любом острове, потому что их населяли просвещенные, умные люди, которые всегда были рады гостям. Гул Хаджи знал названия всех островов, над которыми мы пролетали. Несколько в стороне от остальных был остров, покрытый обильной растительностью.

— Этот остров называется Драллабом, — объяснил Гул Хаджи. — Его жители мало общаются с соседями, и хотя, казалось бы, они почти не принимают участия в жизни других народов, драллабцы оказывают на их культуру чрезвычайное воздействие, и мне даже не хотелось уезжать, так тепло они меня приняли.

Вдали появился еще один остров. Это было очень своеобразное место. На крохотном участке земли я разглядел и гору, и небольшой лес, и даже пустыню, то был К’кокрум, остров, который, как сказал Гул Хаджи, лишь недавно поднялся из воды и все еще был мало населен. Жители острова были людьми своеобразными — как и сам остров. Временами они принимали чужестранцев очень враждебно, а временами — вполне дружелюбно.

Мы все же решили там не приземляться, а лететь дальше. Гул Хаджи продолжал с теплым чувством называть острова, остававшиеся позади — С'сильда, с высокими стройными деревьями и уютными темными опушками, и Носирра, первозданная природа которого, по словам Гула Хаджи, таила несметные богатства.

Продолжая прислушиваться к мотору, я не пропускал все же ни одной детали из рассказа Гула Хаджи, так как это был рассказ о мире, который я знал мало, а чем больше узнал бы о нем, тем лучше был бы подготовлен к встрече с ним.

Наконец мы оставили позади озера и острова. Мы решили — если случится так, что двигатели невозможно будет починить, то в этом случае лучше было бы находиться не на острове посреди озера, а на «большой земле». Впереди мы увидели башни города, который назывался, по словам Гула Хаджи, Сенд-Амридом. Его жители славились как искусные ремесленники, знакомые со многими техническими достижениями, которые были известны на Марсе. Они могли бы оказаться более полезными для нас, хотя надо признать, жители островов, наверное, были бы дружелюбнее.

Я потянул рычаг, и мы стали снижаться.

Позднее я пожалел, что мы не сели на один из островов. Гул Хаджи обнаружил, что Сенд-Амрид очень изменился с тех пор, как он, будучи изгоем, обрел здесь на время приют.

Наступил вечер, мгла окутала высокие темные башни Сенд-Амрида, и мы плыли над ними, испытывая огромное облегчение.

Место это было тихое, плохо освещенное — я объяснил это тем, что жители Сенд-Амрида были, как сказал мой друг, людьми трудолюбивыми и, вероятно, рано ложились спать, избегая ночных развлечений.

Мы приземлились на окраине города. Я выбросил «якорь», который глубоко вошел в землю. Спустился вниз по веревочной лестнице и привязал воздушный шар к растущим неподалеку деревьям.

Все время, пока мы шли в Сенд-Амрид, рука Гула Хаджи инстинктивно сжимала рукоятку меча. Я хорошо знал его, и это показалось мне странным.

— Что-то не так? — спросил я.

— Не знаю, Майкл Кейн, — ответил он тихо.

— Ты же сказал, что в Сенд-Амриде нам ничто не угрожает?

— Да, я так думал. Но что-то мне не по себе. Это трудно объяснить.

Его настроение передалось мне, и я тоже забеспокоился.

Гул Хаджи пожал плечами.

— Я смертельно устал. Наверное, в этом все дело.

Я принял это объяснение, и когда мы подходили к воротам города, тревога наша немного улеглась.

Ворота были открыты, стражи не было. Если люди были настолько приветливы, значит, нам будет легко найти у них помощь.

Однако Гул Хаджи пробормотал, что все это было очень странно.

— Не такой уж они беспечный народ, — сказал он.

Мы ступили на тихие улицы. Высокие темные дома были безжизненны, как декорации, построенные для роскошного представления, но спектакль окончился, и сцена опустела.

Гул Хаджи шел к центру города, я — за ним, и по пустынным улицам разносилось эхо наших шагов.

Когда кроме этого эха послышались еще какие-то звуки, я остановился и положил руку на плечо Гула Хаджи.

Мы прислушались.

Шаги. Тихие шаги, как будто кто-то шел в комнатных шлепанцах или сапогах из мягкой кожи.

Шаги приближались. Снова рука Гула Хаджи инстинктивно потянулась к мечу.

Из-за угла появилась фигура, закутанная в темный плащ, на голову был накинут капюшон. В одной руке человек держал букет цветов, в другой — большой плоский ящик.

— Приветствуем тебя, — обратился я к нему, как это было принято на Марсе. — Мы чужестранцы и ищем помощи в твоем городе.

— Кому и чем Сенд-Амрид еще может помочь? — пробормотал человек в плаще. Судя по его тону, ответ был ему не нужен.

— Мы знаем, что здесь живут люди мастеровые, хорошо разбирающиеся в технике, умеющие обращаться с машинами. И мы думали... — Гул Хаджи осекся, когда услышал странный смех незнакомца.

— Машины! Не говори мне о машинах!

— Это почему?

— Тебе не нужно этого знать. Не задерживайся здесь, чужестранец. Вы оба — уезжайте из Сенд-Амрида, пока еще можете!

— Почему нельзя говорить о машинах? Это что, табу? Здесь ненавидят машины? — Я знал, что в некоторых странах на Земле машин боялись. Простые люди считали их бездушными, поэтому не хотели иметь с ними дела. Некоторые философы опасались, что чрезмерная автоматизация сделает человека ненужным. Как ученый на Земле я сам часто сталкивался с подобными вещами. Часто на вечеринках, когда речь заходила о моих работах в области ядерной физики, меня обвиняли во всевозможных злодействах. Я подумал, что жители Сенд-Амрида, вероятно, возвели этот страх в закон и запретили машины, которых они боялись и ненавидели. Я спросил об этом незнакомца, но он только рассмеялся в ответ.

— Нет, — сказал он. — Люди не могут ненавидеть машины, иначе им пришлось бы ненавидеть друг друга.