Вадим Арчер - Алтари Келады

— Чтобы мне было легче, я должна держать его за руку, — кивнула она на Вальборна. — Пусть он вспоминает Госсара, мысленно представляет его внешность.

Суарен согласно кивнул. Кера села у шара, Вальборн встал рядом и протянул ей руку. Он с невольным изумлением взглянул на руку Керы, стиснувшую его пальцы. Крепость пожатия показалась ему неожиданной для такой юной, стройной девушки. Кера еще раз скользнула взглядом по Вальборну, затем поднесла вторую руку к шару, как будто закрывая его от солнца, и начала вглядываться в бесконечную, темно-прозрачную глубину. Ее глаза прищурились, затем раскрылись, кровь прилила к лицу, придавая смуглой коже густо-розовый оттенок.

— Вижу, — сказала она. — Он человек властный, в годах, черные с сединой волосы… густые брови, постоянно нахмурены… одет в черное…

Суарен вопросительно взглянул на Вальборна. Тот утвердительно кивнул. Девушка продолжала:

— …с ним другой — маленький, старый… противный. Одет в черное с золотом… этот улыбается ему, но внутри — ненавидит.

Вальборн узнал Берсерена. В словах Керы не было ничего нового — Берсерена не любил никто.

— Что это?! — в голосе девушки прозвучало удивление. — Он — не маг, но держит при себе магию… особенную какую-то… на груди, белое, с резьбой… Белый диск.

Вальборн вздрогнул. Суарен встал и подошел к столу. Кера, будто очнувшись, оторвалась от шара.

— Ты видела диск? — спросил Суарен. — На Госсаре?

Кера кивнула.

— Что это, магистр? — спросила она. — Это какая-то новая магия?

— Вроде того. Спасибо, Кера, можешь идти.

Девушка медлила, надеясь что-то услышать, но все молчали, ожидая ее ухода. Когда она вышла, Суарен взглянул на Вальборна.

— Вы поняли, что это значит?

— Госсар — предатель. Он служит Каморре.

— Я понял это из вашего рассказа, — подтвердил Суарен. — Это видно и без магии, из его поступков. Поэтому я поверил Кере. Она не всегда бывает правдивой.

— Теперь мне все стало ясно, — проговорил Вальборн. — Нужно предупредить дядюшку, иначе городу грозит беда.

— Здесь мы опоздали. — Суарен задумался. — Бессмысленно посылать гонца на гибель — Берсерен не поверит нам. Но мы можем послать предупреждение Норрену, хотя вряд ли опередим события.

— Да, — обрадовался Вальборн. — И сообщим ему, что здесь войско в триста человек, чтобы он мог планировать действия. Пишите письмо, я снаряжу гонца.

— Я хотел бы послать человека, в котором уверен, — остановил его Суарен.

Он повернулся к молодому человеку, остававшемуся в комнате.

— Риссарн!

— Да, учитель.

— Поедешь в Босхан, отыщешь Норрена и передашь ему мое письмо. Вопросы есть?

— Я все понял.

— Собирайся в дорогу, потом приходи сюда.

— Но как я поеду, учитель? У меня нет коня.

— Я дам коня, — вмешался в разговор Вальборн. — У меня есть два подходящих.

Риссарн и Вальборн ушли, а магистр сел писать письмо. Закончив, он запечатал лист перстнем с головой феникса и вышел из дома. Там подошедший Вальборн вручал молодому человеку поводья одного из коней, приведенных Ромбаром. Взяв письмо, Риссарн махнул обоим на прощание и поскакал на юг.

Пошла вторая неделя с тех пор, как Шемма поселился у Пантура. Табунщик понемногу привыкал к подземной жизни. В первый же день Пантур сменил прежнюю одежду Шеммы на обычную одежду монтарвов — балахон до коленей, просторные штаны и плетеные сандалии с деревянной подошвой. По голубовато-серому свечению полученной одежды Шемма понял, что его здесь держат не за важную персону. Теперь табунщика вполне можно было принять за монтарва, высокого и худого, как Пантур, хотя вблизи становилось заметным различие его белокурой кудрявой головы и серых, пушистых, как одуванчики, голов монтарвов.

Поначалу все монтарвы казались Шемме на одно лицо, но вскоре он пригляделся и стал различать мужчин и женщин, стариков и молодых, даже красивых и некрасивых. Общей для местных жителей была спокойная, неторопливая манера держаться и говорить. Дверные занавески не были преградой для звуков, но табунщику ни разу не довелось услышать ни криков, ни шума ссоры, ни громкой речи. Видимо, длительная жизнь в ограниченном пространстве наложила отпечаток на поведение подземных жителей.

Особенно Шемму удивляло необыкновенно точное чувство времени, присущее обитателям подземного города. Когда наступало предзакатное время, называемое здесь утром, весь город поднимался, как по неслышному сигналу, и принимался за ежедневные дела. Другой чертой, не столько удивившей, сколько восхитившей Шемму, было беспримерное трудолюбие монтарвов. Каждый знал и помнил свое дело, и каждый принимался за это дело без понукания, выполняя его так же естественно и неторопливо, как двигался и дышал.

Огромное внимание монтарвы уделяли поддержанию чистоты в городе. Каждое утро начиналось с протирания как жилых помещений, так и коридоров. В городские туннели выходили группы от каждой общины, чистили их до блеска и ухаживали за светящимися растениями и мхами. Когда Шемма спросил об этом Пантура, тот ответил, что каменная пыль вызывает массовые болезни.

— Пока мы не понимали этого, в Луре постоянно возникали эпидемии грудной гнили, — пояснил он. — Мы усовершенствовали вентиляцию и следим за чистотой, поэтому в настоящее время болезни редки.

Действительно, воздух Лура был чистым и сухим, здесь легко дышалось, несмотря на то, что город располагался глубоко под землей. Монтарвы выдалбливали свои жилища в массивах из цельного гранита, куда более безопасных, чем крошащиеся, потрескавшиеся участки горных пород. Население города увеличивалось медленно, и так же медленно, изо дня в день, местные каменотесы долбили в граните новые комнаты и коридоры. Застройки проводились по плану, созданному учеными Первой общины, отклонение от которого не допускалось, потому что малейшая неточность могла привести к обвалу или затоплению части города.

Несмотря на то, что зрение монтарвов не выносило открытого огня, они использовали огонь для хозяйственных и ремесленных нужд. В каждой общине имелась печь, называемая очагом. Печь горела круглые сутки, потому что разжигание огня было трудным, доступным далеко не каждому искусством. У очага располагались комнаты для мытья и стирки, а также кухня, где готовилась еда для всей общины. Трижды в день жители общины, повинуясь неслышному сигналу времени, приходили на кухню, где в больших котлах стояла горячая пища.

Кухня монтарвов оказалась просторным помещением с широкой плитой, где стояли вместительные котлы, со столами для разделки продуктов и полками для посуды. Вдоль боковой стены проходил желоб с проточной водой, струйкой падавшей в него из отверстия в стене и уходившей в отверстие на противоположном конце. Плита была каменной с чугунным верхом, без единой щели, в которую мог бы просочиться отблеск огня. У ее стенок грелись несколько обычных здесь черных и темно-серых кошек.