Марина Ли - Школа Добра

Оказалось, ничего интересного. Надувшийся Григорий сидел под стеклянным колпаком и, скрестив миниатюрные ручки на маленькой кабачковой груди, отказывался даже смотреть в мою сторону.

– А с хвостатым мы договорились, – Алекс интимно ко мне прижался, забрался ладонью под халат и ласково мой животик погладил. – Точно не хочешь со мной в душ?

Пискнула что-то невнятное и удрала в спальню от этого коварного соблазнителя... мамочки! Он же сейчас из душа выйдет и... и... ой-ой-ой!

Задумчиво посмотрела на томящееся в ведерке шампанское. Клюкнуть что ли, исключительно для смелости и нервного успокоения?.. И даже рукой к запотевшей бутылке потянулась, но передумала в последний момент. Не стану же я, на самом деле, напиваться в одиночестве.

– В конце концов, дверь же никто не запер, насильно меня тут не удерживают, удрать я всегда успею, – мысленно успокоила себя я и мысленно же добавила. – Если захочу.

И сердце заполошно дернулось и с какой-то сладкой болью заколотилось почему-то не на своем привычном месте, а прямо в животе.

Алекс появился в критический момент, когда я уже придумала оправдательную причину для побега, но еще не успела уговорить свои ноги двигаться. Он понимающе заломил бровь и неспешно двинулся в мою сторону, а предательское сердце из живота прыгнуло прямо в горло и там суматошно затрепыхалось. Уперся руками в подлокотники моего кресла, наклонился и мятно выдохнул в лицо:

– Трусишь, трусишка?..

– Тебя жду, – хрипло соврала я, стараясь не смотреть на каплю, стекающую с темных волос по смуглой шее.

И на руки крепкие тоже. И в глаза, сияющие, как солнечное море – ни в коем случае. И на губы...

Он меня поцеловал. Не настойчиво, не требовательно, не обещающе даже, а как-то по-домашнему. Не знаю. Но я вдруг поняла, что ЭТО обязательно будет сегодня, но мне отчего-то совсем-совсем не страшно. Ох, развратница я, развратница... А все дурное влияние русалок, не иначе. Дунька будет счастлива. Вздохнула разочарованно, когда Алекс отпустил мои губы и безнадежно спросил:

– Хочешь есть?

– Очень! – немедленно согласилась и, кажется, на самом деле есть захотела.

– Я так и подумал, – протянул понимающе и за руку меня из кресла выдернул. Устроился на моем месте и меня на своих коленях устроил, демонстративно не замечая моего смущения.

Есть самостоятельно мне не позволили. Оказывается, ужасно приятно, когда тебе заботливо выбирают самые сочные и вкусные кусочки, накалывают их на вилку и подносят ко рту. И бокал с шампанским у нас был один на двоих. Как выяснилось, Алекс не собирался меня спаивать, у него был другой план, не скажу, что менее коварный. Он действовал исподтишка.

Глоток пьянящего шампанского, а следом за ним поцелуй, не менее пьянящий, но более сладкий. Кусочек пирога – и снова поцелуй в придачу. Смущение? Нет, не слышали. Стыд? О чем вы? Да чтоб мне провалиться, через десять минут такого обеда я сама его целовала после каждого своего глотка. И пусть меня разорвет дракон, если это не был самый вкусный обед в моей жизни.

В какой-то момент Алекс сипло выдохнул, прервав поцелуй:

– Еще пирога?

– Не хочу.

Пирога не хочу. И мяса тоже. И фрукты пусть катятся к черту вместе с шампанским. Хочу и дальше целоваться. Очень.

– Отлично, – немедленно поднялся из кресла и, не выпуская меня из рук, к кровати шагнул. – Тогда мы, может, немножко поменяем дислокацию? – интонация вопросительная, но он не спрашивал, он самовольно все решил за меня.

Ой-ой-ой! Как-то мне опять боязно стало. Дернулась, когда бретельки сорочки, клянусь, сами по себе поползли вниз по моим плечам. Сорочки? Когда, спрашивается, я успела халат потерять?..

– Алекс! – перехватываю его руки, которые самым бесстыдным образом ускоряют движение бретелек.

– Пожалуйста! – взгляд умоляющий и совсем-совсем черный гипнотизирует меня. – Пожалуйста!

Порывисто проводит горячими ладонями по моей спине и падает навзничь, увлекая меня за собой.

– Юлка... – и целует опять, яростно, головокружительно.

Не знаю, когда я стыд потеряла, вместе с халатом или чуть-чуть раньше, но на поцелуи я отвечала не менее страстно, с удивлением и восторгом прислушиваясь к тяжелому дыханию и хриплым стонам. В какой-то момент ткань сорочки начала раздражать ставшую слишком чувствительной кожу.

– Снимем это... – немедленно прочитал мои мысли Алекс, и я согласно усаживаюсь на него верхом и поднимаю руки вверх, нетерпеливо помогая избавить себя от одежды.

Боги, что я творю?!

Остро. Вот как ощущаешь деликатные прикосновения мужских пальцев к коже под грудью. Нежно. И еще умопомрачительно. Потому что он смотрит на меня снизу вверх пылающим взглядом и, едва касаясь, чертит невидимые узоры. Неспешно спускается от ямочки на шее по ложбинке между грудей, вздымающихся неприлично быстро и часто, ниже, до пупка и... дальше. Не отрывая совершенно черных глаз от моего лица. Не выдерживаю этого молчаливого противостояния первая, зажмуриваюсь, откинув голову назад, и невольно вскрикиваю, когда Алекс как-то уж чересчур умело поменялся со мной местами, осторожно устроив меня на подушке. В голову закралась какая-то неприятная мысль о его натренированной ловкости, но тут же улетела, уступив место восторгу.

Горячо. Вот как ощущаешь прикосновение мужских губ. Одновременно хочется, чтобы он прекратил и не останавливался ни на секунду. Останавливался? О, нет! Он и не думает об этом. Ускориться, возможно, или, наоборот, замедлиться, чтобы втянуть в рот немного кожи, вызывая мой судорожный всхлип. Царапнуть зубами вершину груди, напрочь лишая дыхания и вынося мозг.

– Девочка моя! – дрожащий полустон и отрезвляющее движение руки по бедру. Слишком откровенно, слишком близко, слишком...

– Ш-ш-ш... не бойся... – в его голосе наслаждение причудливым образом переплелось со страданием. – Я ничего не делаю.

Безумно. Вот как ощущаешь себя, когда мужчина ничего не делает, но делает при этом все, и, преодолевая последнее сопротивление, шепчет страстно:

– Ножку вот так... да-а, моя нежная.

Он везде, вокруг меня, надо мной, его рот целует, жгуче и нежно, его пальцы поглаживают, уговаривают, надавливают и проникают. Непонятно, чей стон звучит громче, когда мои бедра приподнимаются, встречая его руку.

Взрывоопасно. Вот как ощущаешь себя, когда к движению пальцев присоединяются губы и язык. Определенно, взрывоопасно. Такие поцелуи нужно запретить законодательством, потому что от них загорается воздух и сжигает все на километры вокруг. И тебя тоже, потому что ты находишься в самом эпицентре взрыва.

– Сейчас... – он сообщает, он спрашивает, он умоляет... он мой, целиком мой, навсегда.

– Да... – целую этот безумный рот, не замечая отдаленного стука и чьего-то требовательного голоса. – Да...