Марина Ли - Школа Добра

Шум я услышала еще на лестнице, где-то между вторым и третьим этажом. И в груди что-то дрогнуло, но я решительно отмела плохое предчувствие. В конце концов, не обязательно же шумели в нашей комнате! Мы же с Могилой не одни в общежитии живем!

К четвертому этажу звуки стали ярче и сильнее, я засомневалась, идти ли дальше. Может, сразу вернуться в общий холл? А лучше на барбакан. Там тихо и нет никого. В конце концов, решив, что сбежать я всегда успею, я завернула на свой этаж и сразу же в очередной раз убедилась: интуиции надо верить всегда. Не с моим везением полагаться на случай. Потому что, во-первых, шумели все-таки у нас. А во-вторых, двери были нараспашку, и на пороге комнаты возлегал развеселый Динь-Дон, и пройти мимо него не замеченной было совершенно невозможно.

– Ага! – прокричал джинн по-пьяному радостно, заметив мою помятую фигуру. – Вот и она!

– Слушай, когда ты успел так набраться? – поразилась я. – Десять утра!

– А мы с ночи празднуем, – поделился синекожий, поднимаясь на ноги. – Такое событие!

Приятно, конечно, что мой день рождения студенты Школы Добра считают "таким событием", но хотелось бы, наверное, чтобы празднование проходило в присутствии именинницы.

– Без меня? – спросила хмуро.

Что он вообще делает в нашем крыле? И я уже не говорю о своей комнате...

– Без тебя, – согласился Динь-Дон и рукой махнул, приглашая меня войти в мою собственную комнату. – Ты, конечно, звезда, никто не спорит. Но и мы не лыком шиты!

– А?

– Или ты считаешь, что нашей заслуги во всем этом нет? – он подозрительно сощурился, глядя на мое недоумение. – Думаешь, мы только примазались к тебе?

Проклятье, о чем он говорит? Удобно ли будет уточнить? Как может отреагировать пьяный джинн на неадекватный вопрос?

– Не думаю, – ответила осторожно, но Динь-Дона ответ полностью устроил, он осклабился совершенно пьяно и возвестил громогласно:

– Тогда надо немедленно выпить. За победу.

Зараза! Я от стыда и расстройства даже зажмурилась. Неприятно-то как! Я подумала, что они мои шестнадцать отмечают, а они поражение Годрика Воинственного празднуют...

– Ну, и за тебя, конечно, – хохотнул синекожий за границей моего зрения. – Тебе сколько вообще стукнуло? Пить-то тебе можно?

И захохотал громогласно. Еще раз зараза!

– Юла, ну, правда, – приобнял меня за плечи, подталкивая в комнату, где я заметила тонкую фигурку Зарянки, почему-то сидящую на коленях у Тищенко. – Не думала же ты, что получится отвертеться от нашего поздравления?

– Не думала...

Я, если честно, вообще ни о чем таком не думала. Но не признаваться же ему в этом. Под прицельным огнем любопытных глаз спрятала шкатулку ректора в тумбочку, где уже томилась Александровская бонбоньерка.

Молниеносная оценка ситуации подсказала: в комнате из трезвых людей только я. Ну, еще Аврору, наверное, можно считать условно трезвой, потому что за час моего отсутствия она никак не могла напиться до состояния аут. Или могла?

В момент моих размышлений Могила горестно всплеснула руками и воскликнула:

– Ох, мамочки! Мы, кажется, Григория забыли?

Кто мы? Где забыли? И кто такой Григорий?

– Не забыли! – отмахнулся от ее паники Веник. – Гир... Геор.. Гирго... Черт, кто вообще ему такое имя дурацкое дал?

Староста окинул присутствующих мрачным взглядом, и я поняла, что Динь-Дон ночью праздновал не один.

– Ты и дал, – проворчал Тищенко. – Когда кричал о том, что пить втроем пошло.

– Ага, – поддакнул Динь-Дон. – Втроем пошло, а в компании с говорящим соленым огурцом – капец как круто. Странный вы народ, предметники.

– Да сколько можно! – возмутился писклявый голос. – Я уже сто раз говорил, что я не огурец! Я ка-ба-чок!

Я повернулась на голос и увидела его. Огурца? Кабачка? В общем, Григория. И мне стало немного дурно.

Короткая История появления Григория, рассказанная сторонним наблюдателем

Барбакан оставляли с песнями. Ну, а как не петь-то? Потому что эмоции хлестали через край, а душа хотела праздника. И даже шиканье капитана и его требования вести себя прилично не смогли испортить настроения. А потом Тищенко сказал:

– Если что, у меня есть настойка...

– Экспериментальная? – подозрительно сощурился Динь-Дон.

– Обыкновенная, – проворчал Амадеус примирительным тоном, – Вишневая. Бабушкина.

Зарянка взвизгнула, взмыла ввысь и, совершив элегантное сальто, приземлилась прямо возле обладателя гениальных рук и бабушкиной настойки и призналась:

– Обожаю Вишню... – и влажный поцелуй на одаренной щеке запечатлела. А потом снова взмыла в воздух и оттуда прокричала:

– Мальчики, я переоденусь – и к вам. Без меня все не выпейте только!

– Что это было? – выдохнул Амадеус и заботливо потрогал прыщи, которые совершенно точно еще утром были на месте.

Динь-Дон хохотнул и хлопнул химика по плечу, Вениамин многозначительно поиграл бровями.

– Шуточки у вас... – проворчал химик, не зная, как реагировать на намеки друзей.

В комнате староста химиков жил один.

– Хорошо устроился, – прокомментировал синекожий, раскладывая на столе закуску.

Амадеус проворчал что-то неопределенное и полез под кровать.

– Я сейчас... где-то у меня тут... нет, это не оно... это слабительное...

– Эй, ты осторожнее там! – возмутился Веник и поерзал на стуле: как-то не доверял он химикам вообще и этому, в частности.

– Да нормально все! – Тищенко выполз из-под кровати и вытащил на свет огромную немножко пыльную бутыль насыщенного вишневого цвета.

Разлили по стаканам. Вениамин посмотрел на все это с высоты своего небогатого опыта и произнес, брезгливо сморщив нос:

– Нет, ну слушайте, мы как герои анекдотов. На троих соображаем. Не солидно как-то. Пошло.

– А ты что предлагаешь? Зарянку ждать? – возмутился джинн. – Да она может до утра переодеваться, что я, баб не знаю?!

– Она не баба, – вяло возмутился Тищенко.

– Ладно!

Динь-Дон схватил свежий цукини, который зачем-то притащил вместе с остальной закуской, видимо, в темноте перепутав его с огурцом, оглянулся по сторонам, выхватил из стоящей на столе карандашницы две кисточки и воткнул их в овощ со словами:

– Это у нас ручки, – еще два карандаша. – Это ножки. Теперь рисуем рожицу...

И наконец:

– Такой собутыльник тебя устраивает? – усадил в центре праздничного стола смешного уродца.

Веник хохотнул и потянулся за стаканом. Выпили.

– Он на меня осуждающе смотрит, – закусывая яблоком, вдруг сообщил Тищенко. – Неловко как-то... Мы ему даже не налили...

– Действительно, нехорошо получилось, – согласился Веник и, не обращая внимания на ужасные глаза Динь-Дона, налил кабачку вишневой настойки в подставленную Амадеусом колбу.

Выпили.

– После второй не закусывают! – объявил джинн и потянулся за настойкой, но замер, глядя на кабачка.