Марина Ли - Школа Добра

– А ты-то откуда знаешь, какая у Веника вода?!

Стоп. О чем мы вообще разговариваем?

– Значит, так. То, что рассказал Фростик, не совпадает с тем, что видела я. Вот и пытаюсь разобраться, как же так! Потому что Сандро и... и дерево это мне не приснилось! Вот, смотри!

Я наклонилась к самому Александровскому носу.

– Куда смотреть? – осторожно спросил он.

– В смысле, нюхай! Чем пахнет?.. Чувствуешь? Значит, не приснилось же, раз запах остался!

Виног отвел в сторону глаза. Губы его задрожали, предприняв бессмысленную попытку сдержать улыбку.

– Юла, ты где спала? – неожиданно спросил он, а я покраснела мгновенно и яростно. – Правильно, – кивнул Александр и бровь изогнул красиво. – А в моей кровати пахнет моей туалетной водой... И ты теперь ею тоже пахнешь, – и воздух еще раз в себя втянул. – Немножко... Так что и запах, и Сандро, и ... дерево это... все тебе приснилось.

И вот тут настал он, момент осознания ситуации. А еще я себе вдруг ярко представила, как картина со стороны выглядит: сидим мы с Александром вдвоем в его спальне и друг друга нюхаем... Вскакиваю на ноги и, без объяснений, бегом отсюда! Кошмарная комната! Заколдованная прямо! Все еще хуже, чем в прошлый раз! Капец мне! Мама убьет, если узнает!

В дверях уже вспоминаю, что либо я двигаюсь, как черепаха, либо сын бога все-таки сын бога... Потому что до двери мы дотронулись одновременно: я тяну на себя, а Александр рукой уперся.

– Чего ты вдруг испугалась? – спросил он у моего затылка.

Ой, мамочки!

– Я не испугалась, просто мне... э-э-э...

– Ну, да. Э. Конечно же.

Виног меня за талию приобнял, и у меня как-то сразу в груди сердце увеличилось, а легкие наоборот уменьшились очень.

– Юл? – позвал он тихонько, а у меня от его голоса мурашки табуном по позвоночнику побежали вниз, и под коленками защекотали, заразы такие... Я зажмурилась и затаилась. Все. Меня нет.

– Ю-ла... – отрывисто произнес Александр. И руку с талии убрал и на мурашиную тропу ее переместил плавно. – Я... я сказать хотел...

– Что? – ведь точно помню, умела раньше дышать.

– Многое... черт! – ткнулся носом мне в место, где шея с плечом соединяется, и предательские мурашки немедленно мигрировали на затылок. – Ты пахнешь...

Он там принюхивается опять, что ли? Ну, хватит! Нанюхались уже!

– Тобой я пахну! – рявкнула я, разозлившись. И Александр расстроенным голосом произнес:

– Извини!

И назад шагнул. И мурашки сразу же пропали, хотя дышалось по-прежнему с трудом.

– Я на самом деле хотел сказать, что тебе больше нечего бояться. Предатели пойманы и отчислены. Сандро с утра уже побывал в АДу с извинениями и поклялся ректору, что больше не будет пытаться тебя выкрасть...

Я оглянулась на него через плечо. Он пятерню в челку запустил и смотрел на меня непонятно.

– Спасибо, – буркнула я и легкий книксен сделала. – Пойду.

И провожаемая грустным бирюзовым взглядом, я сбежала к себе. К Аврорке, к Вепрю, к Григорию. Завтра первый день каникул. Все разъедутся по домам, а мне-то ехать некуда. Тоска.

Аврора засыпала меня вопросами и сочувственными восклицаниями, успевая в процессе рассказывать о событиях минувшей ночи. Григорий переживательно молчал на подоконнике, а Вепрь суетился вокруг и щекотал мои руки кончиком хвоста.

Вот она, моя компания на ближайшие десять дней: кабачок, жертва химического пьянства, и экспериментальный мыш. Я их, конечно, очень люблю, но это не те люди, с которыми мне хотелось бы провести каникулы, даже если при этом они и не совсем люди.

Могила паковала сумку и суетилась, а я сидела на кровати, поджав ноги.

– Юл, ну не грусти... – увещевала подруга. – На Сандро злишься?

– И на Сандро тоже, – согласилась я и вдруг разоткровенничалась:

– Меня из домашних никто с днем рождения не поздравил, хотя у меня с братьями очень хорошие отношения были всегда. Обидно, понимаешь? И в праздничную ночь – тишина. А теперь я тут вообще одна останусь... На десять дней. А ты говоришь, не грусти.

Аврора замерла над сумкой, держа в руках бутылочку с шампунем.

– Вот ты завтра поедешь домой и...

– Я не еду домой! – возмутилась она. – Мне предложили подработку.

И я об этом узнаю только сейчас. Еще один повод удариться в депрессию.

– Бабуля подсуетила десять дней в Шамаханской. Хочешь со мной?

В Шамаханской? Оригинальное стечение обстоятельств. С другой стороны, делать мне все равно нечего.

– Предлагают хорошие деньги, но мне немного боязно одной. Вдруг не справлюсь? – уговаривала Могила.

Как будто меня нужно уговаривать! Уже через час я отпрашивалась у ректора, потому что согласно моему статусу беженца покинуть территорию Школы без специального разрешения я могла только через изнанку. Интересно, как об этом узнал Сандро? Вельзевул Аззариэлевич уверял, что это закрытая информация.

Впрочем, в тот момент я об этом не думала, потому что голова была забита мыслями о предстоящей поездке и работе. Ну, мы с Авроркой прямо как взрослые!

Зимние каникулы. Выдержки из мемуаров завхоза Института имени Шамаханской царицы.

В первый день зимних каникул, который в тот год пришелся на послепраздничную субботу, в зеркальном холле главного корпуса Института имени Шамаханской царицы, ровно в три часа пополудни появились две девицы. Одетых бедно и до издевательства грустно. Блондинка в черном платье и сером жилете выглядела как горничная, а брюнетка из-за прозрачности кожи на фоне невзрачного одеяния походила на недокормленного эльфа.

Стоит ли говорить, что все наши кумушки бросились к бедняжкам с матриархальными воплями, с сокрушительными писками и в абсолютном стремлении накормить и обогреть. Особенно брюнетку, которую за глаза все называли бедным цыпленочком. Бабье, что с них взять. Лет через пять этот цыпленочек их всех пережует с костями и выплюнет, не заметив. Потому что у цыпленка были ноги длинные, грудь высокая, глаза большие и беспомощные, а на рот нормальный мужчина без внутреннего содрогания смотреть не мог, потому что цыпленочку, по виду, было лет пятнадцать, а вот желания он вызывал весьма неоднозначные.

Девицы приехали по приглашению декана кафедры Абсолютного преклонения, чтобы зарядить устаревшие артефакты, но мы-то знаем, с какой целью в Институт приглашают школьниц-первокурсниц... Поэтому вид цыпленочка немного испугал еще в первые минуты знакомства. Что ж, посмотрим, как оно пойдет.

Приезжих устроили в гостевой комнате. Хорошая комната: потолки высокие, окна светлые, мягкие кровати, пушистый ковер. Пусть сравнивают, сокрушаются, завидуют, возможно. Зависть – хорошее чувство. Блокирует работу мозга и играет на руку практиканткам.

Перед ужином Цыпленочек постучался в дверь.

– Евпсихий Гадович, – и даже не ухмыльнулась и не споткнулась ни разу, произнося сложное имя. – У нас с Авророй маленькая проблема возникла. А Липа Валентиновна велела к вам обращаться по всем вопросам.