Марина Ли - Школа Добра

Серые глаза вдруг ощутимо увеличились в размере и заблестели непролитыми слезами, подбородок задрожал, а нижняя губа… Удивительно! До чего же точно Волчок-старший изобразил очаровательную обиженную гримаску своей дочери! Пауль неожиданно широко улыбнулся.

Бледные щеки сначала стали еще бледнее, затем залились пунцовым румянцем, глаза в одну секунду высохли, а голос обрел твердость:

– Полагаешь, это смешно?

Три слова. Полярная ночь, холод, от которого стынут зубы, а воздух замерзает острыми льдинками в носу. Интересно, вот такие голосовые манипуляции – это у Волчков наследственное или приобретенное? И если приобретенное, то на ком маленькая девочка тренировалась? Молодой человек передернул плечами, отгоняя странные мысли, и примирительно поднял руки.

– Я понимаю. Конечно, это смешно, – Юла больше не говорила замороженным голосом, но выглядела все равно несчастной. – Плести какие-то заговоры у меня за спиной, не объяснять ничего. И знаешь что?

Она смешно нахмурилась и тряхнула головой, словно мысленно соглашаясь с принятым решением.

– Если ты мне немедленно не объяснишь, что происходит, и о чем вы тут с моим папой секретничали… То я… я... Я на тебя Тищенко пожалуюсь! И…

Выкрикнула беспомощно и вдруг закрыла лицо руками, уничтожая на корню весь эффект от обиженной гримасы и холодного голоса, и громко и некрасиво расплакалась. Эро на секунду задумался над тем, а было ли перед ним разыграно представление или все, что происходило в этой комнате в последние две минуты, происходило исключительно потому, что одна маленькая девочка серьезно обижена, расстроена и, кажется, немного напугана.

– Это все из-за меня-а-а-а!

Она хлюпнула носом, а сыщик мысленно обругал себя идиотом. Хороший из него аналитик! Нет никакой игры, нет никакого маленького манипулятора и домашнего тирана. Есть одна несчастная девушка и… Или именно на это и жаловался ее отец?

Эро махнул рукой на свои подозрения и мысли и поступил так, как должен был, с его точки зрения, поступить любой порядочный мужчина. Он легко обнял Юлу за плечи и произнес, тихонько поглаживая по волосам:

– Я сто раз говорил, что утешать плачущую женщину – занятие бессмысленное и неблагодарное.

Девушка громко втянула носом воздух.

– Поэтому сразу перехожу к шантажу.

Она затаила дыхание.

– Ты немедленно успокаиваешься, а я за это не рассказываю Виногу о том, где ты ночевала последние несколько ночей.

– Ах, ты… – она покраснела и отшатнулась от Пауля, резким движением сбрасывая с плеч его руки.

Да, положительно, злость всегда сильнее расстройства.

– Ну, вот и славно! – Эро удовлетворенно хлопнул в ладоши. – А теперь быстренько озвучь мне все свои претензии и просьбы.

***

Конечно же, папа ничего не стал объяснять, ограничившись обычным:

– Все будет в порядке, я обещаю.

Невыносимо просто! Сначала Аврорка, теперь Фифа. И ведь с обеими несчастье случилось из-за меня! Что мне теперь делать? Запереться в комнате? Не подпускать к себе никого, чтобы больше никто не попал под проклятье, предназначенное мне?

А папа в своем репертуаре:

– Выкинь из своей очаровательной головки эти глупые мысли! Твоей вины в произошедшем нет. Все будет хорошо, принцесса! Папа обо всем позаботится.

Он-то позаботится, а мне как жить прикажете? Прекрасно понимая, что из отца все равно больше ничего вытянуть не получится, я решила поговорить с чертовым сыщиком, а папа словно мысли мои прочитал и, когда мы уже прощались у ворот, произнес:

– И к Павлику не приставай, пожалуйста. Все равно ему нечего тебе сказать.

И вот если до этого момента я еще сомневалась в том, стоит ли соваться к Эро с расспросами, то после этих слов почувствовала, как кровь вскипела в венах от злости. Сговорились! За моей спиной сговорились. И эти тоже плетут какие-то свои паутинные интриги, а страдаю от этого я. И мои друзья. И не друзья тоже, потому что Фифа, совершенно точно, попала под проклятье только из-за того, что ректор меня к ней подселил.

Я ходячее несчастье. Хуже черного петуха. Хуже бабочки-траурницы, которых так не любит моя бабушка.

И даже Эро это понимал прекрасно, потому что смотрел на меня, презрительно улыбаясь. И издевался еще, предлагая чаю. Правильно, за что меня уважать, если я ничего не решаю сама. За меня все всегда домашние решают, потому что я маленькая принцесса, любимый цветочек, сахарная булочка… Надоело все!

И я позорно разрыдалась, признавая свое поражение. Я даже готова была немедленно собрать свои вещи и уехать домой, запереться в детской и сидеть там до конца жизни, если бы Эро сказал, что это единственный выход. Но вместо этого он произнес:

– Ты немедленно успокаиваешься, а я за это не рассказываю Виногу о том, где ты ночевала последние несколько ночей…

А потом потребовал озвучить, по какой причине я в его спальне такой некрасивый скандал закатила. Словно он сам этих причин не понимает.

– Меня немного удивляют твои выводы, – признался Эро, когда я закончила свой рассказ. – С чего ты взяла, что шкатулку прокляли после того, как ты ее в последний раз открывала?

Я позволила себе снисходительную улыбку и даже тон издевательский не посчитала лишним в данной ситуации:

– Господин Эро, вы не единственный счастливый обладатель «Энциклопедии Проклятых Магов». Я ее в детстве тоже запоем читала.

– Откуда ты знаешь про «Энциклопедию Проклятых Магов»? – спросил он резко.

Я молча ткнула пальцем в книжную полку у него за спиной, и он рассмеялся.

– Все-таки паранойя – штука заразная!.. Ты бери печенье, не стесняйся. И рассказывай, мне интересно послушать, каким образом ты к такому выводу пришла.

Я и не думала стесняться, я уже съела две булочки с изюмом и, кажется, полкило конфет. Меня, когда я расстраиваюсь, всегда на сладкое тянет.

– Ну, смотри, – я разломала крекер пальцами и отправила в рот кусочек. – Шкатулку мою кто-то украл? Украл. Потом Диня испугался и вернул. Потом мы устроили представление в холле. Ты сам видел, ничего там не случилось, ни со мной, ни с кем бы то ни было из присутствующих. Да я эту коробочку сто раз в руках держала, честно, ничего не происходило. Кроме того, в среду она еще работала нормально. И я использовала свое второе желание.

– Да? – оживился Эро. – Скажешь, что загадала?

– Это так не работает, – я расстроено вздохнула. – Шкатулка сама решает, что тебе надо… И… А ты разве не знаешь, что там было?

Парень снова рассмеялся. Вот же...

– Ну, ты мне льстишь просто неимоверно! Я все-таки пока не вездесущий… Не знаю. Ни что было в первый раз, ни во второй. Я про второй раз вообще от тебя только что впервые услышал.

Вздохнула удовлетворенно и боком к Паулю повернулась, демонстрируя сережку в ухе: