Антон Карелин - Книга Холмов

Теперь уже все смотрели на Алейну, как на сумасшедшую.

— Бессмертный он, — совершенно наплевав на взгляды собратьев, отрезала Алейна. — Физически его убить нельзя. Ничего не напоминает?

— Низверг.

Всех пробила дрожь.

— Но как же?..

— Не знаю, как же. Вы говорили, Безликая тварь у него служение забрала? Получается, забрать-то забрала, но в обмен и дала кое-что. Бессмертие.

— Охренеть.

Даже Дмитриус резко скрипнул.

— Зачем ей вообще чего-то давать?

— Ну, на факультете низверговедения нам говорили, что в месяц Багровой луны низверги становятся добрыми, вылазят из-под Холмов и дарят подарки первому встречному! Этот праздник называется День добрых ни…

— Все-все, мы поняли. Ты совершенно уверена, что он не мертв?

— Я совершенно уверена, что он жив, — невозмутимо ответила жрица.

— Ты чувствуешь это? — переспросил Ричард, все никак не в силах поверить в невозможное.

Но с Лисами постоянно случалось что-нибудь невозможное. Жизнь такая, и мы такие, говаривал вот этот самый Кел. И теперь он распростерся перед ними, с полными легкими и полным желудком грязищи, но, по словам Алейны, удивительным образом не погибший. Бессмертный.

— Чувствую, — кивнула она. — Только как его в себя-то привести… Когда дыхание остановилось, он как-то отключился. Не мертвый, но и не в сознании. Он не сможет все это вырвать, ну даже если сможет, то в груди-то…

Стальной скрежетнул и наклонился, навис над Келом и замер в такой позе. Постучал себе в живот.

— Владыки тверди, — гулко сказал Дмитриус, и это, кстати, были первые его слова за весь вечер. — Давайте там. Тяните мать землю-сыру. Из сына дорог.

Гремлинские лапки высунулись из темноты берлоги в холодный ночной мрак, зябко перебирая когтистыми пальчиками.

— Гррр, мррр, — промурчал Нирявик.

— Хррр, — отрезал его собрат.

Скрючив лапсы, братья стали потягивать, подергивать невидимую грязь в теле жреца.

— Переверни его и положи на колено животом. Чтобы голова вниз свисала, — устало приказала Алейна. Ричард сделал это, удивленно качая головой.

Ялвик и Ниялвик зацепили магией тверди послушную им, хоть и жидкую, землю, и потянули наружу, исторгая ее из неподвижного тела. Грязь выплеснулась из бездыханных носа и рта, она лилась и лилась неровными толчками, сначала обильно, потом все меньше, все судорожней и слабей. Под конец гремлины выскребывали остатки из Кела, как муку из сусека, когда ее осталось еще немало, но вся рассыпана по углам и еле зачерпнешь. Стрекоча и вращая руками, они прилагали все больше усилий, чтобы вытягивать землю по капле, и под конец, удовлетворенно хрюкнув, плюхнулись обратно в свое железное дупло. Дмитриус как ни в чем не бывало распрямился и захлопнул дверь.

— Очищение бы, — задумчиво произнес серый маг, который смотрел на этот эксперимент. На его маске из мглы клубилась сумрачная улыбка. — Все равно у него вся слизистая в местных ммм нечистотах.

— Конечно, — улыбнулась Алейна. Свет уже мягко разгорался в ее руках. — Уж на это меня еще хватит сегодня…

Анну всегда завораживало смотреть, как работает очищающий свет. Исконная магия, слабая, но какая чудесная! Попав в котелок с грязной речной водой, он как-то вытравливал из нее всю грязь, за мгновения вода становилась чистой, родниковой, только сверху шел слабый сизый пар, а внизу темнели твердые крупицы, осадки. Окутав плесневелый хлеб, очистительный свет истреблял всю плесень, и хоть краюха не становилась особо вкусной и свежей, но ее вполне можно было есть. Особенно, если слегка опалить над костром. Даже несвежий окорок можно вернуть к свежести, если он сомнительно запах не так давно. Но больше всего Анне нравилось, когда рыжая девчонка, играясь, касалась светящимся пальцем грязного пятна на рубахе, или вела полной ладонью по запыленному дорогами платью, и грязь испарялась темным дымом. Только надо было после стряхнуть невесомую черную пыль.

Алейна пыталась уложить безвольную голову себе на колени и напоить Кела светом из ладоней, дать ему вдохнуть сияние, чтобы омыть все внутри. Но он не пил и не дышал.

Тогда девчонка выпила свет из обеих ладоней, аж вся голова засияла, наклонилась и поцеловала Кела в губы, вдыхая в него выдох за выдохом. Сын Странника дрогнул, руки его поднялись и вновь опали, но потом снова поднялись и легли Алейне на плечи. У всех что-то всколыхнулось в груди, у Анны помутилось в глазах.

Светловолосый отстранился от девчонки и дернул ее за нос.

— Нет уж, — весело сказал он, — хоть у тебя и ого-го буфера, сестренка, но нам не быть вместе. Апчхи!!!

Лисы смотрели на него молча, и это был самый радостный и светлый миг за весь изматывающий, убийственный, ужасающий день и прилипшую к нему адскую ночку.

— Мы уже всех победили и всех спасли? — уверенно осведомился Кел, садясь и безобразно высмаркиваясь. — Сколько можно совершать подвиги, пойдемте наконец отдыхать!

— Вот, господа хорошие, ежели такой постой вам удобнее… — золтыс указал на сорванную с петель половинку старых деревянных ворот, которая теперь выполняла роль настила перед входом в большой, покосившийся от старости амбар. Он давно уже не был амбаром, весь нижний уровень облюбовали белые собаки, добрая половина из которых уже спала, а вторая укладывалась. Настоящее лежбище, куча мохнатых морд, боков и хвостов. Клоки линялой шерсти смешались с кучами грязного сена с равнинных лугов — в густом землецком лесу такая трава не особо и росла, ее везли оттуда же, откуда приехали Лисы.

На средний ярус, и, тем более, под аккуратно залатанную крышу етахам было не добраться, а стоящий на пригорке амбар оказался хоть и развалина, но сухой, поэтому здесь по-прежнему хранили сено для местного скота. Оттого и конюшня рядом, длинное приземистое строение тянулось справа, но за высоким забором, чтобы отгородить коней от собак. Средний настил был под завязку забит горами уже высушенной травы, а на верхнем, под самой крышей, сушилась недавно привезенная.

Странный, но больше приятный дух шел от амбара: снизу ожидаемо дохнуло прогорклой псиной, Кел снова оглушительно чихнул, но зато сверху веяло глубоким развалом томленых трав с щедрым оттиском медвяных цветов. Алейна-травница сразу улыбнулась и полезла туда.

— Удобнее здесь, — кивнул Дик, спрыгнув с броневагона и распрягая коней, чтобы привязать их прямо у входа. — Гостеприимством твоих земляков мы сыты по горло.

Прискорбно кивнув, замученный староста махнул рукой и заковылял к себе. После всех этих страхований надо бы и поспать часка два-три. Перед тем, как на мясной привоз к рассвету подниматься.

Оставшись одни, Лисы разлеглись наверху. Как же здесь пахло, как хорошо было, словно не мягкие горки сена, а живой ковер и ласковая родная кровать. Да и чертовы крестьяне не подкрадутся: собаки спят чутко и будут с радостью привечать своих. А уж как их Лисы приветят, если чего…