Роберт Хейс - Ересь внутри

— Звучит забавно, — с притворной ухмылкой заявил юный говнюк.

Бетрим точно выбил бы ему пару зубов, не стой на пути Мослак. Вместо этого он лишь дальше отошел в переулок.

— Я пойду изложу Боссу план. А вы глаз с тюрьмы не спускайте. Дождитесь, пока этот охотник уйдет, и только тогда приступайте.

— Думаешь, он приперся за нашей девчонкой? — спросил Мослак. Даже съежившись, гигант все равно возвышался над остальными.

Бетрим не знал, что ответить. Он лишь пожал плечами, развернулся и двинулся прочь.

Все тюрьмы похожи одна на другую. По крайней мере, так считал Танкуил. В свое время он побывал в нескольких — хорошо хоть не в качестве пленника. Все они состояли из трех компонентов: холодного серого камня, холодных металлических решеток и холодных злых заключенных. Конкретно в этой тюрьме, похоже, заключенные были в дефиците.

Несмотря на теплый климат Чада, внутри было прохладно и сыро. По всему зданию разносился навязчивый звук капающей воды, а стены и потолок выглядели скользкими от влаги. Решетки во многих камерах покрылись ржавчиной, притом что ни одна не была занята. Очевидно, стражники сажали пленников в камеры поприличнее и понадежнее, оставив остальные догнивать.

Заключенные были в грязи с ног до головы, а пахли и того хуже. Повсюду стояла жуткая вонь пота, крови и экскрементов. В камерах не было никакой мебели, даже коек — только ведра, в которые бедолаги справляли нужду. Понятие «удобство» было в принципе неприменимо. Некоторые пленники кучковались по углам или лежали на полу, дрожа во сне.

Один невольник — мужчина средних лет с пышной косматой бородой, которая когда-то, скорее всего, была седой, но стала коричневой от грязи, — при виде Танкуила рванулся вперед и попытался схватить арбитра сквозь решетку. Стражник сильно ударил по высунутой руке деревянной дубинкой и прикрикнул на заключенного. Мужчина, вскрикнув от боли, упал на пол, и Танкуил увидел, что некоторые зубы у него во рту обломаны и почернели. Он уже видел такое раньше — несомненно, тюремщики держали отдельных пленников подальше от рабовладельцев для периодических избиений. Ничто так не дает слабому человеку чувства собственного превосходства, как возможность избить кого-то еще слабее.

— Хвала милосердным, — пролепетал сквозь разбитые зубы пленник.

Один из стражников загоготал и плюнул в него.

— Милосердный арбитр? Ты, должно быть, совсем тронулся умом.

— Арбитр? — Глаза узника безумно вспыхнули. Он снова прильнул к решетке, вцепившись в железные прутья. — Я еретик, мой лорд. Клянусь тебе. Я делал плохие вещи. Я заслужил смерть.

— Ты не еретик, а просто поганый вор! — рявкнул стражник со сломанным носом и толкнул пленника дубинкой в грудь.

Тот упал навзничь, хныкая от боли, и попытался подняться, но ноги его подкосились, и он опять рухнул на холодный каменный пол, где так и остался лежать, скуля побитым псом. Оба тюремщика заржали, а затем повели Танкуила дальше. Этому несчастному он помочь ничем не мог.

Они миновали множество камер и множество заключенных. Большинство из них выглядели еще хуже бородача, лишь некоторые держались лучше. Стража Чада, похоже, состояла из отмороженных негодяев. Чаще всего их набирали из легионов наемников, что наводняли свободные города в поисках работы. Этих мужчин и женщин интересовала лишь звонкая монета, моральные принципы были им незнакомы, и они совершенно не гнушались издеваться над другими.

Где-то вдалеке продолжала капать вода, а в здании стало еще холоднее. Стражники остановились перед тяжелой деревянной дверью, окованной железом. Это была непростая камера — никаких решеток, только сплошная каменная стена. Первый стражник, со спадающими на плечи сальными волосами цвета соломы и постоянно кислым лицом, отодвинул металлическую заслонку и заглянул внутрь. Вернув заслонку на место, он вытащил связку ключей и открыл три замка, а затем потянул тяжелый металлический засов и, толкнув дверь внутрь, отошел на шаг, уступая путь Танкуилу.

— После вас, — взмахнув рукой, сказал арбитр.

Стражники переглянулись, и тот, что с кислой рожей, покачал головой. Другой, со сломанным носом, шагнул вперед и, тяжко вздохнув, вошел в камеру. Танкуил последовал за ним в паре шагов.

Внутри было темно — лишь маленькое окошко, не больше полуфута в ширину и еще меньше в высоту, тоже зарешеченное холодным металлом, освещало комнату. Темнота стояла почти непроглядная.

— Фонарь, пожалуйста, — сказал Танкуил.

Сломанный Нос вздрогнул.

— Она может творить всякие штуки с огнем.

— Фонарь. Сейчас же! — приказал Танкуил не терпящим возражений тоном, и, получив кивок от Сломанного Носа, Кислая Рожа поспешил за светильником.

В камере пахло не так плохо, как во всем остальном здании. Было холодно и сыро, в воздухе стоял металлический аромат крови. И соли. Почти как в море.

В дальнем конце темницы, максимально далеко от двери, к стене была цепями прикована фигура. Тяжелые металлические кандалы удерживали руки женщины над головой, а лодыжки — на полу. Вокруг металлических наручников виднелись волдыри и засохшая кровь, и даже в темноте Танкуил мог сказать, что кожа пленницы под кандалами красная и ободранная.

Рот женщины был заткнут тугим кожаным ремнем, протянутым между зубами и запятнанным кровью вперемешку с желчью. Голова пленницы, обмотанная окровавленной тканью, закрывающей ее глаза, безвольно свисала на грудь. Черные как ночь волосы торчали короткими слипшимися прядями.

Лохмотья на женщине были изорваны в клочья и пропитались чем-то, похожим разом на кровь и мочу. Они едва доставали ей до колен. С одного плеча одежда сползла, и сквозь рваную дыру виднелась левая грудь — маленькая, бледная, но нетронутая.

— Ее не насиловали, — сказал стражникам Танкуил.

— Черт подери, конечно нет. — Стражник говорил тихо, чуть ли не шепотом. — Никто из нас не рискует даже приближаться к ней. Она… нечестивая.

Кислая Рожа вернулся с небольшим светильником и, поставив его на выступ на левой стене, в спешке выскочил из камеры. Мерцающий огонек отбрасывал безумные скачущие тени по всему помещению. На свету женщина выглядела еще более жалкой. Ее голова тихонько дернулась с появлением света, но в остальном пленница оставалась недвижима.

Танкуил некоторое время изучал предполагаемую ведьму. Капля слюны стекла по ее щеке и упала на грудь, пропитав обноски, но женщина даже не шевельнулась. Танкуил повернулся к Сломанному Носу.

— Она такая уже несколько недель.

— Да, — отозвался стражник. — Ей не давали ни еды, ни воды, ничего. Никто сюда не заходил. Мы лишь каждый день смотрели, не исчезла ли она. Говорят, ее дважды убивали, но она так и не умерла.