Роберт Хейс - Ересь внутри

Танкуил снова смерил женщину взглядом. На вид ей нельзя было дать больше двадцати лет, выглядела она поистине ужасно, но что-то в ней было не так. Она напоминала зверя, который прикидывается мертвым, а на самом деле готовится нанести удар.

Даркхарт решил забыть об осмотрительности и приблизился к пленнице. За его спиной залепетал Сломанный Нос:

— Осторожнее, арбитр. Она… колдунья.

Танкуил пронзил тюремщика взглядом. Тот стоял в паре шагов позади него, на лице застыла гримаса страха.

— Со мной все будет в порядке, служивый.

Арбитр присел на корточки перед заключенной — та никак не отреагировала. Поместил руку ей на лоб — опять ни единого движения. Приподнял ее голову — повязка на глазах была вся в грязи и крови, к тому же кровь стекала по щекам, подобно алым слезам. Танкуил убрал руку, и голова женщины снова упала. Только слабое дыхание отличало ее от мертвеца.

Танкуил снял повязку. Стражник задохнулся, и арбитр услышал за спиной грохот упавшего тела. Бледно-голубые глаза женщины рассеянно смотрели в пол. Полоски засохшей крови протянулись из ран в глазницах. Танкуил уже видел такое раньше.

— Невозможно, — прошептал позади него Сломанный Нос.

Даркхарт повернул голову и увидел, что тот убрался к двери, от греха подальше. Кислая Рожа заглядывал внутрь и сыпал ругательствами.

— Это… Это… Это неправильно… — выдохнул Кислая Рожа, а затем повернулся и дал деру.

Сломанный Нос остался на месте, но редко когда Танкуилу доводилось видеть человека настолько испуганного.

— Ее глаза… — напомнил Танкуил.

— Не может быть… Она не…

— Вы лишили ее их, — снова подтолкнул он стражника к ответу.

— Не я. Не мы. Они! — взвизгнул Сломанный Нос. Слова срывались с его языка, налезали одно на другое, лились сплошным потоком обвинений. — Когда ее поймали во второй раз… Они забрали их. Сказали, что глазами она подчиняет людей. Они избили ее и вырвали их. Они говорили, что она даже не кричала. Разве кто-то способен не кричать, когда у него заживо вырывают глаза?

— Тот, кто может отрастить новые, — мрачно, даже по своим меркам, произнес Танкуил.

Он снова повернулся к женщине. Она по-прежнему висела, безвольно уронив голову, и невидяще смотрела в никуда. Арбитр приподнял ее лицо за подбородок, и их взгляды встретились. За спиной Танкуил слышал тяжелое дыхание Сломанного Носа, но не обращал на это внимания. Он смотрел прямо в бледно-голубые глаза женщины и ничего в них не видел, словно ее здесь и нет. Взгляд был абсолютно… пустым.

Арбитр коснулся кожаного ремня во рту ведьмы. Он был натянут очень туго, чтобы не дать женщине возможности говорить. Губы пленницы потрескались и покрылись кровавой коростой. Весь ремень был мокрым от слюны.

— Ее рот, — потребовал объяснений Танкуил.

— Она использовала какие-то заклятия или что-то в этом духе. Начитывала их, убивая стражников. Они не хотели, чтобы это продолжалось.

— Ее язык.

Сломанный Нос на мгновение замолчал.

— Они вырезали его, как и глаза.

— Что ж, надо проверить, не вырос ли новый.

— Постой! — рванулся вперед Сломанный Нос. В его голосе слышалась нескрываемая паника. — А что, если вырос? Что, если она наколдует что-нибудь? В прошлый раз на нее навалились восемнадцать стражников, и десять из них не вернулись домой.

— Если страшно, выйди и закрой дверь. Но мне будет трудно допросить ее, если она не сможет говорить, — теряя терпение, сказал Танкуил.

Сломанный Нос прильнул к стене, но больше никуда не двинулся.

Аккуратно и осторожно Танкуил расстегнул застежку на ремне и освободил рот женщины. Голова ее поникла еще больше, и пленница сглотнула. По крайней мере, жива. И вдруг она заговорила. Незнакомые Танкуилу слова посыпались из ее окровавленного рта, произносимые каркающим голосом, и цепи натянулись.

— Ну уж нет, спасибо, — сказал Танкуил, сунул правую руку в карман плаща и, найдя подходящий оберег, приложил полоску ткани ко лбу ведьмы.

Материя мгновенно пристала к коже. Монотонное бормотание прекратилось, и глаза женщины закатились. Она начала биться в конвульсиях, дрожа всем телом и пытаясь вырваться из цепей. Свежие струйки крови потекли из старых ран. Игры кончились.

Арбитр с размаху ударил женщину по лицу, и та успокоилась. Ее веки раскрылись, и глаза сфокусировались на Танкуиле. Еще два слова на чуждом языке сорвались с ее языка, но затем она замолчала, не в состоянии вспомнить заклинание.

Даркхарт поднялся, чтобы размять затекшие ноги.

— В этом обереге могущественная магия, — объяснил он женщине. — Прикрепленный к телу, он блокирует в памяти все знания о колдовстве. Ты просто не можешь вспомнить правильные слова или нарисовать правильные символы. Ты лишена своей силы.

Женщина злобно сверкнула глазами и замотала головой из стороны в сторону. Оберег оставался на своем месте — его можно было снять, но невозможно сбросить. Постепенно движения прекратились, и голова ведьмы снова вяло поникла, а глаза уставились в никуда.

— Что ж, приступим, — сказал Танкуил и полностью сосредоточился на женщине. — Кто ты?

Она не хотела отвечать, арбитр видел это, изо всех сил пыталась сопротивляться принуждению, но лишь те, кто обучался ему долгие годы, были на это способны. Однако даже когда ведьма сдалась и заговорила, Танкуил не понял ровным счетом ничего — для него ее слова были лишь беспорядочной чехардой звуков.

Мракоборец посмотрел на стражника. Тот покачал сломанным носом.

— Редкий диалект Диких Земель? — потребовал ответа арбитр.

— Нет. У этих черных, южан, свой собственный говор, но это не он. Я слышал, я знаю.

Одна беда с принуждением — оно вытягивало из человека правду, но не могло заставить его говорить на общем языке.

Танкуил вздохнул. Бессмертная ведьма, способная отращивать новые органы, да к тому же еще и болтающая на неизвестном наречии, — одна большая проблема.

— Что ж, может, мы и не поймем, кто ты такая, но существует масса способов узнать, что ты такое.

Арбитр снял с пояса короткий острый нож и навис над женщиной в цепях.

Распахнув глаза, Джеззет одним плавным движением встала на ноги, а ее рука потянулась к мечу. Которого не оказалось. А затем она увидела решетку и все вспомнила.

«Ты все еще в темнице, Джез. Сидишь в западне и ждешь своей участи».

Почему она здесь, догадаться было нетрудно. Стражники знали ее имя, они схватили ее, но не стали отдавать рабовладельцам. За женщину вроде нее те отвалили бы неплохие деньги, особенно если ее отмыть и привести в порядок, но кто-то пообещал блюстителям закона намного больше. Хоть Джеззет и сидела в тюрьме Чада, но прекрасно понимала, что на самом деле она пленница Констанции.