Эд Гринвуд - Эльминстер должен умереть!

Мэншун откупорил графин и наполнил кубок, смакуя изысканный аромат редкого и старинного эльфийского вина.

Очень скоро Тарграэль пройдет через эту дверь и вручит ему зачарованный кинжал, который можно будет отправить в полет, чтобы клинок спикировал и пронзил Эльминстера сзади, на тот случай если битва со Старым Магом начнется прежде, чем старого дурака постигнет тщательно спланированная для него судьба.

Получив кинжал, он сможет отправить рыцаря смерти на заслуженный отдых. Она больше не потребуется для охраны этой пещеры — для этого послужат неживые созерцатели под его мысленным управлением. Кроме них, Мэншун обладал телом живого созерцателя — разрушить разум которого было настоящим триумфом — и мог вселиться в него, когда пожелает.

Или в том случае, если кто-то уничтожит человеческое тело, которое он занимал.

Мэншун зарычал от этой мысли, вспомнив, кто же убил больше всего принадлежавших ему тел за все прошедшие годы... а еще чаще служил ничего не подозревающим инструментом в его играх.

— Эльминстер, — предвкушающе прошептал он, — ты умрешь. Уже очень скоро.

Действительно скоро, ведь как он и планировал, Мудрец Долины Теней остался один.

Любовница Эльминстера снова сошла с ума, а его последний союзник и целитель, Шторм, отправилась к ней в Долину Теней. Там обе среброволосые суки умрут, или по крайней мере будут слишком заняты, цепляясь за жизнь, чтобы вернуться в Сюзейл вовремя и помочь Мудрецу Долины Теней. Это случится благодаря тому, что сказала его марионетка Мрелдрейк старшему рыцарю Старбриджу.

Этот неутомимый молот врагов Кормира в этот самый миг должен прочесывать Долину Теней в поисках Эльминстера и его сребровласых девок, считая, что эта троица намерена с помощью волшебства напасть на короля Форила сразу после Совета.

Мэншун пригубил вино и одобрительно кивнул. Да, его планы осуществлялись, как и было задумано.

Он использует Талан, чтобы убить Гаскура, в разуме которого он обитал чаще всего и по необходимости исказил, в поместье Грозозмеев — после того, как с помощью магии придаст Гаскуру облик Расгула. При этом Мэншун убедится, что Амарун Белая Волна увидит Расгула мертвым, а потом развеет его облик — чтобы она стала свидетельницей того, как ее мертвый клиент «растворяется», превращаясь в Гаскура, незнакомого ей человека.

Эта маленькая уловка должна напугать ее, вынудив отречься от Эльминстера, вместо того, чтобы согласиться с ним работать.

Впрочем, Амарун не обладала особыми склонностями к магии. Белая Волна являлась всего лишь умелой воровкой, и легко могла погибнуть — но была куда полезнее в роли мучительницы Эльминстера. Если она отречется от своего предка, это подкосит старика куда сильнее, чем все, что мог бы сделать Мэншун.

А Эльминстер должен страдать.

Отречение и предательство всех, на кого рассчитывал и кому доверял Мудрец Долины Теней, должны причинить ему достаточно боли, прежде чем появится непредвиденный старый враг — Мэншун, над которым Эльминстер в прошлом не раз брал верх и унижал — и убьет старого козла.

Мэншун улыбнулся графину.

— И когда Эльминстер будет мертв, эти руки прикончат его, я наконец-то выйду из его тени, — сказал он сосуду. Затем обнаружил, что тот подозрительно быстро оказался наполовину пуст.

Он покачал головой. Вечная проблема с этими графинами...

Настало время также попрощаться с разумом Марлина Грозозмея. Юный глупец, обреченный собственными амбициями, и все же до сих пор играющий свою полезную — хоть и неосознанную — роль.

— Я пустил его, как стрелу в дворянство Кормира, чтобы посмотреть, сколько жизней он сможет забрать, прежде чем падет, — довольно прошептал Мэншун. — А затем кто-то другой завладеет призраками синего пламени и использует их против собственных противников и врагов... и так далее.

Следить за этой кровавой, непрекращающейся игрой будет отличным развлечением.

Так что Лотрэ, советчику Грозозмея, пора было умолкнуть — а это, в свою очередь, означало, что Мэншуну придется также покинуть разум сенешаля Корлета Фентабля.

Что-то двигалось во мраке вдали, стремительно шагающая, грациозная тень. Тарграэль наконец пришла и предлагала ему обоюдоострый клинок в точности так, как Мэншун велел ей — прижав острие к собственному горлу и заведя вторую руку за спину, так что он мог с легкостью уничтожить рыцаря смерти легчайшим толчком.

— Дело не только в том, чтобы избежать обнаружения, когда боевые маги начнут со всей серьезностью накладывать прорицающие заклинания перед Советом, — сказал он ей с улыбкой, принимая предложенный кинжал. — Вскоре я буду слишком занят, чтобы двигать свои пешки, когда в город прибудет окруженная флёром благородного презрения и помпезности многочисленная знать. Мое внимание будет занято серией деликатных проникновений в разумы лордов и леди королевства, чтобы решить, кто из них станет моими инструментами, а кто — в краю, и без того обремененном слишком большим количеством надоедливой знати — окажется расходным материалом.

— Конечно , милорд, — пробормотала Тарграэль, становясь перед ним на колени.

Мэншун улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, видя в ее разуме так же отчетливо, как и в ее глазах, что если бы он не подчинял себе ее волю, Тарграэль прямо сейчас пыталась бы быстро и жестоко его убить.

— Давай-ка вернемся в твою милую холодную гробницу, чтобы ожидать там новой возможности стать моей рабой, — прошептал он, отпуская графин и кубок.

Оба поплыли по воздуху на свое прежнее место, а Мэншун заставил свою леди Темный Доспех встать на ноги для последней на какое-то время прогулки по дворцу.

Часть его сознания отправилась вместе с ней, подчиняя ее себе, но и только — почти все внимание Мэншуна было устремлено на заклятья, наколдованные им в центре пещеры: его прорицательные сцены, многочисленные глаза, наблюдающие за Кормиром.

За пределами их мерцания более широким кольцом парили созерцатели-нежить, их глазные стебли неподвижно свисали с тел, как ветви мертвых растений. Некоторым из них он дал расщепляющие кость клешни. Когда будет необходимо занять придворных, волшебников и гвардейцев Форила, Мэншун выпустит их во дворец.

Или заставит охранять подходы к этой пещере, а во дворец отправятся их неживые собратья, его тиранов смерти, чтобы учинить бойню в палатах и залах наверху.

Но это был бы тот самый подход с позиций грубой силы, что раз за разом подводил Мэншуна на протяжении многих столетий, пока Фзоул — и, будь он проклят, Эльминстер — не научили его терпению.

Не говоря уже о хитрости и незаметности. Не стоит использовать булаву, чтобы сокрушить то, что может повалить случайный ветерок.