Андрей Валентинов - Рубеж

У Нечитайлы жинка в Валках и ребят полдесятка. А у Свербигуза одна жинка за Дунаем, другая на Дону, еще, говорят, и третья есть, а детворы — как гороха… Мало мы ребят сиротили?

Яринка. Ярина Логиновна. Хлопцы все понимают. Что идет сотник вроде за Мацапурой — но на деле дочка ему нужнее, нежели месть.

— Добре, хлопцы. Ступайте там, попрощайтесь. Наутро выступаем!

Разошлись. Тихо стало на опустевшем дворе, ничья голова над плетнем на поднимется, ничья собака не забрешет, тихо-тихо, как перед бурей. Нехороший закат сегодня. Красный закат — к ветру, и никаких примет не содержит боле; а гляди ж, как заныло сердце…

И на улице никого. Нет, один показался-таки. Вон, у ворот переминается длинная тень, вон блеснули окуляры.

— Хведир, я тебе ясно сказал! Ступай домой. Дом отцов тебе остается, должность отцова, писарем будешь при батьке Дяченко. Башковитый ты хлопец и отважный, да и я добро помню…

Молчит. Окуляры снял, протирает.

— Слышишь, Хведире? Не можно всем сразу уходить — на кого Валки покинем?

— На батька Дяченка, — сказал бывший бурсак, и вроде тихо сказал, а так, что хоть огонь из того слова креши. — Не пропадут. Сотник плюнул. Снял шапку, вытер вспотевшую лысину:

— «Не пропадут»… На что ты мне в пекле, Хведир? В седле сидишь, как дойная коза, прости Господи. А что в бурсе выучился — так в пекле это без надобности!

— А вы почем знаете, пане сотнику? — если Хведир и обиделся на «козу», то наружу обиду не выпустил. — Что в пекле понадобится, а что нет? Толмач, например, понадобится? Я по-арамейски знаю, с тем пекельным забродой, Хвостиком, столковался!..

Сотник в сердцах хлопнул шапкой о колено:

— Да будет же толмач! Пан Рио, чтоб его черти забрали! С нами идет для того и от пали избавлен.

Блеснул глазами Хведир, усмехнулся недобро:

— А кто его ведает, пане сотнику? Кто его ведает, что у того пана Рио на уме. А я…

Бурсак запнулся. Снова надел окуляры, подобрал губы и сделался похож на батьку, покойного писаря Еноху:

— А я вот, пане сотник, тоже… за Яринку в пекло пойду! Мне бы… только вызволить ее. Батька мой хотел за Мыколу Яринку сватать, за старшего брата. Воля ваша, только знайте, что в пекле я вам пригожусь. Ох как пригожусь, помянете мое слово! А если и сгину, так не жалко. Смотрите, пане сотнику, можете оставить меня — только как бы потом не пожалеть!

— Да ты что?! — сотник задохнулся. — Грозить мне вздумал, бурсаче? В окулярах стоял отблеск гаснущего заката, и за красными искорками не разглядеть было Хведировых глаз.

Выступили на рассвете.

Як засядем, братья, коло чары, Як засядем, братья, при меду — То хай едут турки и татары,

А я себе и усом не веду!

Мороз щипал добряче, а в светлеющем небе, во всей природе чувствовалась уже весна. У сотника Логина странным образом полегчало на душе: проклятая надежда, искушение адово, перестала мучить, а наоборот, придавала силы. Хлопцы пели — а сотник улыбался в усы; жива Яринка, жива и вернется, потому что у Яринки есть батько, который не боится ни турка, ни ляха… ни чорта, ни жида!..

Юдка ехал слева и чуть позади, сотник время от времени терял его из виду — но знал, что беспокоиться не о чем. Хлопцы присмотрят. Много, ох много внимательных глаз держат супостата, будто на аркане, — пусть только попробует бежать!

Кришталева чара, серебряна крешь — Пить или не пить, все одно помрешь! Кришталева чара, серебряно дно — Пить или не пить, братцы, все одно!

И за паном Рио глядят, но за тем присмотр уже не такой. Тот из шкуры рвется, чтобы в свое пекло обратно попасть. Хоть и верно Хведир сказал — кто его знает, что у заброды на уме?

Сотник оглянулся.

Два всадника ехали стремя в стремя, но один сидел в седле, как конная статуя, которую сотник видел в Питербурхе, а другой — как дойная коза, прости Господи.

Сотник усмехнулся снова. Правильно он Хведира взял — не ошибся. Он человек верный, и за толмачом приглядка. Жаль только, что бурсак, а не черкас!

Рудый Панько ожидал, как я уговаривались, на перекрестье. Хлопцы доехали мимо, сотник придержал коня; старый ведьмач пошел рядом, держась за стремя:

— Прощевайте, Панове, вскоре ждем вас обратно с Яриной Логиновной! Юдка, который тоже задержался, согласно кивнул. Братья Енохи, не отстававшие от душегуба ни на шаг, одинаково ощерились за его спиной. Дождетесь, мол, да не всех, кое-кому в пекле самое место!

— Смотри, Консул, — скороговоркой сказал ведьмач. — Дальше ни ты, ни я не властны. Будет наша смена — проскочите без потерь. Или для вида придерутся… Когда придираться станут, — это уже сотнику, — давай своим хлопцам наказ всех рубить и вперед прорываться. Тут уж как доля скажет! А если смена чужая, так…

Ведьмач замолчал. Почесал в бороденке:

— Ой, продала дивчина сердце, та и купила черкасу седельце… Пан или пропал. Держи, Консул!

Сотник узнал знакомый колдовской медальон. Ишь, Панько! «Знатная цяця, только к чему она тебе? Еще беда какая приключится…»

Старый пасичник поймал сотников взгляд.

— Та не гневайся, пане! Тебе бы отдал, да только через Рубеж с такой цацкой проходить — лучше в пороховой башне люльку раскуривать. Ни к чему она тебе, послухай старого Панька!

Братья Енохи, которые разговор слышали с пятого на десятое, переглянулись. Дескать, после жида будет еще и пожива!

— То семь бед — один ответ, — усмехнулся Юдка, убирая цацку под жупан.

— На том свете не дадут горелки, а ни пива-меду, ни вина… — слышалось впереди. Хлопцы уходили все дальше, замыкала отряд чортопхайка с не то что гаковницей — с гарматой цельной!

— Ну, пошли, бесовы дети, — шепотом сказал Рудый Панько, и лицо его на мгновение потеряло привычный румянец. А может быть, сотнику показалось?

Ворота стояли в стороне от дороги и были вроде шибеницы, и даже веревка висела, оборванная. Вот только кому взбредет на ум ставить шибеницу посреди леса, да еще из железа?!

Сам сотник сроду бы ворот не приметил. Юдка указал.

— И это двери в пекло? — хлопцы смеялись. — Ой, жиду, гляди, к шибенице привел, то, может, сам в петле и попляшешь?

Пан Рио молчал. И сотник, на него глянув, посерьезнел. Хведир пытался что-то объяснить братьям, но его не слушали.

Юдка слез с коня. Держа его в поводу, сделал шаг к воротам, другой…

— То не торопись, жиду, куда ж ты убежишь? Коли ты уже свое дело сделал, то, может, теперь мы потешимся? Как ты над Гонтовым Яром потешался!

Будто не слыша, Юдка снова шагнул вперед — оказался прямо под ржавой перекладиной…

Сотник едва удержал крик. А кто-то из хлопцев и не удержал, ахнул, когда волна света, такого яркого, какого на земле и не бывает, обрушилась со всех сторон, и занялось дыхание…

— Добрый день, господа, вас приветствует Досмотр. Назовите пункт следования.