Андрей Валентинов - Рубеж

И нам еще повезло, потому что по пути через лес случились всего две засады. Да и то — первая оказалась совсем глупой и неопасной.

Нападали лесные карликовые крунги — а они отвратительно стреляют из луков и на редкость бестолковы в ближнем бою. Огромное число нападающих уравновешивается их врожденной трусостью; остается лишь удивляться, почему в каждом поселении крунгов торчат на почетном месте колья со свежеотрубленными головами путников — десяток, а то и два.

Крунги навалились внезапно и со всех сторон. Пущенные ими стрелы обильно вонзались в древесные стволы — это было эффектно, но не эффективно. Как при такой меткости они не перестреляли друг друга — ума не приложу…

— От меча! — рявкнул я, обнажая свое оружие, и Хостик с к'Рамолем послушно соскользнули с седел, залегли, давая мне возможность проявить себя.

Рутина.

Я молотил по летящим стрелам, и, перерубленные пополам, они усеивали дорогу трогательными черными перышками. Поток стрел скоро иссяк, зато год леске со всех сторон замелькали маленькие, мне по грудь, тощие согнутые тени. Лесные крунги традиционно наводят страх на купцов и путешественников — глаза у них горят, как зеленые свечи… Жуткие исчадия, если порассуждать, но на рассуждения у меня не было времени.

«Жизнь наемного героя сделала его бесстрастным, как черствый хлеб, решительным, как занесенный топор…» Тьфу ты, пошлость.

Вместо благородных мечей — какое уж у крунгов благородство! — в руках задавших вертелись шипастые шары на веревках. Железных ежей в лесу видимо-невидимо, а выпотрошив такого ежа и натянув его шкуру на камень, брезгливый крунг получает страшное оружие с иголками в палец длиной. Говорят, со всего размаха иглы железного ежа протыкают любую кольчугу.

Не больно-то охота проверять.

Сперва сразу четыре шипастых ежа воткнулись иглами в дорогу, туда, где спрямлялись примятые мною травинки. Пятый еж вяло мазнул по кольчужному боку — что неприятно, — зато две иглы на железном шарике с хрустом ломились. Потом засвистел меч, истошно вякнул крунг — и сразу стало ко, только пофыркивали испуганные лошади да негромко ругался к'Тамоль.

Я перевел дух.

На поле боя остались два или три шипастых шара и бездыханное тело удачливого агрессора. Вот она, главная опасность в любой переделке. Нормальный человек от такого удара не помер бы — а кто ее знает, физиологию карликовых крунгов?!

Ага, вот почему у них так сверкают глаза. На внешней стороне век клеено по пластинке блестящей слюды…

— Ребята, за дело.

Хостик поднялся первым. Подошел, склонился над телом. Хмыкнул, повернулся к к'Тамолю, тот поморщился:

— Стоит ли? Руки пачкать… Перевязку расходовать…

Так, вечная история. Я взял лошадь под уздцы и, не оборачиваясь, кинулся вперед. В ближайшей округе наверняка не осталось ни одного унга. А слушать разборки подельщиков нет никакой силы. Уж лучше еще пару нападений отбить…

Зря я так подумал.

Драки па дорогах и лесные засады — неизбежное зло. Когда мы на службе, вношу их в транспортные расходы и дерусь тогда с некоторым удовлетворением, зная, что эти усилия мне все равно оплатят. А когда мы ищем заказа — т как теперь, — приходится биться не за деньги, а всего лишь за собственную 1знь. Удовлетворения никакого, удовольствия — тем более. С третьей стоны, кто же нам мешал объехать стороной эту дурацкую Пустошь?!

«Лицо его, благородное, как стальной герб, и суровое, будто мешковина, выражало сейчас ничего, кроме усталости и раздражения…»

Состарюсь — сяду за мемуары.

Если я, конечно, состарюсь.

В пути прошел день; вторая засада была куда паскуднее первой. На этот раз нападали хронги — хитрое, злобное и злопамятное племя, обожающее стреливать путников отравленньми иголками.

Свое оружие совершеннолетний хронг постоянно носит во рту. Отравленные иглы хранятся за щекой в специальных чехольчиках, и главным искусством воина является умение с виртуозной точностью извлекать колючки из миниатюрных ножен — языком, да так ловко, чтобы не пострадать от яда, покрывающего их острия. Взрослый хронг способен выплюнуть колючку на расстояние, сравнимое с полетом арбалетной стрелы при выстреле же в упор опять-таки не спасает никакая кольчуга. Однако хронги, как правило, не подходят близко и метят в лицо и глаза.

В сумке у меня была маска, припасенная как раз на этот случай. Но надеть ее заранее я поленился, а хронги не предупредили о своих намерениях, просто плюнули залпом — и все.

О лошади, наши лошади!..

Впрочем, Хостик — гений интуиции. За мгновение до залпа он пришпорил коня, к'Рамоль, не раздумывая, рванул следом, и туча игл, предназначенная моим подельщнкам, осела на дороге вместе с пылью.

Кобыла подо мной вскрикнула. На лошадей яд хронгов действует не так фатально, как на людей, но полдесятка колючек в бок она получила, и ощущение это, наверное, не из приятных!

Мы упали вместе — я и лошадь. Ногу из стремени я выдернул и под тяжелый бок постарался не попасть — но во всем остальном вел себя как свежий труп.

Хронги — осторожный народ, однако всякая осторожность имеет границы; обстреляв мое неподвижное тело — всякий раз я внутренне вздрагивал, мне казалось, что острие уже прошило мою броню насквозь, — хронги наконец решились выбраться из-под защиты леса.

Я для них прямо-таки великан. Хронги еще мельче крунгов — мне по пояс…

Ну? Контрольный выстрел — в упор? Или попытаются отнять от моего лица кольчужные рукавицы — и стрельнуть в глаз?..

Сколько времени требуется хронгу, чтобы выудить из-за щеки ядовитую колючку, набрать в грудь воздуха и плюнуть? Уж наверное не больше, чем требуется отягощенному броней воину, чтобы внезапно вскочить.

Кто угодно на моем месте давно был бы обречен — ну да я не кто угодно. Знай хронги, каков я, — да разве засели бы в засаду?!

Я ухватил ближайшего врага за шишковатое колено, дернул и опрокинул на себя — в качестве щита. Маленького ненадежного щита; хронг завопил яростно и нечленораздельно — сперва я удивился его странному произношению и только потом вспомнил, что от неустанных упражнений с защечными иголками языки хронгов становятся раздвоенными, как у змей, и это сильно портит им дикцию.

Две или три ядовитые иголки мазнули по кольчуге — не прямым ударом, а соскальзывая. Вот оно как, друзья-недоростки, как сызмальства язык не натруживай, как не совершенствуйся в смертоносном плевании — а когда удача в бою отворачивается, демонстрируя обширный свой зад, то и с двух шагов непременно промажешь…

Мой сегодня день. По-прежнему мой, как вчера, как позавчера, как будет завтра…

Прочие выпущенные колючки угодили в живой щит — в невезучего хронга, который тут же перестал голосить. И, пока товарищи погибшего подергивали челюстями, перезаряжая свое оружие, мой меч успел сделать три сверкающих оборота.