Роберт Сальваторе - Компаньоны

— Что вы имеете в виду?

— Он имеет в виду, что твоя жизнь вот-вот здорово полегчает, судя по тому, что я услышала, — осмелилась вставить Шаста.

— Именно так, моя прелесть, — подтвердил Периколо и, обращаясь к Эйвербрину, добавил: — Мы поняли друг друга?

— Я отдаю вам устрицы, что приносит мой парень? — Эйвербрин скорее спрашивал, чем утверждал, поскольку так по-настоящему и не понял, что происходит.

Периколо кивнул.

— А я плачу вам, — ответил он и пристукнул стаканом о стойку, чтобы наверняка привлечь внимание Шасты. — Отныне и впредь мой друг ест, пьет и живет здесь совершенно бесплатно.

На лице у женщины-хафлинга был написан протест, который она не осмеливалась выразить вслух, но Периколо поспешил успокоить ее, добавив: — С этого момента я буду оплачивать все его счета.

Он указал на стакан, который Шаста поспешила наполнить. Периколо, впрочем, остановил ее движением трости.

— Но только для Эйвербрина, да, — предупредил он твердо.

Кровь отхлынула от лица Шасты Меховой Ноги. Периколо убрал трость, и она налила бренди в его стакан. Периколо тростью пододвинул его к Эйвербрину. Прикоснувшись пальцами к своему потрясающему берету, Периколо Тополино удалился.

— Сдается, сегодня у Эйвербрина Паррафина самый счастливый день в жизни? — заметила Шаста Меховая Нога, пока мужчина смотрел через плечо на уходящего Дедушку.

Эйвербрин, который жил одним днем, нередко ел дохлых крыс, найденных в переулках, даже подлизывал лужицы пролитого другими спиртного, конечно, не мог спорить, но неотступный, глубоко засевший страх комом стоял у него в горле.

***

— Щедро, — заметила Доннола, когда они вдвоем с Периколо шли по улице прочь от таверны, где остался Эйвербрин. Доннола Тополино приходилась Дедушке настоящей внучкой, была подающей большие надежды воровкой и, что еще важнее, богатой светской львицей. Ее основная роль в организации Периколо состояла в том, чтобы быть в курсе всех слухов, касающихся властных структур в Дельфантле, и яркая и живая семнадцатилетняя девушка-хафлинг воистину наслаждалась ею и исполняла ее с блеском.

— У него есть нечто такое, чего я хочу, — пояснил Дедушка.

— Разумеется, но оно могло бы обойтись намного дешевле, тебе не кажется?

— Сколько может выпить один хафлинг? Или съесть? А он не станет много есть, если будет слишком много пить, верно?

Доннола остановилась, и Периколо, сделав пару шагов, остановился тоже и обернулся, взглянув в ее улыбающееся и явно довольное личико.

— И спать? — добавила она понимающе. — Ему позарез нужна не только выпивка, но и кров? Нет, дедушка, тут дело не только в Пауке. Ты испытываешь симпатию к этому Эйвербрину.

Периколо недолго обдумывал ее слова, потом усмехнулся:

— Он мне отвратителен. Это слабак. Среди наших людей такому не место!

— Великодушие, — ехидно заметила Доннола.

— Для Паука — да, — согласился Периколо, снова трогаясь в путь, — потому что я явно ускорил смерть его бесполезного папаши.

***

Никогда в жизни, даже в прошлой жизни, Реджис не чувствовал себя более свободным, чем в такие моменты. Он скользил, почти невесомый, наслаждаясь скалами и долинами неровного морского дна. Он даже не заботился о том, чтобы не потерять из виду направляющую веревку, привязанную к бую наверху, поскольку знал, что у него не будет проблем с неспешным подъемом из морских глубин.

Реджиса настолько очаровали мелкие рыбки, во множестве снующие вокруг, угри, ныряющие в свои пещеры, и колеблющиеся морские травы, что он едва начал заполнять сумку ценными устрицами.

Он знал, что это не важно. Во всем Дельфантле не нашлось бы и пятерых, кто мог бы забраться на такую глубину, когда от воздуха тебя отделяет почти пятьдесят футов воды, и ни одного, насколько ему было известно, способного оставаться здесь сколько-нибудь долго или, отдохнув, вернуться обратно. Разумеется, другим приходилось полагаться на магические заклинания, как правило с коротким сроком действия, в то время как у Реджиса по какой-то причине не было проблем с тем, чтобы плавать на глубине долго-долго или сразу же вернуться туда, едва глотнув воздуха на поверхности.

Что хуже всего, те, кто отправлялся на такую глубину под воздействием магии, должны были быть очень внимательными при подъеме, иначе их накрывала боль, порой смертельная. Но Реджису повезло и с этим. Он мог быстро всплывать наверх почти без последствий.

Даже если он слишком задерживался под водой, у него никогда не возникало смертельного ужаса от ощущения, что он тонет, что ему немедленно необходим глоток воздуха. Никогда. Нет, если задуматься о времени, проводимом им под водой, то он, похоже, получал какой-то воздух из воды. Конечно, он не мог дышать здесь так же, как наверху, но все же каким-то образом добывал крохи, достаточные, чтобы поддерживать жизнь, пусть и не вполне комфортную.

В толще темных вод Моря Падающих Звезд таились опасности, но он был хорошо знаком с ними и знал, как их избежать. Страхи не могли перевесить это ощущение приключения, свободы и невероятной красоты, открывавшейся перед ним.

В то утро он ушел рано, подарив себе целый день, чтобы плавать и наслаждаться — и чтобы наполнить свою сумку, поскольку Эйвербрин не прощал, если Реджис возвращался без полного мешка устриц.

Солнце низко висело в небе, когда он прошел по разбитым булыжным мостовым нижнего Дельфантла. Эйвербрина не оказалось дома, но это Реджиса не беспокоило. Он знал наверняка, где сможет отыскать своего бедного больного отца.

Шаста Меховая Нога широко улыбнулась юному хафлингу, когда тот появился в ее заведении, и Реджис ответил ей тем же, но лишь мимоходом — лицо его вновь сделалось озабоченным, когда он оглядел общий зал.

— Он наверху, в своей комнате, — заметила Шаста. — В своей комнате? Кто?

— Твой папаша.

— Его комната? — переспросил Реджис озадаченно, потому что они с отцом жили в переулке, где несколько досок были прислонены к стене, это и называлось их домом.

— Ну да, и твоя тоже, я так полагаю. — Шаста кивнула в сторону лестницы. — Третий этаж, третья дверь направо.

— Его комната?

Шаста лишь улыбалась.

Реджис рванул вверх по ступенькам, не замедляя хода, пока не добрался до указанной двери. Он начал было стучать, но остановился и наморщил нос, поскольку услы шал, как внутри кого-то жестоко рвет.

Он уже множество раз слышал этот звук.

Реджис ухватился за дверную ручку, медленно повернул ее и тихо проскользнул в комнату. У противоположной стены возле грязного окна стоял на коленях Эйвербрин, сгорбившись над ведром, задыхаясь и отплевываясь. Через некоторое время он осознал присутствие сына, поскольку повернулся, посмотрел на него и принялся хохотать как ненормальный. Лишь тогда Реджис заметил, что у стены рядом с коленопреклоненным хафлингом стоит не одна, но две полных бутылки виски.