Елена Немченко - Призраки прошлого [черновик, СИ]

— И я о том же!

— Ция! Салир! — Командир строго посмотрел на нас обоих.

— Я знаю! — огрызнулся блондин и отвернулся, чуть не выбив косой у меня из рук чашку, что не добавило мне к нему симпатий.

— Брось, Кароль, это всего лишь дружеская перепалка, — отмахнулся Айк. А он оптимист.

Командир глянул на меня исподлобья.

— Ция, что тебе не нравится?

Я аккуратно поставила чашку на стол и серьезно посмотрела на Кароля. Он казался мне самым адекватным из присутствующих.

— Мне не нравится отношение к бедному ребенку.

— Этот ребенок немногим младше тебя, — не поворачиваясь, бросил Салир.

Что-то разговорился он сегодня.

Я нахмурилась. Сначала фраза в дверях, потом чай, попытка завязать разговор… Кажется, со стороны блондина был сделан шаг к примирению. А я его проглядела, ворона, на РаасКанте сосредоточилась, приняла в штыки… Но слишком мне не понравилось его отношение к юноше как к игрушке, развлечению. Парню и так по жизни досталось.

— Ну и? — поторопил командир, складывая руки на груди. Неаккуратно засученные рукава рубашки съехали вниз и приняли совсем уж непривлекательный вид.

— Что ему грозит? — спросила я, усилием воли отрываясь от рук командира. Не стоит акцентировать внимание на его неаккуратности, сам потом поправит.

— РаасКанту? Да ничего серьезного… Штраф разве что…

Я помедлила с продолжением и, не глядя в сторону блондина, кожей чувствуя его взгляд, произнесла:

— А нельзя ли… Взять с него, скажем, честное слово?..

Салир холодно усмехнулся и, пока Кароль размышлял, удалился медленным шагом, словно на приеме. Только в воздухе еще долго, словно шлейф аромата дорогих духов, висел неощутимый след напускного равнодушия.

Повисло гнетущее молчание.

— Я уберу! — помявшись на месте, тихо проговорил Айк. Помедлил, глянув на Кароля, и пробурчал себе под нос: — Не думаю, что это он просто так, для развлечения… Хотя, кто его разберет?

И, быстро похватав чашки, умчался. Линек отчего-то тоже засобирался. Отправился "ловить натуру", как он сказал с все понимающей улыбкой на губах.

Каким способом он собирается это делать, ловить натуру, то есть, я боялась даже представить.

— Кхм, — с трудом выдавил из себя воздух командир и с изучающим, несколько неприятным интересом посмотрел на меня. — Зачем тебе это, Ция?..

Н-да, сложный вопрос. Мне бы и самой не помешало знать ответ.

Ветер врывался в окно и парусом раздувал белоснежные кружевные занавески. Он принес запах свежести и дождя, и я с удовольствием прикрыла глаза, подставляя лицо дуновению сладкого весеннего воздуха.

— Не знаю, Кароль, наверное, мне просто понравился этот парень. Да… Скажи мне, зачем ему сидеть у нас в подвале? Пусть домой идет, раз не хочет признаваться, зачем в сад к нашей соседке залезает.

Командир подумал немного, как мне показалось, чисто для проформы, и махнул рукой.

— Ладно, забирай своего протеже. И делай с ним что хочешь, в рамках закона, естественно, — пошутил Кароль и сплел в воздухе "пустое" плетение-ключ от нашего импровизированного карцера в подполье. — Только предупреди его, чтобы больше к нам не попадал.

— Есть! — улыбнулась я, приложив пальцы к виску, как это принято в армии.

Кароль глянул на меня сверху вниз и бессильно, словно тысячелетний старец, вздохнул.

— Не понимаю я, с чего вы сцепились? С самого первого дня.

Я посмотрела командиру в глаза.

Кароль вздохнул еще раз и, сунув руки в карманы, отвернулся к окну.

— Салир с Шуном были хорошими друзьями. Да и все мы… В общем, все стараются не показывать виду, но сейчас мы несколько не в себе… Особенно Салир. Ведь у него на глазах, буквально в паре шагов… Он просто еще не смирился, как все мы. Но это пройдет со временем, просто постарайся поменьше задевать его. Я тебя прошу. Тем более, что он прекрасно знает и осознает, что ты ни в чем не виновата.

А вот это очень точная мысль. Я действительно не виновата. Почти ни в чем. Единственное, не нужно было так открыто выражать свою неприязнь. Но тогда я тоже была… не в себе. Так что, думаю, Кароль меня понимает.

Подпол открывался неудобно. Ведь строители не предполагали, что в этом доме когда-нибудь обоснуется пятерка Мастеров и пожелает хранить в погребе не соленья, а вполне даже живых преступников.

Хотя о преступников тут и речи нет, — недовольно сморщилась я, почувствовав дыхнувший снизу запах сырости и холода. И зачем они только бедного мальчишку туда запихали? Припугнуть, чтобы и думать забыл о ночных завоевательных походах на чужие клумбы?

Я фыркнула. Нет, ей Богу, это уже напоминает какой-то фарс.

— РаасКант, вы там живы? — хладнокровно спросила я темноту и получила сиплый, пропитанный осторожностью, словно пирожное медом, ответ:

— Да, Мастер.

Я недовольно щелкнула языком. Простудился все-таки, на холодной влажной земле сидючи.

— Давай, вылезай быстрей.

— Меня отпускают? — с громадным удивлением спросил парень. Наверное, он уже успел решить, что его отправят на рудники. Или, с него станется, сразу же на плаху.

Вот палачу больше делать нечего, как в выходной всяких мелких хулиганов вешать. Тогда бы в Империи вообще людей не было, всем еще в детстве за озорство головы поотрубали.

Так и представляю себе серьезную грамоту с восковой печатью "Пострел. Высшая мера наказания".

Я отодвинулась от лестницы и скучающим голосом произнесла:

— Тебе так понравилось там сидеть, что ты решил продлить это удовольствие, растягивая время? Ну, тогда я пойду тебе на встречу. Крышку закрыть, или пусть посветлей будет?..

Юноша так рванулся к свету, что едва не пробил сквозную дырку в крыше собственной головой.

Я, приподняв бровь, осмотрела его, продрогшего, непрестанно чихающего, всего в паутине и каких-то подозрительных светло-зеленых пятнах, и с сомнением произнесла:

— Пошли, что ли, чаем тебя напою горячим…

РаасКант попытался отказаться (ему, видимо, не терпелось убраться из этого дома, пока добрый Мастер не передумал), но он так громко клацал зубами, что я легко смогла притвориться, что не понимаю о чем он.

Все же, я в который раз убеждаюсь, что халява — это великая вещь. А так же безотказный способ наладить хорошие отношения.

Парень сначала отказывался от всего, только сжимал в дрожащих пальцах огромную горячую кружку, но я не ослабляла натиска, и вскоре его сопротивление захлебнулось. Захлебнулось слюной, обильно поступающей в рот при виде такого количества свежей, вкусной и не самой дешевой еды. Тогда юноша принялся аккуратно отрезать малюсенькие кусочки и левой рукой поносить их ко рту, цепляя изящной серебряной вилкой. Я с невольным состраданием смотрела на его мучения, а потом демонстративно подхватила пирожное руками.