Робин Хобб - Странствия Шута

– Я узнал немного больше. Название таверны, – он взял меня за руку своей, скользкой от крови. Я наклонился, обхватил его и поднял на ноги. Он зарычал от боли, поднимаясь.

– Это не ради информации, Фитц. Это расплата. За капитана Стаута. Предательство заслуживает сильной боли, – он задохнулся. Я стоял неподвижно, пока он не восстановил дыхание. – И слишком смело было думать, что он может убить меня.

Голой рукой я ощутил теплую кровь на его одежде.

– Я усажу тебя и поймаю лошадь. Там есть лекарь в…

– Камень, – решительно сказал Чейд. – В Баккипе лекари лучше.

Неттл как-то сравнила обладание Скиллом с наличием обоняния. Никому не хочется вторгаться в чужую жизнь, в этом не больше приятного, чем обнюхивать кого-либо. Однако, находясь рядом, ты чувствуешь запах другого человека, так и Скилл говорит тебе о чьей-то боли. Сейчас не только Скилл, но и Уит кричал мне, что Чейд срочно нуждается в лечении. И он был прав, лучшие лекари были в Баккипе. Я потянулся к Неттл.

На нас напали. Чейд ранен. Пройдем через камни через пару минут. Пожалуйста, пусть лекарь будет готов. В этот раз у него рана от меча.

Мы услышали о нападении, а затем вы оба от нас отгородились! Что происходит? Это были похитители Пчелки? Вы нашли ее, она в безопасности? - гнев и исступленные вопросы, на которые у меня не было времени.

Пчелки нет. Мы идем через камни. Нападавшие мертвы. Я все объясню, когда доберемся.

В этот раз стена, которую я возвел, была намеренной. Король Верити всегда жаловался, что каждый раз, когда я полностью поглощен битвой или опасным занятием, я возвожу стены. Очевидно, Чейд делал то же самое. Интересно. Но не так важно, как кровь Чейда, пропитавшая мой рукав, и моя собственная кровь, сочившаяся из пореза на лбу и заливавшая глаза.

Хозяин?

Иди туда, где сегодня ела овес. Заставь остальных идти за собой, если сможешь. Возвращайся туда и там ты будешь в безопасности.

Пойти с тобой.

Нет.

Я закрыл от нее свой Уит. Чалая была прекрасной лошадью, светящейся живостью и умом, она настойчиво тянулась ко мне, ища связи, которую, однако, я не мог себе позволить. У меня не было времени стать кем-то, настолько важным для любого существа, до тех пор, пока я вновь не обрету свою маленькую девочку. И, возможно, даже тогда. Я чувствовал, что лошадь сбита с толку и разочарована. Я не мог позволить этому затронуть свое сердце. Ничто не может тронуть мое сердце, пока Пчелка снова не окажется в безопасности.

– Камень, – сказал я Чейду. Он кивнул, сберегая дыхание. Снег был глубоким, а дорожка к камню протоптана только местами. Я боком пробирался по глубокому снегу, позволяя Чейду воспользоваться тропой, которую прокладывал. Он переставлял ноги, но основную часть его веса я принял на себя. Боль в плече напомнила мне о срезанном с него кусочке плоти. Мы добрались до камня, когда Чейд уже практически не мог идти, тяжело навалившись на меня.

– Переведи немного дыхание, – предложил я.

Ему удалось покачать головой.

– Нет, – едва слышно выдохнул он. – Сейчас упаду в обморок. Иди в колонну, пока я в сознании.

– Слишком опасно, – возразил я, но он поднял окровавленную руку, которой зажимал бок. Я не успел остановить его, и едва ли у меня было время сосредоточиться на Скилле, прежде чем он ударил по камню, и нас затянуло внутрь.

Это было неправильно. Мгновение я удерживал Чейда, когда мы входили в камень. Но когда он затащил меня за собой, мое ощущение его через Скилл погасло. Я хватал пустоту. Я не чувствовал его, я падал через море звезд, стремительно погружаясь туда, где не было дна.

Когда Шайсим появится, Служители должны быть готовы должным образом приветствовать ребенка. Часто родители бывают расстроены, отдавая ребенка, которому покровительствовали и которого лелеяли годами. Когда родители приводят Шайсим к воротам, им необходимо предложить отдохнуть и восстановить силы. Нужно также предложить подарки, но ни в коем случае не таким образом, будто они даны в обмен на ребенка. Шайсим никогда не должен быть куплен или отнят силой. Если родители не готовы отдать ребенка, дайте им столько времени, сколько потребуется. Если это младенец, мягко напомните им, что ему потребуются годы внимательного ухода. Если ребенок старше, напомните, что он должен расти там, где будет принят, обучен и любим.

Если они не могут вынести мгновенного отказа от ребенка, будьте терпеливы. Предложите им ночлег, позвольте прогуляться по садам и увидеть библиотеки. Позвольте им увидеть, что сколько бы ни продлилось детство ребенка, он будет защищен, обучен и, да, любим Служителями, которые о нем заботятся. Не забывайте, что каждый Белый ребенок — подарок миру от семьи. Будьте благодарны.

Превыше всего, будьте терпеливы. Помните, что судьба ребенка — прийти к нам, и ее нельзя отрицать. Это может произойти не так, как любой из нас предсказывал, но произойдет. Излишнее вмешательство может поставить ребенка на непредвиденный несчастливый путь. Когда ребенок с нами, важно позволить жизни Шайсим раскрываться самостоятельно. Нельзя торопить будущее. Позвольте времени проявить над нами свою волю.

— Баффени, Служитель Третьего Рода.

Я не знаю, как долго была больна. Это была ужасная лихорадка, от которой никто не мог меня спасти. Меня тошнило, и я часто пачкала себя. Шун свирепо присматривала за мной, без капли доброты и явно не потому, что хотела. Она беспрестанно требовала уединения и тогда мыла меня холодной талой водой. Она отдала мою грязную одежду бледным людям, чтобы они постирали ее и постарались высушить. Она была непреклонна, настаивая на том, что никто другой не мог за мной ухаживать. Это была не преданность, как она пыталась показать. Это был страх, простой и понятный. Ведь если они узнают, что я девочка, я буду им больше не нужна. Вместе с ней.

Так что она заботилась обо мне, как могла. Они не предлагали ей помощи. Не было чая из ивовой коры, чтобы уменьшить мой жар, не было остановок в нашем неустанном путешествии. Они просто позволили мне болеть, продолжая свой путь. Каждый вечер Шун переносила меня из палатки в сани. Мы ехали всю ночь. Когда приближался рассвет, они разбивали лагерь, и она переносила меня из саней в палатку. Они не готовили для меня особенной еды, никакого бульона или каши. Шун усугубляла мои мучения, заставляя меня есть и пить, и иногда кормила меня с ложки. Мои губы потрескались и были сухими от жара. После ее опеки они кровоточили.

Но я не умерла, и в одну из ночей почувствовала себя немного лучше. Я лежала с открытыми глазами и смотрела на звезды, которые то появлялись, то исчезали в нагнанных ветром тучах. Двалия больше не держала меня на коленях. Никто из ее людей не хотел касаться меня. Поэтому меня держала Шун, и я слышала, как она тяжело вздохнула, когда мы поднялись на холм и увидели огни маленького городка под нами. Мы спускались прямо к городу. Туманный мальчик сидел за возницей, и я чувствовала, как сильно он старался, чтобы нас никто не заметил. Командующий Эллик и красивый насильник шествовали впереди. Остальные солдаты ехали рядом с санями, а люди на белых лошадях сбились в группу за нами. Пес с вздыбленной шерстью лаял и лаял на нас, пока хозяин не вышел и не накричал на него.