Виктория Угрюмова - Все волки Канорры

Он небрежно стряхнул во тьму небытия человеческую душу, и вздохнул с облегчением. Так вздыхает бурный поток, когда поднимают перегораживающую его плотину, и с ревом устремляется к горизонту, к одному ему известной цели. Правда, теперь недолговечное тело стало еще более хрупким и уязвимым, до его полного и окончательного разрушения остались считанные часы, но судьба этого вместилища была ему уже безразлична. Оно сыграло свою роль и сделалось совершенно бесполезным при любом раскладе. Однако теперь он вдвойне, втройне неистовее желал завладеть Зелгом. Конечно, на самый худой конец, придется приискать себе какого-нибудь демона, благо их довольно высыпало из Преисподней. Но их было чересчур много, они сражались заодно и, вероятнее всего, дружно встали бы на защиту сородича. К тому же, древнее могущественное, опытное существо, поднаторевшее в магических поединках, станет отчаянно сопротивляться вторжению его сущности, и впопыхах такое дело не провернешь. А вот молодой некромант, обладающий грандиозной силой и совершенно не умеющий ею пользоваться, подходит ему идеально. Именно на нем следует сосредоточить свои усилия. Все это лорд Саразин просчитал меньше, чем за долю секунды, и уже через секунду был готов к отчаянному сражению не на жизнь, а на смерть.

* * *

Флагерон чувствовал то, что чувствует мышонок, свалившийся в горную реку. Помимо полного бессилия и ужаса перед внезапной беспомощностью, помимо страха и отчаяния, он испытывал невероятное удивление. Захваченный властным громокипящим потоком чужой неистовой силы, он не мог представить, какое существо способно с такой легкостью расправиться с одним из сильнейших воинов Преисподней. Он понимал, что его главная обязанность сейчас — даже не выжить, не избежать смертельной опасности, а предупредить остальных, что они столкнулись с неведомым и грозным противником, и им надлежит защищаться всеми доступными способами. И он бы непременно предостерег их, если бы успел. Но — пылинка, подхваченная ураганом — он исчез с Кахтагарской равнины, с Ламарха, из верхнего мира, и так и не появился в геенне огненной. Его затянуло в какой-то черный водоворот — бездонный, беспощадный и безразличный, как ночное зимнее небо над океаном. Бездна глядится в бездну, отражаясь и умножаясь несчетное количество раз, и в этом бесконечном коридоре между двух устрашающе огромных зеркал могут потеряться миры.

Увидев, что его грозный защитник исчез за одно мгновение, не только без сопротивления, но вообще без звука и следа, как крохотная снежинка, растаявшая над пламенем костра, Бургежа сделал глубокий вдох, надвинул поглубже на ушки свой знаменитый тазик и обратился к лорду Саразину:

— Вижу, вы не тот, за кого себя выдаете. Почему я так думаю? Глаза у вас чересчур жуткообразные. Итак, представьтесь, пожалуйста, нашим читателям. Потом мы дадим несколько слов о себе — ваши увлечения, какая-нибудь шутка, маленькая лирическая реплика — как я дошел до жизни такой; и поделитесь ближайшими планами. Ну а потом можете спокойно зверствовать дальше.

Журналистика есть искусство превращения врагов в деньги

Крейг Браун

* * *

Война — дело суетливое. Хочешь посмотреть, что там поделывает твой герой, а он уже не там, а где-то в другом месте, и занят совсем не тем, за чем ты его оставил.

Зелг сражался трудолюбиво и ответственно, стараясь оказаться в нужный момент в нужном месте. Первое время он держался поближе к Юлейну, чтобы присматривать за кузеном и прийти ему на выручку, как только потребуется. Но вскоре понял, что не потребуется.

Во-первых, древнеступ производил на врагов должное впечатление. Не забывайте, что этот экземпляр до недавних пор украшал собой витрину кассарийского музея, который со дня своего основания пополнялся новыми экспонатами под чутким руководством Думгара — а достойный домоправитель предъявлял высокие требования ко всему, что попадалось ему на глаза. Так что это был отборный древнеступ, в прошлом — вожак стада, альфа-самец, поражающий воображение своими размерами и мощью. Его клыки в среднем чуть ли не вдвое превосходили среднестатистические, и наводили ужас на всех, кому угрожали.

Во-вторых, по той же причине Юлейн находился под самой надежной охраной из всех возможных. Безутешные таксидермисты, в одночасье лишившиеся половины своих сокровищ, буквально глаз не сводили с драгоценного древнеступа. Им была невыносима сама мысль, что еще одно их творение подвергается риску быть испорченным. Они по праву гордились тем, что чучело, выставленное в музее, не имело ни одного изъяна — шкура целехонькая, клыки безупречно гладкие, мех — шерстинка к шерстинке. Ни одна моль не посмела поднять на него руку в течение пятисот лет. И тут какие-то отвратительные люди, настоящие варвары и хулиганы, бессмысленно тычут в их детище острыми копьями, пытаются огреть дубинками и осыпают стрелами, хотя они предусмотрительно повесили под будочкой коврик, на котором аршинными буквами вышито: «Экспонат руками не трогать».

Но, как и любые другие болезненно любопытные экскурсанты, вражеские воины то и дело порывались потрогать руками все, что не положено. Возмущенные таким аховым поведением таксидермисты выходили из себя и всеми доступными средствами призывали распоясавшегося противника к порядку. Они окружили Юлейна тесной гурьбой — так, боевые корабли со всех сторон окружают тяжелую флагманскую галеру — и бдели. Время от времени Дормидонт вытаскивал из поясной сумочки щеточку и причесывал растрепавшуюся шерсть то на одной, то на другой ноге древнеступа, а его помощник нервно поправлял коврик. В остальном таксидермисты были заняты тем, что отражали атаки врагов — тут им помогало отличное знание анатомии и дурной характер. Так что главная проблема Юлейна в этом сражении заключалась не в избытке врагов, а в их недостатке. Он рыскал по полю боя в поисках противника, но свирепые коротышки в корне пресекали любую попытку помять или повредить драгоценное чучело — к большому огорчению героически настроенного короля и огромному облегчению верного Гегавы.

Освободившись от забот о дорогом кузене, Зелг принял активное участие в отражении атаки тифантийских латников. Здесь он сражался бок о бок с Галармоном, графом да Унара и господином Фафутом, и здесь же сиреневый огурец представил ему господина Пикса, Зверопуса Пятой категории, ведущего сотрудника научно-исследовательского института Необъяснимого Страдания, похожего на внебрачного сына жука-носорога и горгоны Ианиды, и озорного бангасойского демона — Зверопуса редкой Четвертой категории, чье имя состояло из огромного количества букв «Ш» и незначительного количества других букв, разбросанных между ними в произвольном порядке. Горгожук застыл в молитвенной позе, а бангасоец рассыпался в комплиментах и принялся настойчиво приглашать Зелга в гости в Бангасойскую пустыню, упирая на то, как будет рада важному гостю его огнепышащая семья и, особенно, бабушка — энергичная старушка, на личном примере воспитавшая из него Зверопуса. Тут их и навестил Такангор.