Виктория Угрюмова - Все волки Канорры

Карлюза открыл рот и заверещал. Его истошный вопль подхватил Левалеса, а за ним осел. Подготовленный Бургежа сразу признал волшебные певы и взмыл повыше, чтобы уцелеть, но остальным пришлось несладко. Лорд Саразин отшатнулся в одну сторону, оглушенные короли и свита шарахнулись в другую. Троглодиты прыгнули в седло, цепляясь за все выступающие детали лапками и хвостами, и осел поскакал к пирамиде с такой прытью, что холеные рыцарские кони проводили его завистливыми взглядами.

Саразин чувствовал, как сгущается и уплотняется пространство: на Кахтагарской равнине собралось многовато сверхъестественных существ, и все они почувствовали его присутствие. Нужно было срочно принимать меры — отвлечь противника от своей персоны на то время, которое потребуется ему, чтобы одолеть кассарийского некроманта, и занять всех чем-нибудь увлекательным и душеполезным. Он подъехал к ровному строю своих рыцарей и, возвысив голос, чтобы его было слышно в задних рядах, заговорил:

— Ваше время пришло! Истребите всю нечисть, какая вам попадется! В атаку, во славу Тотиса Великого и Всемогущего!

Рыцари дружно грянули:

— Во славу! — и лавиной покатились с холма, выкрикивая «Тотис! Тотис! Тотис!».

А Ройгенон, Тукумос, Люфгорн и подоспевший Килгаллен со страхом и недоумением смотрели, как Великий Командор, не обращая на них никакого внимания, будто они были всего лишь стайкой пухнапейчиков, развел руки в стороны ладонями кверху и заговорил что-то на странном свистящем языке. Повинуясь этому едва слышному голосу, земля задрожала, воздух поплыл, как во время невыносимого зноя, затем над равниной сгустился туман, и из этого молочно-белого марева вышла грандиозная темная фигура: угловатое туловище, шесть рук, голова утоплена в бугристые плечи, вдоль щек свисают длинные толстые космы. Существо поражало своими размерами даже на фоне воздвига. А его костюм как нельзя лучше соответствовал духу и букве проводимого мероприятия — сплошные потертые шкуры, какие-то цепи, веревки, малопривлекательные черепа странных существ вместо пряжек и пуговиц: любой модный дизайнер задохнулся бы от восторга.

Но не этот недружелюбный великан заставил Зелга покачнуться в седле. Он всей кожей почувствовал всплеск невероятной силы, похожей на извержение ледяного вулкана, на поток испепеляюще-холодной лавы; он, наконец, узнал врага не в чужой личине, не под очередной маской, но в его блеске и великолепии. Его присутствие ощущалось во всем: оно было разлито в воздухе, текло по реке вместе с водой, просачивалось в землю. Враг пытался захватить все и завладеть всем — и им не оставалось иного выхода, кроме смертельного поединка.

Зелг Галеас Окиралла и Ренигар да Кассар положил поперек седла Нечеловеческий Меч и негромко спросил:

— Ты готов?

* * *

Воздвиг Мардамона разочаровал. Тут было почетно, но одиноко и очень скучно. То есть здесь время от времени случались намеки на неприятности, вроде появления этих беспричинно агрессивных меченосцев. Потом еще пару раз кто-то обозвал жреца нехорошим словом — правда, обозвал издалека, от самого подножия, и за грохотом сражения был почти не слышен. Но Мардамон все равно расстроился. Нет, не так, совсем не так мечтал он провести этот день.

Там, внизу, его друзья наслаждались битвой, самовыражались, занимались любимым делом, как он сам при Липолесье. При Липолесье, вспоминал с тоской жрец, он открыл для себя целый новый мир, познакомился с массой интересных существ, наконец, повстречал Каванаха Шестиглавого и веревочкой измерил Князя Тьмы вместе с троном. Бок о бок с соратниками он обращал в бегство врагов, защищал друзей, папа-жрец мог бы им гордиться. А сегодня — вот чем он занят, говоря начистоту? Украшает собой воздвиг? Впечатляет природу?

Если конфликта нет, они мужественно борются, чтобы его создать

Петр Вайль, Александр Генис

За всю битву он ни с кем даже толком не поговорил, не растолковал перспективы обильных жертвоприношений, совершенно не занимался просветительской деятельностью. Крифиан подлетал пару раз — узнать, как дела, но тут же торопился обратно, он-то был, как всегда, нарасхват. Монстр Ламахолота, убедившись, что с ним все в порядке, тоже отправился воевать потихоньку: Мардамон отлично видел его подвиги с вершины воздвига. Даже тролли-фольклористы и цирюльник Ас-Купос уже успели войти в историю — они повергли и обратили в бегство стольких врагов, что о них непременно упомянут во всех летописях и фундаментальных научных трудах. Один историк вообще гоняется за ними по всему полю битвы. Жрец вздохнул: и за троллями, и за амазонками, и за троглодитами, и за Прикопсом — он совался со своим блокнотикам буквально ко всем защитникам Тиронги, кроме самого Мардамона. То ли не считал его важной персоной, то ли ленился карабкаться на воздвиг, то ли просто жалел времени на восхождение. Жрец ошибался. Господин Дуцелий Целиус из журнала «Задорные затрещинки» по своей чародейской неопытности и наивности полагал его духом пирамиды и был уверен, что он вообще не умеет говорить.

Мардамон объяснял свое странное безразличие к такому желанному еще вчера воздвигу тем, что воздвиг был ненастоящим. Его создали наспех, при помощи магии, он должен был рассыпаться в прах спустя час или около того. Видимо, рассуждал Мардамон, его ненадежность, неосновательность и иллюзорная сущность не давали возможности привязаться к нему всем сердцем, ощутить его своим родным домом, убежищем, тем вместилищем жертвоприносительной культуры, каким должно стать в недалеком будущем подлинное строение. Но право на него следует завоевать в бою. Сделав этот вывод, жрец засунул серп за узорчатый пояс и решительно полез вниз, по гигантским ступенькам, скользя новыми сандалиями по зеркальной поверхности багрово-черного обсидиана.

Когда лорд Саразин вызвал из бездны чудовищного союзника, Мардамон, охая и кряхтя, как раз преодолевал последнюю ступеньку. Занятый сложным спуском, он не обращал внимания на происходящее вокруг, будучи уверен, что сражение идет своим чередом, и десять минут туда, десять минут сюда ничего не изменят. Наконец, он сполз с последнего яруса на твердую землю, помянул тихим словом всех потусторонних строителей с их оригинальными архитектурными решениями, с трудом выпрямился и… уперся в огромную, мохнатую, неэстетичную ногу какого-то незнакомого великана.

Характеры у всех разные, воспитание тоже, о вкусах и говорить не приходится; поэтому все по-разному реагируют на такие внезапные встречи. Кто-то верещит дурным голосом и пускается наутек; кто-то падает навзничь и прикидывается мертвой жужелицей; кто-то выхватывает меч и героически погибает на глазах у товарищей по оружию, вынуждая их тем самым к скорому и неотвратимому отмщению. Кто-то пытается познакомиться и завести дружбу, предлагая свирепому пришельцу конфетки, куркамисы или, если найдутся, пончики с фрутьязьей. Кто-то настойчиво молит богов о спасении.