Виктория Угрюмова - Все волки Канорры

— Вот с этим соглашусь, — закивал Отентал. — Ну и харя. Это же мы полжизни бы искали, и не нашли бы этакую отвратительную харю.

Бедный бог не выдержал и с размаха хлопнул нахала ладонью. Но бессменные устроители Кровавой Паялпы были далеко не новичками своего дела. Это лет двадцать пять назад они еще могли чувствительно пострадать в ходе переговоров с потенциальным участником выступления. А теперь реакция у них стала отменная, как у эльфов, которые перемещаются в пространстве со скоростью, недоступной взгляду. Отентал легко уклонился и завопил:

— Вспыльчивый!

— Злобный! — подтвердил Архаблог. — Так глазками и буравит. Надави на него, как следует, нельзя упускать такое сокровище!

Отентал изучил глубоко вдавленный в землю след батааровой пятерни и остался доволен.

— Слушайте, милейший, как вас там… — начал он.

Каквастам пришел к выводу, что этих впечатлений ему с лихвой хватит на ближайшие пару веков. Он не считал себя эталоном мужской красоты и не претендовал на звание «Милашка сентября», но должна же быть какая-то этика, какие-то правила приличия. Может, он пошел лицом в маму, а маму не выбирают — даже древние хтонические существа. Между прочим, может, они сами втайне страдают, в том числе без женской ласки, тепла и участия; и им особенно неприятно, когда какие-то незнакомцы так неделикатно отзываются об их внешности. Харя, конечно, та еще, но что ж ему теперь — развоплотиться?

По ходу дела он обиделся и на своего нанимателя: не мог пометить войска, подлежащие уничтожению, каким-нибудь крестиком или кружочком, или ниточку завязать. Обещанное вознаграждение не казалось ему больше таким уж существенным; за перенесенные страдания могли бы дать и побольше. Тем более, бог васипасов привык все-таки к почтительному обращению. Когда он возникал где-нибудь с целью напугать — он пугал; если желал сокрушить — крушил. Обычно при виде его смертные создания лишались чувств или ударялись в паническое бегство, или оказывали жалкое сопротивление, что в конечном итоге оборачивалось против них же самих. А такого свинства он никогда не видел. Ну, хоть бы кто-нибудь упал в обморок для приличия.

Но древнеступ подло бодался; Архаблог и Отентал обзывались; девы неистово скакали; феи жужжали, как пчелы-убийцы, а пчелам-убийцам Батаар не доверял; жрец в дикой мантии и венце из костей какого-то страдальца выкрикивал отдельные обидные слова; издалека нехорошо косились на него кошмарного вида адские демоны, о присутствии которых наниматель, кстати, не упомянул — иначе он бы не согласился на такое смехотворное вознаграждение, — и, опасный на вид, сердитый минотавр-переросток, стоящий в компании недружелюбных здоровяков. Словом, вся эта афера с каждой минутой внушала все меньше доверия. Что касается существа, призвавшего его сюда, то отставной бог его, конечно, боялся. Но он догадывался, что нанимателя ждут крупные неприятности, и в ближайшее время тому будет не до разбирательств. А если он погибнет в ходе этого конфликта, то не сможет ни заплатить за работу, ни взыскать за нарушение договора. Как ни крути, оставаться на поле боя и подвергать себя нешуточной опасности было невыгодно.

Батаар укоризненно поморгал на амазонок, громко обещавших, что он ответит за все мужские бесчинства; грустно вздохнул и исчез.

Но деятельность Степана Трофимовича окончилась почти в ту же минуту, как и началась, — так сказать от «вихря сошедшихся обстоятельств»

Ф. М. Достоевский, «Бесы»

В засаду, устроенную по всем правилам, противник не попадает

Военные законы Мерфи

Никто не обрадовался появлению Батаара так, как Зелг с Такангором. Наконец, враг, которого они так долго выманивали из его норы, высунул голову из тайного убежища, и только теперь, собственно, должна была начаться настоящая битва.

— Где он? — негромко спросил минотавр.

— На холме, — ответил Зелг. — Видите, тот крупный золотистый джентльмен.

— Я бы не сказал, что он уж такой крупный, — скептически прищурился Такангор. — Скорее, полный. Маменька рекомендовали бы ему строгую овощную диету и решительный бег на рассвете.

— Я бы ни за что не стал бегать на рассвете, — сказал бурмасингер, склоняясь к мысли об овощной диете.

Если человек не хочет бегать по утрам,

его ничто не может остановить

Йогги Берра

Ему последнее время не нравилась его фигура, особенно в присутствии Зелга и Юлейна, которые пошли в статных, рослых и плечистых предков.

— Бег на рассвете, — мягко пояснил Такангор, — бывает двух видов: добровольный и от маменьки. Те, кто пробовали оба вида, горячо рекомендуют первый. Но этому золотистому господину не повредил бы второй.

— А-аа, это лорд Саразин, Великий Командор Ордена Рыцарей Тотиса, — высунулся Юлейн из своей будочки. — Очень деятельная личность, большой хозяйственник, вот маркиз Гизонга часто ставит его в пример. А ты уверен, что это он — Он? Я в том смысле, что командор всегда был такой неистово набожный человек.

— Это логично, — откликнулся Сатаран. — Фанатиков легче поглощать, их души быстрее покоряются — спросите у Кальфона.

Погонщик душ сделал компетентное лицо и покивал огромной рогатой головой. Ему нравилось, когда его с интересом слушала такая важная персона как Такангор.

— Когда смертное создание многое ценит в этой жизни, его душой трудно управлять. Она, вообразите, как бы цепляется за все дорогое такими, как бы щупальцами, и оторвать ее как бы непросто. Чудовищную силу порой проявляет и поразительное упорство. А душу, поглощенную одной идеей, ухватить как раз легко: она вся тут, как на ладони. Обычно, маленькая. Обычно, слабая. Лично я тоже бы выбрал лорда Саразина для поселения. А вот уважаемую Гризольду, например, побеспокоил бы в последнюю очередь.

— О, — вздохнул Зелг, — как я вас понимаю.

И снова посмотрел на вершину холма.

На вершине холма переживали за свое будущее завоеватели Тиронги.

— А… — сказал Тукумос в спину лорда Саразина, потрясая специально купленным для сегодняшнего триумфа походным боевым королевским жезлом. — А как же это…

— Молчи, — остановил его Килгаллен, с любопытством рассматривая, как сквозь золотистые отблески на панцире командора постепенно пробивается густой багровый свет. — Думаю, сейчас ему лучше не мешать.

— А потом… — сказал Ройгенон.

— Потом — тем паче.

— А мы, — начал было Люфгорн.

— А нам пора заехать в Нилону, запереться за ее мощными воротами и подумать, что делать дальше.

— А войска? — спросил Люфгорн, имея в виду организованное отступление.

— А как? — осведомился Килгаллен.

Его трясло от негодования — подумать только, жил себе не тужил, богател, процветал, и вдруг на тебе — своими руками выкопал Гриому такую глубокую и такую знакомую яму. Чего ему не сиделось? Трехглазому было совершенно очевидно, что победоносный двухдневный поход на Тиронгу — это эфемерида. Нечего даже мечтать о том, что они прорвутся сквозь плотный заслон из кентавров и амазонок, каких-то монстров и чудовищ, демонов и, — он с тоской оглядел окрестности, — и еще одних демонов. И вот этого, самого кошмарного, исполинского, на которого даже смотреть страшно.