Дэвид Фарланд - Пища свирепых чад

Выслушав новости, Чун Дэмин встревожился.

— Убил двоих мальчишек? — спросил он сурово, пронзая купца взглядом. — Из какого племени?

Тот пожал плечами. Столько за последние месяцы встречал варваров, что и внимание перестал обращать на их принадлежность к племенам и родам. Да их как рыбы в море!

— Как они выглядели?

— Совсем юнцы, — ответил Хуан Фа простодушно. — Ярко-фиолетовые штаны, зубы подпилены до остроконечности, на лицах вытатуирован символ Дерева Жизни. У одного — охотничье копье, — купец показал дротик с острием из темно-зеленого нефрита, — у другого — лук из рогов дикого быка.

Чун Дэмин погладил задумчиво бороду.

— Орочоны. Да, я сразу так подумал. Обычно они люди мирные, пасут коз и овец, их и едят, да еще охотятся на диких ослов. Но стада поразила страшная язва, и уже много месяцев варвары голодают… Прошлой весной пытались ограбить караван. Воины из них плохие, неумелые. Караванная стража быстро с ними расправилась, а удравших выследили мои люди. Пять дней шли за ними, настигли близ стойбища, у их же юрт. Наехали колесницами, изрубили алебардами. Истребили всех мужчин — но сердца наши переполнила жалость, мы пощадили женщин и детей…

Старик замолчал, и Хуан Фа глянул вопросительно на молодого монаха. Тот печально качнул бритой головой и спросил:

— Неужели ваше милосердие не обратилось им на пользу?

— Я надеялся: уйдут назад, в горы, где сородичи дадут им пищу, — ответил военачальник скорбно. — Они не ушли. Боюсь, они обречены. Опиши убитых тобою мальчиков! — приказал сурово Чун Дэмин.

— Один — низкорослый, кривоногий, узкоглазый. Другой — статный и красивый, в ожерелье из нефрита и медвежьих зубов.

Чун Дэмин помрачнел, уставился задумчиво в миску с кашей. Начальник долго молчал, затем подул, отгоняя пар, — но есть не стал.

— Стало быть, это Чуулун, сын Баатарсайхана, — выговорил он, боязливо понизив голос. — Ты слыхал о Баатарсайхане?

Имя закопошилось в рассудке купца, словно крыса в норе.

— Кажется, припоминаю…

— Его имя значит «Прекраснодушный герой», тот, кто побеждает без боя, — сказал Чун Дэмин, не слушая купца. — Он горбун, могучий чародей, убивающий не топором либо стрелой, но магией. Наиопаснейший человек в здешних горах. Его старшие сыновья погибли прошлым летом, когда мы напали на стойбище у реки Байдэ Гунню.

— Ох, — выдохнул монах, понявший, насколько ужасно известие.

— Мальчик, убитый тобою, — воспитанник Баатарсайхана. — Голос Чун Дэмина звучал хрипло и полнился горечью. — Теперь у чародея нет детей. Почему ты не пощадил щенков? Они всего лишь хотели накормить умирающих от голода родичей. Ты мог просто забрать свою лошадь.

Хуан Фа смотрел на старого воина, от стыда не в силах выговорить и слова.

— Я… я же не знал об их нужде, — выдавил наконец. — И не хотел, чтобы они напали снова. Полководец, кому, как не вам, знать: лишь глупец щадит врага.

— Ну что ж, — вздохнул старик, — раз ты страшишься возмездия, оно придет к тебе. На твоем месте я бежал бы отсюда со всех ног. Последний в году караван прошел здесь всего два дня назад. С ним путешествует мудрец. Возможно, он сумеет защитить тебя. Если поторопишься — догонишь. Но отправляться следует прямо сейчас. Баатарсайхан вне себя от ярости, а чары его разят далеко…

— Прошу прощения… — выговорил неуклюже Хуан Фа, которому вдруг пришла идея.

В самом деле, караванщики каждый год платят дикарям, а среди тех, говорят, жизнь стоит немного.

— А можно отослать варварам подношение? Плату за мир?

— Думаешь, всех сокровищ земли хватит, чтобы успокоить его гнев? — спросил монах.

Да уж, в седельных сумках Хуан Фа едва ли нашлось бы сокровище, стоящее жизни единственного сына. Серебро — мягкий металл, у варваров оно ценится куда меньше, чем бронза. А пряности и опий… сомнительное подношение.

— У меня есть зуб дракона, найденный в Персии. Он стоит много лошадей.

Купец подошел к кобыле и вынул из сумки зуб дракона: почти в чи длиной, зазубренный, кривой, будто азиатский кинжал. Хуан Фа видел заключенный в камень драконий череп, откуда и выдернули зуб. Прежний владелец отполировал его, и древняя кость светилась, будто солнечный камень линхунь ху.

— Возможно, такая плата и умилостивит чародея, — отметил Чун Дэмин задумчиво. — Для него это большая ценность.

Четыре дня купец и монах шли за караваном по травянистой степи у края пустыни, ведя кобылицу в поводу. Раньше здесь паслось множество куланов, огромных диких быков, оленей; на них охотились гепарды. Но за последние двадцать лет прошло много караванов, с каждым годом все больше. Стада перебрались подальше отсюда, а злая язва убила оставшихся. Люди поговаривали, что караваны же язву и разнесли. Все знали: эта напасть передается вместе со шкурами умерших от нее животных.

Теперь рыжие равнины казались запустелыми, почти безжизненными. За два дня Хуан Фа заметил лишь несколько страусов и пару огромных слонов. Их люди императора умудрялись отлавливать и дрессировать для битвы, наводя ужас на врагов. На таких громадин варварам трудно охотиться. Страусы кажутся легкой добычей, но они слишком проворны, всегда успевают отбежать, стрелой их достать непросто. Повелители здешних равнин, слоны, весили раза в четыре больше недорослых индийских собратьев, а бивни имели ржаво-красные, длиною в три бу. Слоны-самцы иногда приходили в бешенство и даже нападали на людей.

Хуан Фа страшился идти мимо этаких чудищ и с караваном. Теперь же, когда он шел всего лишь с монахом и лошадью, соседство исполинов ужасало. Но, к немалому удивлению купца, огромные самцы лишь втягивали воздух хоботом и возбужденно хлопали ушами. Не били ногами о землю, не швырялись вырванной травой. Не нападали.

Все же путешественники держались от них подальше и старались отдыхать поменьше. Хуан Фа так спешил догнать караван, вернуться домой, к Янь, что не останавливался даже на ночлег, все шагал и шагал в темноте.

Монах почти не разговаривал. Упорно топал рядом, глядел перед собой, бормотал сочиненные на ходу стихи.

Хуан Фа же еле переставлял ноги, клевал носом, воображал сладость объятий Янь.

И вдруг увидел детей. Диких, свирепых.

Десятки их сидели вокруг костра в большой пещере. Истощенные создания: вспученные животы, кожа обтягивает кости. На голых спинах татуировки змееголовых ящеров. Лица — словно черепа с присохшей кожей, остро заточенные зубы.

Разные дети — от совсем маленьких, едва умеющих передвигаться, до без малого юношей и девушек. Почти нагие.

Двое заметили чужих, принялись толкать соседей. Те оборачивались, но показалось, что разглядеть пришельцев издали способны далеко не все.

Внезапно посреди костра явился чародей, словно выпрыгнув из пламени, — в красной яшмовой маске демона, в плаще из тигровой шкуры. Танцевал среди огня, ступал на раскаленные угли без видимого вреда для себя. В правой руке сжимал трещотку из черепа огромной кобры, в левой — драконий зуб. Чародей пел, танцуя, голос его дрожал, то затихая, то наливаясь силой, и полнился скорбью.