Дэвид Фарланд - Пища свирепых чад

Дети хором выпевали непонятные слова, звучно били правым кулаком в левую ладонь, и казалось, все больше орочонов могут видеть Хуан Фа, ощущать его присутствие. Варвары оборачивались, всматривались с любопытством. Купец заметил, как у совсем маленькой девочки течет по подбородку слюна, сочится изо рта, полного острых клыков.

Вдруг чародей, прервав пение, прорычал заклятие — и швырнул драконий зуб сквозь мглу. Дремлющий Хуан Фа дернулся в кошмаре, стараясь уклониться. Зуб ударил плашмя в грудь.

Купец открыл глаза.

Остановился. Взбудораженное дурным сном сердце бешено колотилось в груди. Сказал себе: «Причина кошмаров — больная совесть. Пройдет время, и все забудется».

Вечернее солнце рождало огромные, уходящие вдаль тени. Хуан Фа оглянулся и увидел его, катящееся за край мира. Солнце висело под облаками, похожее на багровый зловещий глаз.

— Ох, какой жуткий мне приснился сон, — прошептал купец даосу, не в силах забыть привидевшийся страх.

— Расскажи, — возможно, я сумею понять его значение, — предложил монах.

Кошмар сверхъестественно походил на явь. Хуан Фа даже чувствовал, куда ударил драконий зуб. Дотронулся — и обнаружил его, запутавшегося в шерсти овчинной куртки!

Монах вскрикнул.

Купец, дрожа, обернулся, отыскивая бросившего, — но вокруг лишь море колышущейся под ветром травы. Никого.

Тогда он понял. Чародей швырнул зуб за триста ли.

— Тут и ученый толкователь снов не нужен, — сказал печально монах. — Чародей отверг твое подношение.

Пришла тьма, а с нею волчий вой и крики охотящихся диких котов. Монах с купцом вскарабкались на холм и с его гребня заметили вдалеке яркие шелковые палатки каравана. Острокупольные, на арабский манер сделанные шатры освещались изнутри лампами и жаровнями, и каждый сиял в ночи диковинным самоцветом, светился рубиново-алым, сапфирово-синим, бледно-розовым, словно турмалин, искристо-белым, точно алмаз. Они влекли и манили, но Хуан Фа и шагу не мог ступить, ноги налились свинцом.

— Одна ночь ходьбы, и мы догоним караван, а с ним и мудреца, — выговорил купец.

— Смилуйся! — взмолился монах, сгибаясь и упираясь руками в колени, чтобы перевести дух. — Звезды так тусклы сегодня…

Верно — над головой расстилалась туманная дымка, за нею почти не различалась Небесная река. Хуан Фа запасся изображенной на шелковом полотне звездной картой, помогающей ночью отыскать дорогу в пустыне, но сейчас карта бесполезна.

— Остановимся, отдохнем, — предложил монах. — Если бездумно бежать в темноте, наверняка свалишься в яму.

Купец прикинул, можно ли набрать сухой травы и сделать факел. Хм, факел соорудить нетрудно, а стоит ли? Внимание привлечешь. И так ощущение, будто глядят в спину. Он даже обернулся, проверяя.

Этой ночью снова явились свирепые дети. Они шли следом. Охотились на него, Хуан Фа.

Во сне он увидел сперва полную луну, яркую, словно зеркало чеканного серебра, и в ее свете разглядел удивительное, величавое, могучее животное. Лось — либо очень похож на лося. Мех его казался белей хлопка, голова возвышалась на два человеческих роста. На рогах множество отростков, а размах и ширина таковы, что уляжется высокий мужчина. Сперва подумал: меж большими отростками паутина. Однако потом заметил: это кружево тонких роговых волокон. Никогда подобного не видел у лосей.

Чарующий, волшебный зверь! Сколько силы, царственной мощи, величия!

За спиной послышался шорох — кто-то пробирался сквозь высокую траву. Купец обернулся и успел заметить шмыгнувших в стороны детей, нагих, крадущихся на четвереньках подобно волкам, выслеживающим раненого горного козла. За кем они охотятся? За волшебным лосем? Или за купцом по имени Хуан Фа?

Во сне нарвал сухой травы, связал в пучок, высек ножом искры из кремня. Поднял запылавший факел над головой, надеясь отпугнуть свирепых детей, но те лишь зарычали хрипло, подбираясь ближе. Их глаза отсвечивали во тьме, словно кровавые рубины. Дети скалили сточенные, превращенные в клыки резцы, в руках блестели кинжалы из зеленой яшмы.

Много детей. Иные ростом почти со взрослого, другие — малыши.

Во сне монаха не оказалось рядом, и напуганный Хуан Фа вскричал:

— Друг мой, где ты?

— Я избрал Путь. Тебе тоже следовало ступить на него, — донесся издали голос.

Утро пришло тяжелое, мрачное. Купец проснулся оттого, что монах настойчиво тряс, ухватив за плечо.

— Происходит дурное, скверное! — прошептал монах.

Хуан Фа ощутил это, даже не открыв глаза. Воздух казался удушливым, мертвым. Подумалось отчего-то: до рассвета еще далеко, можно полежать, укутавшись в одеяла.

— Солнце уже взошло, — сообщил монах, — но день темен и страшен. Я такого отродясь не видал. Грядет буря.

Хуан Фа глянул, прищурившись. Мир заполняла красная муть, от земли до небес. А на горизонте красной стеной встала грязная туча, уходившая ввысь, затмевавшая солнце. Свет не мог пробиться сквозь нее, день превратился в ночь. На месте солнца виднелось только размытое пятнышко, рыже-бурое, тусклое.

— Друг мой! — вскричал купец, вставая. — К нам летит Желтый ветер!

— Желтый ветер? — спросил монах удивленно.

— Да, страшная песчаная буря из пустыни Гоби! В детстве я уже видел Желтый ветер, пришедший в мою деревню. Но здесь он куда страшней! Скорее бери одеяла! Я поведу лошадь. Нам нужно укрытие, и срочно!

Привязанная к деревцу кобылица стояла, прижав уши, и глядела на восток. Глаза ее полнились тоской и усталостью. Правая передняя нога согнута в колене, словно болит разбитое копыто. Кобылица фыркала, дыша тяжело, мышцы ее шеи дергались судорожно.

Купец протянул руку к ее носу — горячий, сухой. Лошадь дрожала в лихорадке, она не откликнулась на прикосновение: не ткнулась нежно в руку хозяина, не отдернулась робко. Словно тот не дотронулся вовсе, стал неощутимым призраком.

Она закашлялась, стараясь выбросить слизь из легких.

— Не касайся! — предупредил монах. — У нее язва. Я много раз видел, как животные болеют ею.

Хуан Фа глядел на приближающуюся бурю с ужасом почти благоговейным. Никогда прежде не доводилось видеть такого буйства, такого размаха стихии, обратившей день в ночь, вздыбившей пыль выше грозовых туч, захватившей полмира. Буря двигалась, ползла через степь, влекомая чудовищной внутренней силой, — а перед стеной пыли царило почти полное безветрие.

— Прикрой ноздри тканью, иначе пыль забьет глотку, — посоветовал купец. — Когда буря настигнет, не вздумай останавливаться, иди во что бы то ни стало. Если ляжешь, похоронит в пыли.

Монах, молоденький, тощий, слабосильный, выглядел напуганным.

— Может, убежим? Она медленно движется!

— Быстрей нас. А если побежим, нагонит усталых. Единственное спасение — караван впереди.