Любовь Колесник - Витязь. Содружество невозможных

— Тайтингиль, я поеду, пожалуй, — сказал Котов. — Надо мотоцикл Вадиму вернуть, он же с ума сойдет, и извиниться хоть как-то…

Орк вышел и вернулся через три минуты — одетый в яркие спортивки и черное поло, в модных очках с синим переливом, закрывающих погрустневшие после бессонной ночи глазоньки. Огляделся, снял со стены маску — ту самую, из которой Ирма вышибла мелкого демона, и пихнул ее в рюкзачок.

— Он давно ее хотел, — сообщил в пространство. — Вадим хотел маску, просил подарить или даже купить собирался. Ирма, захлопнешь дверь потом, — и покинул дом.

Ирма ахнула — эльфа будто швырнуло к ней бурей. Едва они остались одни, едва за Котиком захлопнулась дверь, Тайтингиль подхватил ее, словно пушинку, закружил. Она, как девчонка, взвизгнула, юно и остро пугаясь высоты, силы рук, стремительного поворота выше, выше! Вцепилась в широкие плечи, зарылась носом в золотую волну волос — и отдалась на волю завертевшего ее могучего вихря.

Отдалась.

Он был необычен в этот раз, ее эльф. Она чувствовала в нем тугую скрутку ранее не виданной силы. Силы, которая ощущалась и прежде, но была спокойнее, глубже.

Доселе мирный, нынче он был словно разрываем сотней бурь. Золотая аура, этот дивный нимб вокруг него — он был, да, он был, и она видела его — яростный, яркий архангельский золотой вихрь.

Архангел. Это не мягкое кроткое создание небес, играющее на лютне. Это тот, кто златым копьем пригвоздил змея.

Пригвоздил.

Она дрогнула и поплыла под ним, дрогнула и поплыла, выстанывая неожиданное счастье, такая маленькая вдруг, такая неожиданно юная человеческая женщина. С ним… с эльфом.

Потом они лежали вместе, и Ирма вела пальцами по его плечу с еле заметным, нитяным следом бледного шрама, трогала огнестрельную звездочку и думала.

— Тайтингиль, — позвала тихо.

— Да, Ирма, — коснулся губами виска.

— Мне странно, — сказала она. — Сейчас я чувствовала себя девчонкой, совсем девчонкой. А ты знаешь, у меня никогда не было такого — чтобы романтика, чтобы голову терять. Все всегда расписано: цель, средства. Со школы. Медаль, учеба, карьера. А тут я как-то… Мне кажется, что я молодею, что ли? Кожа вот, лицо стало другое. И в юбку ту, которую Лев Абрамович… тухес… я влезаю теперь… От нервов, наверное?

— Человеческие женщины всегда желали возлечь с эльфами именно поэтому, — ответил Тайтингиль. — Они желали. Потому что, даже если не удастся зачать эльфинита, само эльфийское семя обладает волшебной силой. Оно уводит людские годы назад, Ирма, и продлевает жизнь.

— Эльфийское семя, да?

Это было так нелепо, и так сказочно, и так… Правдиво. Это было правдиво.

Ирма провела кончиком пальца по острому уху Тайтингиля. Нет, никаких следов операции, никаких подделок — ни в нем, ни в его непонимании элементарных вещей этого мира, ни в доспехе его, ни в мече, набитом златыми рунами, от которого осталась теперь лишь рукоять, покойно лежащая в серванте… Настоящий эльф. Ее поздняя сказка. Поздняя, но не опоздавшая.

— Это любовь, Тайтингиль. «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего… Все покрывает, всему верит, на все надеется, все переносит». [4] Из Книги Екклесиаста. Я люблю тебя.

Она замолчала и шепотом прибавила, через зыбкую дрожь внутри:

— А ты меня? Ты меня — любишь?

Он посмотрел в ее глаза своими — серыми, грозовыми. Очень серьезно и прямо.

— В том понимании, как заведено у моего народа, когда мужчина сливает свою душу и суть с женщиной в единый час и навсегда… в том понимании, Ирма, нет.

Кровь бросилась ей в лицо.

Ирма беспомощно — да, как-то совершенно по-девчоночьи хлопнула глазами, из которых полились едко-соленые слезы, — и вскочила, кутая грудь в покрывавший диван Котиков плед.

— Я… мне…

Наклонилась, пряча глаза, разом сгребая с пола свою раскиданную одежду. И бросила уже через плечо, уходя:

— Мне пора на работу. Захлопнешь дверь.

Тайтингиль пружинисто вскочил следом — длинный, стремительный, укрытый лишь крылом златых волос.

«Сколько тебе надо времени на то, чтобы одеться?» — «Часа два, ну, три…»

Собралась и ушла за полминуты. Он услышал только звук отъезжающего лифта. И спохватился уже в дверях — он был наг, полностью наг!

Метнулся назад в комнату. Одежда! Его одежда!

Нашлась в ванной комнате, заботливо замоченная Котовым в разных тазиках — белое отдельно от цветного; окровавленное — в особо эффективном пятновыводителе.

Хотя бы черную мантию с драконом, которую Котов называл кимоно… вот…

Под окнами взревел мотор, и Ирмина машина, несмотря на стопочку водки, принятую хозяйкой, покинула двор.

— О врата Морума, — выдохнул Тайтингиль. — Д-демон…

Вадим ждал Котова.

И орк знал, что хозяин «Хаябусы» ждет — хотя и не звонил ему, надеясь вернуть мотоцикл втихаря.

Высокий, с какой-то волчьей статью, острым костистым лицом и залысинами, делавшими высокий лоб еще выше. Вадим с четвертого этажа Ирминого дома.

Даже Котов не знал, чем он занимается, — но денежки у него водились, это точно. Пару раз орк наблюдал его в парке с катаной, исполняющим замысловатые упражнения. Катана при этом явно была настоящей. Вадим не так давно переехал из Отрадного в престижный жилой комплекс, в гостях у него часто бывала редактор газеты предсказаний «Пифия» Ники, которую Котяра прилежно обхаживал посредством кофе и лучшего в городе тирамису; однако все попытки катастрофически проваливались. Тощая, влюбленная в свою работу журналистка съедала целые торты, но не в коня шел корм. Так же не шло дело и с Котиковыми ухаживаниями; любвеобильный орк скоро загрустил и переключился на дичь полегче.

Менее всего Вадима можно было представить катающимся на роликах — но он катался, закладывая по ровному бетонному полу паркинга витиеватые круги. Темные шорты, серая футболка без надписей и картинок.

— Наконец-то, — иронично протянул он.

Котов поставил «Хаябусу» на подножку, перекинул рюкзак вперед, без слов достал маску и протянул Вадиму.

— Блин, прости. Так вышло… Тут проводку тебе еще покоцали, я оплачу, сколько в сервисе скажут.

Вадим скользнул взглядом по маске.

— Спасибо, себе оставь. Счет я тебе пришлю, Котов.

Он подъехал к мотоциклу и погладил сиденье кончиками пальцев.

— Очень тебя прошу. Сам захочешь покататься — пожалуйста. — Тонкие губы заломило сардонической улыбкой. — Только за ключами зайди. Но тот, кто его брал, — пусть больше не трогает.

— Хорошо, — сказал орк. — Извини еще раз, Вадим. Как ты сам вообще? Как Ники?

Вадим не ответил, просто по нему стало видно, что разговор окончен. На душе у Котика сделалось кисла и противно. Ну почему он должен все это разгребать, почему он, почему всегда все косяки ему достаются…