Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези. Книга вторая

Боевик так же серьезно обещал подумать.

Ночь и первую половину следующего дня Оливер Райхон провел в лечебнице. Сидел на стуле рядом с постелью племянника.

Вокруг Джереми сновали доктора и сестры, но заговаривать с его дядей никто не решался. Меня самой хватило лишь на то, чтобы дойти до палаты, открыть дверь и смотреть на неестественно прямую спину ректора, по которой спускалась черной змеей длинная коса. Войти и взглянуть в лицо мужчины я не отважилась.

Даже Крейг его не беспокоил. Сказал, что все равно не о чем пока говорить.

Грин, ведший с утра прием, разобравшись с пациентами, поднялся на третий этаж и, остановившись рядом со мной, заглянул в палату, неодобрительно покачал головой, но вместо того, чтобы использовать авторитет целителя и попытаться вразумить Оливера, пожал плечами и выдал флегматично:

— Свалится — вколю успокоительное и устрою в соседней палате.

— А если не свалится? — спросила я.

— Значит, на стуле поспит, — заявил невозмутимо доктор. — Подсказать вам, где можно раздобыть еще парочку на всякий случай?

Кровь прилила к лицу и тут же отхлынула.

— Сама найду, если понадобится. У меня есть опыт.

Доктор криво усмехнулся, но развивать тему не стал.

— Хотите прогуляться? — предложил без вступлений. — К единорогу?

Наверное, ждал, что я сразу же обо всем забуду и восторженно захлопаю в ладошки. И, если быть откровенной, не стой мы у палаты Джерри Адамса, не припомни перед этим целитель мою непрошенную доброту, возможно, так и случилось бы. Но в данных обстоятельствах — нет.

— Сейчас? — переспросила я таким тоном, словно сомневалась в адекватности доктора. Усилий прилагать не пришлось: я в ней давно сомневаюсь. — Когда тут такое?

— А что тут? — удивился Грин фальшиво. — Ровным счетом ничего. Милорд ректор страдает у постели родственника, состояние которого, как я еще вчера сказал, вполне стабильно. Операция прошла успешно, но чтобы увидеть результаты, нужно время. Даже в сказках чудеса обычно происходят на третий день. Однако если кто-то решил уморить себя бессонницей и голодом на пустом месте, не вижу причин ему мешать. Такой вариант весьма удобен. Я тоже прикинулся бы страдальцем вместо того, чтобы искать виновника. Это ведь может быть опасно, куда опаснее, чем недосып и истощение. Лучше пусть другие этим занимаются, правда?

Мне много что хотелось сказать в ответ на обвинения, высказанные в адрес Оливера с неприкрытой издевкой, но от возмущения я позабыла все слова, которые могла бы позволить себе приличная девушка, и получалось только злобно сопеть и сжимать кулаки.

— Считайте до трех, — шепнул мне доктор.

Только после этого шепота до меня дошло, что все, сказанное ранее, было произнесено громко и четко, и прямо у приоткрытой двери в палату мистера Адамса, так что милорд Райхон не имел ни единого шанса это не услышать.

Раз. Два…

На «три» дверь резко распахнулась, с силой ударившись о стену.

Оливер, бледный, осунувшийся за ночь, мазнул по мне мутным взглядом и злобно вперился в Грина.

— Вы действительно считаете… — начал он хрипло.

— Нет, — не дал ему закончить целитель. — Но начну так считать, если не докажете обратное.

— Докажу, — выдавил сквозь зубы ректор.

— Верю. Но сначала идите-ка домой. Поешьте, поспите, вымойтесь, смените одежду. От вас такого, как сейчас, толку мало.

— Я в полном порядке, — уверенно выговорил Оливер. Если бы не пошатывался при этом, прозвучало бы убедительнее.

— Вы не в порядке, — отчеканил Грин. — И, начиная спорить, только подтверждаете это.

Ректор задумался. В его состоянии осмысление короткой фразы давалось не без труда, но спустя почти целую минуту милорд Райхон все же кивнул.

— Да, вы правы, — сказал он, глядя на Грина уже без злости. — Я… — тут должны были следовать слова оправданий или раскаяния, вроде «я вел себя глупо и безответственно, этого больше не повторится», но Оливер ограничился короткой паузой. — Я буду у себя. Сообщите немедленно, если Джерри очнется или появятся другие новости.

— Обязательно, — пообещал Грин. Проводил ректора задумчивым, будто бы оценивающим взглядом, а когда тот свернул на лестницу и скрылся из виду, обернулся ко мне. — Проблема решена, можно вернуться к моему предложению. Хотите повидаться с единорогом?

— Вы… — у меня снова не нашлось для него слов.

— Я? — с любопытством приподнял бровь доктор.

— Вы невозможны! — выпалила я, потому что в этот момент Грин вызывал у меня массу самых разных эмоций, от обиды и раздражения до искренней благодарности, и определиться, какое чувство сильнее, было в самом деле невозможно. — Не пойду я с вами никуда! — Подумала и уточнила: — Сегодня.

— Замечательно, — неожиданно довольно отозвался Грин. — Значит, я тоже отправлюсь домой и наконец-то высплюсь. Всего доброго, Бет. Ведите себя хорошо и постарайтесь, чтобы из-за вас или кого-то из ваших знакомых меня опять не лишили отдыха.

— Постараюсь, — буркнула я, глядя вслед удаляющемуся целителю. — Кошку покормить не забудьте.

Вряд ли он услышал.

К единорогу мы пошли на следующий день.

Но сначала была тренировка с Саймоном. Вечер с подругами. Ужин. Прогулка, во время которой мы, будто случайно столкнулись с Норвудом и Шанной…

Я так отчаянно старалась не думать о проблемах — о неизвестно что замышляющем библиотекаре, о до сих пор не пришедшем в себя Джереми Адамсе, об Оливере, который, не зная, что делать, быть может, уже вернулся в лечебницу, чтобы продолжить бдения у постели племянника, — что в конце концов мне почти удалось насладиться приятной компанией и ничего не значащими разговорами.

У друзей это получалось практически без «почти». Изменяющаяся реальность не обошла их стороной. Понимание пришло не сразу и принесло с собой горечь вины: если бы не я, и Рысь, и девочки, давно уже позабыли бы об исчезнувших студентах. Они и так не слишком часто их вспоминали. Вернее, вспоминали, но, казалось, не воспринимали происходящего всерьез. Это как пожар на соседней улице: и запах гари чувствуешь, и с пострадавшими знаком, жаль их, конечно, но повздыхаешь-повздыхаешь, и идешь в свой, не тронутый огнем дом, завариваешь чай, открываешь книгу и скоро забываешь о чужих бедах. Такие вот возникали ассоциации.

А себя я чувствовала героиней старого фильма про войну. Видела когда-то давно, названия уже не помню, французский вроде бы. Или не французский, но о Франции в период оккупации. Враги в городе, герои в подполье, планируют диверсии, убегают, прячутся, что-то взрывают. Потом играют в карты, смеются, пьют вино и флиртуют с девицами из варьете. И живут так между взрывами и танцами…

Потом была ночь, после капель Грина по-настоящему спокойная. Если мне что и снилось, то только хорошее, но к утру, увы, позабылось.