Руслан Шабельник - Песнь шаира или хроники Ахдада

О владыка мой! Ведь случится то, что судил Аллах,

Но избавился ты от того, чего не судил Аллах.

И когда врач вошёл к царю, то произнёс:

Коль я не выскажу тебе благодаренье,

Скажи: "Кому ж ты посвятишь стихотворенье?"

Ты милости свои мне щедро расточал

Без отговорок и без промедленья.

Так почему хвалу не вправе я изречь,

И что мешает ей шуметь иль тайно течь?

Я восхвалю тебя за все благодеянья,

Хотя тяжел их груз для этих слабых плеч.**

- Знаешь ли ты, зачем я призвал тебя? - спросил царь врача Дубана.

И врач ответил:

- Не знает тайного никто, кроме великого Аллаха!

А царь сказал ему:

- Я призвал тебя, чтобы тебя убить и извести твою душу.

И врач Дубан до крайности удивился и спросил:

- О царь, за что же ты убиваешь меня и какой я совершил грех?

- Мне говорили, - отвечал царь, - что ты лазутчик и пришёл меня убить! И вот я убью тебя раньше, чем ты убьёшь меня, - потом царь крикнул палача и сказал, - отруби голову этому обманщику, и дай нам отдых от его зла!

- Пощади меня - пощадит тебя Аллах, не убивай меня - убьёт тебя Аллах, - сказал тогда врач и повторил царю эти слова.

И царь Юнан сказал врачу Дубану:

- Я не в безопасности, если не убью тебя: ты меня вылечил чем то, что я взял в руку, и я опасаюсь, что ты убьёшь меня чем нибудь, что я понюхаю, или чем другим.

- О царь, - сказал врач Дубан, - вот награда мне от тебя! За хорошее ты воздаёшь скверным!

Но царь воскликнул:

- Тебя непременно нужно убить, и не откладывая!

И тогда врач убедился, что царь несомненно убьёт его, он заплакал и пожалел о том добре, которое он сделал недостойным его, подобно тому, как сказано:

Поистине, рассудка у Меймуны нет,

Хотя отец её рождён разумным был.

Кто ходит по сухому иль по скользкому

Не думая, - наверно поскользнётся тот.

После этого выступил вперёд палач, и завязал врачу глаза, и обнажил меч, и сказал: "Позволь!"

А врач плакал и говорил царю:

- Оставь меня - оставит тебя Аллах, не убивай меня - убьёт тебя Аллах. - И он произнёс:

От сердца дал совет - и не был я счастлив,

Счастливее они, от мира правду скрыв.

Унижен я - они стократ блаженней.

Теперь, коль буду жив. Пребуду в немоте,

А если сгину - пусть меня оплачут те,

Кто не жалел для ближних откровений.**

Затем врач сказал:

- О царь, вот награда мне от тебя! Ты воздаёшь мне воздаянием крокодила.

- А каков рассказ о крокодиле? - спросил царь, но врач сказал:

- Я не могу его рассказать, когда я в таком состоянии. Заклинаю тебя Аллахом, пощади меня - пощадит тебя Аллах!

И врач разразился сильным плачем, и тогда поднялся кто то из приближённых царя и сказал:

- О царь, подари мне жизнь этого врача, так как мы не видели, чтобы он сделал против тебя преступления, и видели только, как вылечил тебя от болезни, не поддававшейся врачам и лекарям.

- Разве вы не знаете, почему я убиваю этого врача? - сказал царь. - Это потому, что, если я пощажу его, я несомненно погибну. Ведь тот, кто меня вылечил от моей болезни вещью, которую я взял в руку, может убить меня чем нибудь, что я понюхаю. Я боюсь, что он убьёт меня и возьмёт за меня подарок, так как он лазутчик и пришёл только затем, чтобы меня убить. Его непременно нужно казнить, и после этого я буду за себя спокоен.

15.

Рассказ о султане Ахдада Шамс ад-Дине Мухаммаде, о сыне его Аль Мамуне и о красавице Зариме

Надо сказать, что был у султана Шамс ад-Дина Мухаммада старший сын Аль Мамун, рожденный от любимой жены - Оксаны, уроженки земель гяуров.

В день рождения Аль Мамуна, Оксану забрал к себе Аллах, и было это четырнадцать весен назад.

По прошествии этого времени, Аль Мамун вырос в приятного и приветливого юношу с изящными чертами, стройным станом и блестящим лбом, и лицом, как месяц и, глядя на сына, наполнялось радостью сердце султана.

Еще больше радовался Шамс ад-Дин Мухаммад, глядя, что и новой наложнице Зариме пришелся по сердцу мальчик. Она выделяла его среди прочих детей, не раз и не два, Шамс ад-Дин заставал их за играми, или за беседой. Зарима рассказывала Аль Мамуну о далекой стране своего отца, в которой она выросла, о других странах, в которых ей довелось побывать, или знания о которых она почерпнула из свитков и бесед с мудрецами.

Аль Мамун внимал новой возлюбленной отца с неизменным интересом. И огонь, не тот огонь, что сжигает сердца, а тот, что толкает к поступкам, горел в юношеских глазах.

И глядя на этих двоих, наполнялось сердце Шамс ад-Дина радостью и спокойствием.

16.

Рассказ Халифы-рыбыка о том, что он видел с утра, и о том, что так испугало его в увиденном

- Ашхаду алляя иляяхэ илля ллах, ва ашхаду анна мухаммадан абдуху ва расуулюх - Нет бога, кроме Аллаха и Мухаммад пророк его! - глаза Халифы-рыбака горели огнем. Не тем огнем, что сжигает сердца и души, оставляя лишь пепел там, где билась живая плоть и не тем огнем, что толкает к поступкам, и кости смельчаков усеивают дороги и пещеры далеких земель, а тем огнем, что заставляет замирать сердца, и поднимает души к горлу, и расширяет зрачки, и останавливает дыхание или замутняет разум и побуждает бежать. Да мало ли что приключается с человеком, будь он хоть правоверным мусульманином, хоть огнепоклонником маджусом, охваченным огнем страха.

Сейчас такой огонь пылал в очах Хплифы-рыбака, бестелесной чумой захватывая глаза и души слушателей.

- Помолясь Аллаху милостивому и всемогущему, и совершив положенное количество поклонов - поясных и земных, и произнеся суры положенное количество раз, вышел я сегодня утром из славного нашего города Ахдада, чтобы половить, по своему обыкновению, раньше других рыбаков.

Слушатели: горшечник аль Куз аль Асвани, медник Хумам и башмачник Маруф, чьей сварливой жены нрав славился на весь Ахдад, внимали Халифе с неизменным интересом.

- Придя к реке, я разложил сеть и, испрося у Аллаха милостивого и всемогущего удачного лова, приготовился ее забросить, как...

- Ай, Халифа-рыбак, заклинаю тебя именем Аллаха и всем, что свято, не продолжай, - взмолился Хумам, чье имя означает "отважный", ибо, если скажешь еще хоть слово, клянусь Аллахом милостивым и всезнающим, в тот же миг опозорюсь я, и испачкаю платье, а нет для мусульманина большего стыда, чем предстать в общественном месте нечистым.

- Стыдись, Хумам, - сказал Маруф-башмачник, закаленный каждодневным общением с женой. - Это всего лишь слова, и мы еще не слышали окончания истории, только после которого можно будет составить суждения и испугаться. К тому же Халифа здесь, живой, а значит, у истории благополучный конец.

- Ладно, пусть продолжит, - согласился Хумам, чье имя означает "отважный", но если там есть ужасы и злые духи, и звон мечей, при подходе к этим местам, пусть Халифа предупредит заранее, чтобы я успел закрыть уши и глаза, а как пройдет эта часть повествования, дотроньтесь до меня, только осторожно, помня об испачканном платье, и я с удовольствием и вниманием дослушаю оставшуюся часть истории.