Антон Кильдяшев - Дворяне и ведьмы (СИ)

- Веснаосень Медвептица. - Сказала пленница сквозь прутья решётки. В огнях факелов её лицо казалось безумным, извивающемся в неверном свете.

Веснаосень Медвептица. Так её звали.

Веснаосень.

Медвептица.

Холстейн понимал, почему она звала себя последним именем. На плечах у неё покоился обрывок мехового плаща с воткнутыми в него перьями. Первое же оставалось для Хола тайной за семью печатями. Он как-то слышал, что чуди сами выбирают себе имена, но обязательно следуя давно забытым людьми правилам.

"У неё на шее три короны", - разглядел украшение Хол. Сработанные из золота и без всяких швов, словно их отлили одна за другой вокруг шеи чуди. Редкая, безумно дорогая работа. Удивительно, как она смогла их сохранить в темнице, но оказалась без одежды в одном только плаще - любой колдун, что приходил сюда, был бы доволен всего одной короной, хотя бы секретом её изготовления, и выпустил бы пленницу без всяких сожалений.

- Вытащи меня. - Прошептала она. - Мне вусмерть здесь надоело.

Хол переглянулся с рабом. В глазах его читалась немая просьба не останавливаться ни на секунду - стража рыскала где-то поблизости. Хол ответил ему другим взглядом, рассказывающем о всех тех опасностях, что их ждут, если чудачка закричит.

- Что в этом для меня?

Веснаосень удивлённо приподняла брови.

- Холстейн уже не помогает нуждающимся? Во дела.

- Потому что в этом ничего для меня нет. - Намекнул он.

- Что, твоя ведьма куда-то пропала? - Догадалась чудь. - Я здесь уже тридцать лет сижу, откуда мне знать. Хочешь, буду твоей новой ведьмой? Тебе понравится, обещаю!

- Сомневаюсь.

- Тогда... - Она сощурила глаза, разглядев что-то на его плече. - Я могу убить для тебя твоего чертёнка. Мешает спать, наверно.

- Ты не представляешь, как.

Пленница, почуяв ниточку, за которую можно потянуть, развеселилась.

- Слава мне! Впрочем, есть один вопрос: что стало с твоей ведьмой?

- Она умерла.

- Соболезную. Однако, это значит, что я точно не разозлю ведьму, если влезу в дела её слуги.

- Нет, не разозлишь.

- Тут тысячи коридоров. Шанс, что стражник заглянет на самые нижние уровни ничтожно мал. - Пожала плечами Веснаосень. - Не бойся, Холстейн. Твой проводник сказал бы тебе то же самое.

Тот осторожно кивнул.

- Нельзя выпускать её. - Предупредил он. - Я привёл вас только посмотреть на неё.

- И не собирался. - Хол не мог использовать помощь... этого. Немёртвые сродни джиннам - себе дороже их о чём-то просить.

Чуди не понравилось такое развитие событий.

- Я закричу. - Предупредила она.

- Тут тысячи коридоров, а мы на самом дне. - Ответил Хол.

- Я ждала такого, как ты, пятьдесят лет. - Проговорила Веснаосень. Она встала в полный рост, ничуть не стесняясь своей наготы. Толстые цепи крепко держали её за короны в камере. - Выпусти меня.

"Если только не смогу найти хоть одну ведьму. Она провела здесь полвека - несколько месяцев для чудачки покажутся мгновением".

- Я могу помочь тебе с чем-нибудь. Я докажу тебе свою полезность. Только не уходи. Прошу.

Хол похлопал застывшего в нерешительности проводника и сказал вести отсюда.

- Вы выпустили его, да? Того бедолагу в доспехах ржавого бога?

- Я его убил.

- Зачем? Он тебе чем-то мешал, Холстейн? - Удивилась чудь. - Разве он сделал тебе что-то плохое?

Проводник попросил больше с ней не говорить.

- Она нас проклянёт. Когда она злая, она может.

Холстейну это было безразлично. Обессиленная пленница не сможет ничего сделать, а если попытается, то лишится корон и жизни. Не потому она не убегала, что её закрыли за решётками - старое-престарое колдовство держало её взаперти.

"Где ты пропадал, джинн?" В висках застучала жгучая боль, стоило Холу отойти от остальных. Чёрт был совсем близко - сизый дым его струился перед глазами, чтобы собраться воедино в клыкастую ухмыляющуюся рожу.

- Готовил подарок. Ты решил не расставаться со мной и отринул ведьму - за это я награжу тебя, Шестак! Никогда ты не забудешь моей щедрости.

- Я найду другую ведьму, только и всего. - Пообещал Холстейн. - У Ёнаи были две сестры. Хоть одну из них я-то смогу найти.

Наёмник вдруг упал на колени. Невообразимая сила сдавила его грудь и лишила воздуха. Когда он осмотрелся, то понял, что видит сквозь стены. Джинн поделился с ним знанием о том, кто был заточен в камерах.

- Взгляни, сколь многие желают моей помощи. - Джинн смеялся перед ним, и в то же время перед каждым заключённым. Они внимали ему с открытыми ртами и глазами, полными удивления и ужаса. - Почему ты просто не загадаешь чего-нибудь, хоть какую-нибудь мелочь? Разве ты не видишь, к чему ведёт твоя борьба со своими же желаниями? Они спрятались здесь, закрылись от искушения, от того, чего желали всей душой. Чудь подарила им двери и ключи, чтобы никогда больше вожделение не посетило их разум. - Джинн поманил одного из них пальцем. Существо забилось в клетке, словно раненая птица, стучась клювом в каждый угол в надежде выползти наружу, подальше от того, что оно видело перед собой. И не могло - джинн проник внутрь камеры.

Хол собрал все свои силы в кулак и направился прочь. Быстро, как только мог. Джинн впивался зубами в ноги и мешал идти. Ползком, с помощью Тоноака, она выбирался из подземелий наружу.

- Шестак, ты убегаешь? Как лицемерно с твоей стороны! Ты оставил чудь здесь, чтобы она мучилась, глядя, как желанная ею свобода так близка и далека - а сам не хочешь смотреть на участь обречённых на то же самое. Почему бы тебе не убить их всех, Хол? У тебя есть оружие. Ты хочешь этого, уж я-то знаю!

Как бы он не старался не слушать своего чёрта, а это не получалось. Крики, казалось, заполонили весь город. Цепи тряслись, с грохотом падали рассыпающиеся прямо на глазах камеры. Из дверей выползали их узники и стонали о помощи. Только то, что Тоноак успел забросить Гориславу Хола на плечо мешало тому убежать и бросить путников здесь.

- М-мама...

Не смотря на боль Холстейн был почему-то рад. Ему нравилось, что эти твари мучаются.

-- Белев

Ранеслав, князь этого невероятного города, оказался для Настаса очень неожиданным человеком. "Прост и прямолинеен", - мысленно подчеркнул княжич. Он напоминал большого и не слишком умного медведя. Всё, что стояло у него на пути, он ломал, даже не задумываясь о том, что может быть проще обойти проблему и взяться за неё с другой стороны, и атаковал её в лоб.

Княжичу он не предоставил никаких удобств. Вопреки слабым протестам Велемера, Ранеслав повелел выделить своему родственнику каморку сродни тем, в которых жила челядь. Но Настас не жаловался. Неудобство всего на один день. Через удивительно огромное окно был виден он, город мост, что построили великаны.

- Они не были великанами. Просто рабы из числа тех, что Красный Крас привёл с собой с гор. - Объяснил посол. Он бредил Белевом, и Настас прекрасно понимал почему. - Мостовые люди хотели себе столицу, и Бель приказала построить её здесь, прямо на Громовом озере. Мосты выросли тут и там, перегородили каждую реку, что текла из озера и в него, и протянулись с берегов до дворца государыни прямо в центре. На них, используя их как опору, выросли жилища. Такие величественные, такие огромные, что их приписывали руке чего и кого только угодно, кроме человека. Государыня Бель назвала своих рабов великанами - за то, что они сотворили.