Мария Рубан - Человек с глазами (СИ)

Родион любил наблюдать за мнящими себя творческой и интеллектуальной элитой людьми, они всегда поднимали настроение жеманными манерами и голосами, окрашенными в кричащие тона снобизма.

В паре метрах от молодого человека за столиком рядом со сценой сидело трое "экстраординарных" посетителей - два парня с девушкой.

- Я уже видела этот фильм. Работа режиссера очень слабая, - со знанием дела заявила барышня в пышной юбке и майке с мультяшным героем, энергично болтая ногой в черно-белом кеде.

- Ты правда так думаешь? - спросил толстяк в обтягивающих леопардовых штанах с заправленной желтой рубашкой и леопардовой бабочкой, на голове у него сидела тоненькая вязаная шапочка.

- А что? - засомневалась она.

- Просто вчера я читал Кристовского... так вот, он пишет, что это одна из лучших картин Воржишека. Режиссёр не только красочно обозначил социальные язвы, но и вскрыл их, не побоявшись, выпустить гной современного общества на большие экраны.

Девушка после реплики друга замялась, а потом немного подумав, добавила.

- Ты знаешь, наверно Кристовский прав, надо мне еще раз посмотреть этот фильм, - сбивчиво сказала она и быстро перевела тему обратившись к третьему члену компании, который, то и дело одной рукой теребил очки, всматриваясь в телефон, а другой водил пальцем по экрану. - Костя, какие новости?

- В эти выходные здесь будут выступать саксофонисты, - не поднимая головы ответил худой парень в джинсовых шортах и клетчатой рубашке с коротким рукавом, на ногах у него были зеленые носки с подтяжками и желтые туфли. - Пойдем? - обречено спросил Костя.

- Конечно, - почти хором ответили друзья, но в голосе слышалась не радость предстоящего события, а необходимая программа, чтобы подтвердить статус человека влюбленного, а самое главное понимающего искусство не для всех.

Остальная часть посетителей ничем не отличалась от троицы; одинаковая одежда, одинаковые разговоры, одинаковые выражения лиц, одинаковая интонация в голосе, зато каждый из них чувствовал себя исключительным, не таким как все, особенно в сравнении с теми неотесанными простаками за окном, что одевались, как серая масса и совсем не интересовались авторским кино, интеллектуальной литературой, выставками современного искусства и концертами непопулярной музыки.

Лишь один человек в "Пралине", помимо Родиона, смотрелся здесь хуже, чем белая ворона и вызывал пренебрежительные взгляды присутствующих. На другом конце барной стойки сидел мужчина лет сорока пяти в поношенном сером плаще с короткой стрижкой и чисто выбритым лицом. Казалось он вообще ничего не видит кроме своей кофейной чашки. Их взгляды встретились случайно в тот момент, когда бармен наливал Родиону кофе, мужчина обратился с просьбой еще раз наполнить его чашку. Короткая переглядка обожгла парня пламенем истинного творчества, оно полыхало в глазах незнакомца, как Москва в 1812 или как Лондон в 1666, то самое пламя, что заставляет творить, создавать и потрясать мир, то самое, что несет извне редкие шедевры, наполняя материальный мир красотой.

В один миг все вокруг перестало занимать Родиона, ему хотелось только одного, еще раз посмотреть в глаза мужчины, чтобы понять не ошибся ли он, действительно ли этот человек один из обладателей негасимого факела созидания. Но второго шанса не выпало. Незнакомец допил кофе, попрощался с барменом и прошагал к выходу, провожаемый пристальными взглядами посетителей "Пралине".

Родион рассчитался по счету и выбежал на улицу. Он растерянно вертел головой, но нигде не находил потертый серый плащ.

- Ну же! - в бессилии выкрикнул парень и вдруг увидел, как из соседнего здания выходит тот самый незнакомец с большим облаком сладкой ваты на палочке.

- Постойте! - крикнул вслед Родион. Человек обернулся и замер в легком недоумении.

- Чем обязан? - не скрывая любопытства спросил он подлетевшего к нему парня.

- Извините, я только что сидел вместе с вами в "Пралине" за барной стойкой, и мне стало интересно, что такой человек, как вы делает в этой кофейне? - Родион смотрел ему в глаза и сердце переполняла радость, мужчина не просто обладал факелом, он был виртуозным хозяином, который прекрасно понимает, чем владеет и знает, как этим пользоваться, в отличии от большинства носителей негасимого огня созидания, именно поэтому Родион видел в его зрачках неистовое пламя творчества.

- Вы, как и большинство посетителей, считаете меня не достойным этого заведения?

- Господи! Что вы такое говорите?! - испугался Родион. - Я вовсе не это имел ввиду. Наоборот, по вам видно, что вы настоящий, живой, подлинный если хотите, но там ведь собираются люди стереотипов, заложники созданных кем-то образов...

- Эпигоны, - закончил за него мужчина.

- Точно.

- Кофе, все дело в нем. Когда "Пралине" только открылось мы часто приходили сюда с друзьями, когда его стали наполнять эпигоны, мои товарищи перестали пить кофе, а я не смог завязать. Здесь действительно очень вкусно варят. Я так не умею. И никто не умеет среди моих знакомых. Не раз пробовал сам освоить это искусство, но увы... Кстати, как вас зовут?

- Родион. А вас?

- Михаил. Только давайте сразу договоримся, обращаться друг к другу на ты. Вы не против? - улыбнулся мужчина.

- Хорошо. А куда мы идем? - спросил парень, заметив, что они свернули во дворы и направляются к старому дому в стиле неоготики.

- Хочу показать тебе свою мастерскую. Тебе интересно?

- Конечно, - Родион радостно закивал, он шел рядом с Михаилом и чувствовал жар творчества, исходящий от сердца и головы мужчины. Этот жар не вызывал дискомфорта и потливости, он согревал и наполнял душу эйфорией и блаженством.

Скромных размеров святая святых художника совсем не походила на те мастерские, что Родион видел в кино и документальных фильмах о великих повелителях холста и красок. Она располагалась под треугольной крышей дома на чердаке с тремя маленькими оконцами. Лампы холодных тонов не компенсировали дефицит дневного света и почти все углы, и закоулки творильной выглядели, как черные дыры, скрывающие тайны вселенной. Исписанные и чистые холсты, натянутые на подрамники, не подпирали наклонные стены. Кисти и карандаши не бросались в глаза. Нигде не стояли вскрытые банки с красками и не валялись выдавленные масляные тюбики. Не было ни перепачканных тряпок, ни растворителей, ни набросков, ни эскизов, ни мольберта. Обычное пустое помещение с темными углами, тремя хаотично расставленными кубами синего, желтого и красного цвета, на каждом из которых стояло по одному треугольному зеркалу. В центре чердака между объемными квадратами возвышалась круглая лампа на длинной тонкой ножке.

- Это и есть твоя мастерская? - не выдержал Родион.