Элизабет Норрис - Неуязвимый (ЛП)

Я толкаюсь сильнее, двигаю ногами быстрее, и когда мы примерно в десяти футах, и звучит сигнал для обозначения закрытия дверей, я задерживаю дыхание.

Барклай достигает поезда непосредственно передо мной, в то время как двери, скользя, закрываются. Его рука прижимается к одной из дверей, оставляя шестидюймовый промежуток и давая мне дополнительную секунду.

Краем глаза я замечаю Хихикающего, спускающегося по лестнице на платформу, несколько агентов за его спиной.

Сигнал звучит снова, и двери задвигаются напротив Барклая.

Я бросаюсь в поезд и сталкиваюсь с Барклаем, толкающим нас обоих на стену. Металлический столб врезается в мое плечо, и я стону от боли, потому что это наверняка оставит синяк.

Двери закрыты. Я выпускаю вздох, который задержала, и вдруг у меня кружится голова от облегчения. Барклай улыбается мне, тянет на ноги, и мы смотрим друг на друга, тяжело дыша.

Затем я вижу Хихикающего.

Он едва ли в десяти футах, бежит по направлению к нам на полной скорости и кричит кому-то - вероятно, проводнику поезда. Если двери откроются снова, то он сможет войти. Я поворачиваюсь и хватаю Барклая за руку, пытаясь оттащить его в сторону следующей двери. Если Хихикающий сядет в поезд, мы сможем сойти. Но Барклай стоит на своем, улыбается и показывает Хихикающему палец.

И поезд начинает двигаться.

Лицо Барклая раскраснелось от бега, и я ничего не могу поделать, я обнимаю его. Потому что мы сделали это. Мы все еще живы.

Барклай обнимает меня, его руки крепки, прижимают меня к его груди. Я знаю, что он тоже чувствует это.

– Бен и Сесиль? - спрашиваю я, отстраняясь.

– Он верит им, - говорит он. - Он сейчас задает пару вопросов, но...

Ему не нужно больше ничего говорить. Вес этого заговора только что свалился с наших плеч, потому что теперь все кончено. Мы переместимся обратно в больницу, соберем Непристроенных, подождем АИ, и затем сможем пойти домой.

Мы победили.

Этого достаточно, чтобы заставить меня расчувствоваться. Мои глаза горят, мои плечи поникают, а мое тело начинает дрожать. Я так рада, что все, что я могу делать, это плакать.

– Хороший план, Теннер, - говорит он, но потом я вижу как его улыбка дрогнула.

На секунду я задаюсь вопросом, что если кто-то стоит у меня за спиной, если один из агентов смог попасть в поезд. Если мы не совсем в безопасности.

Но Барклай поднимает руку к своему наушнику, и я понимаю, что это что-то другое.

Это то, что происходит с Беном.

– Что это? - говорю я, прислоняясь к нему, пытаясь услышать.

Поначалу я не могу различить ничего. Тело Барклая напряжено рядом со мной, и я понимаю, что он затаил дыхание. Я не знаю, что он услышал, но он застыл, будто ждет нападения, а это означает, что это плохо.

Интересно, что если заместитель директора захочет по-прежнему наказать Бена за его участие и не собирается предоставить ему иммунитет за предыдущие преступления, такие как работа с торговцами, чтобы похищать людей из их миров, пока он не смог спасти другую Джаннель.

И тогда мне не приходится больше гадать.

Потому что я слышу что-то через наушник Барклая.

Выстрел.

Но уже вращала мое желание и волю,

Как колесо, которое равномерно пущено в ход,

Любовь, которая движет солнце и другие звезды.

– Данте

Даже прежде, чем у меня появляется шанс отметить, что происходит - или что я делаю - я хватаю наушник и вытаскиваю его из уха Барклая. Он издает какой-то визг от неожиданности и боли, но я не обращаю внимания.

– Бен, ты в порядке? - говорю я, нажимая на кнопку. Еще несколько выстрелов, и я слышу, как Сесиль кричит: - Нет! - и - Не надо! - и - Бен! - потом появляется какой-то стук. Затем ничего.

– Бен? - говорю еще раз. Я качаю головой, потому что этого не может быть. Не после всего. Он должен быть в порядке.

Барклай хватает меня за руку, потянув от кнопки. - Если они попали в беду, последнее, что ему нужно, это ты, говорящая с ним посреди всего.

Я открываю рот, чтобы возразить, чтобы сказать ему, что он не понимает, но не говорю ничего. Я знаю, что он прав. Вместо этого я делаю глубокий вдох и слушаю. Если уши можно напрягать, то это то, что я сейчас делю. Я слушаю все, что наполняет меня.

Это как будто время - или мир - замедляется, и все, что имеет значение это то, что я слышу из наушника. Мои глаза закрыты, и я жду, чтобы снова услышать голос Бена, что бы он что-то сказал, что-нибудь. И каждый раз, когда мой ум начинает вызывать образ его, лежащего в луже крови с пулевым ранением в грудь, я сжимаю глаза покрепче и отталкиваю его.

Я хочу кричать, что это не справедливо, что это должно быть закончено, что мне не придется потерять его тоже.

Я не замечаю ничего другого, пока не осознаю, что мое лицо покраснело, и вкус крови на моем языке. Я выпустила дыхание, которое задерживала и уперлась в стену поезда, когда звезды затмили мое видение. Барклай вытягивается и вытирает кровь с губы, где я сильно прикусила ее.

И еще я стараюсь прислушиваться.

Но не слышу ничего, кроме эхо моего пульса в ушах.

Ничего.

Ни беспорядков, которые следовали бы во время бегства, ни затрудненного дыхания от кого-то, кто ранен, ни крика или шаркания. Нет ничего.

– Бен, ты там? - спрашиваю я, мой голос дрожит. Нет ответа, что и не должно меня удивлять, потому что в глубине души я знаю, что его нет. - Бен?

– Теннер, мы приближаемся к следующей остановке. - Барклай тянет мою руку, его голос все тот же возбужденный шепот.

Образ Бена вернулся. Это все, что я вижу. Везде кровь, пропитывающая переднюю часть его одежды, объединяясясь под ним, покрывая его темно-каштановые локоны. Моя грудь сжимается, и я не могу дышать. Это был мой план. Это моя вина - я та, кто послал его в АИ.

Это как Алекс, снова и снова.

Неожиданно я так разозлилась, что хочу кричать так громко, как могу на полнейшую несправедливость всего этого.

Этого не должно было случиться.

– Джаннель.

Я хриплю и поворачиваюсь к Барклаю, колотя кулаками в его грудь. - Что случилось? Что с ними случилось?

Сначала он просто принимает это. Он стоит там и позволяет мне бить его. Он не делает ничего, чтобы меня остановить или свести к минимуму ущерб, который я хочу нанести, и по какой-то причине это делает злость только хуже. Потому что я так ничтожна - я не могу ничего изменить. Все, что мы делали было столь же эффективным, как биться об стену.

Но что-то в Барклае меняется, и он поднимает руки, обхватывая мою голову, в то время как я ударяю его. Его голос твердый, даже спокойный, но есть определенная серьезность в его тоне. - Джаннель, мы должны выбраться отсюда.

Это щелкает по мне, я вспоминаю, где мы находимся.

Наш поезд наполовину заполнен пассажирами, направляющимися на работу. Они все втиснуты рядом друг с другом на другом конце вагона, делая вид, что не смотрят на нас с масками безразличия, их язык тела говорит "я не вижу ничего", как будто они пытаются слиться с фоном. К тому же волны паники, приходящие из конца вагона, добавляют острый аромат в воздухе.