Павел Селеверстов - Золотой череп. Воронка душ (СИ)

Всебор хотел, было ответить, но не смог. Только сейчас он почувствовал, насколько устал: его ноги одеревенели, а руки дрожали так, словно он весь день таскал тяжёлые камни.

— Не расслабляйся, — подбодрил Громила. — Мы ещё не победили.

Завывание и гневное рычание за спиной эхом разнеслось по длинному коридору. Твари шли по следу, и Всебор шкурой ощущал этот прожигающий жадный взгляд изголодавшихся хищников.

— Сюда! — Клут держал над головой фонарь и улыбался. — Слава богам мы дошли!

Впереди показался тот самый проем, через который пять дней назад они вошли в проклятые копи. Жажда золота гнала их в самое сердце забытой всеми страны и только теперь, Всебор понял, насколько безрассудным и глупым было их предприятие. Ни за какие богатства он не вернулся бы назад. Ни за какие богатства…

Один за другим они перешагнули через высушенный торс тиаберийца и побежали к спасительному свету вдали. Свежий воздух, дуновение ветра, тихое едва различимое верещание лесных птиц, стали теперь для пятерых товарищей дороже любых богатств.

— «Вот оно истинное сокровище, — подумал Всебор. — Глоток воздуха, солнечный свет. И больше ничего не надо».

— Давайте к выходу! — рявкнул Броль. — А я тут задержусь на минуту.

Он остановился и, развернувшись, решительно бросился назад.

— Какого чёрта!? — закричал Клут. — Ты с ума сошёл!

— Он прав, — Всебор замедлил шаги, потом остановился и сам. — Если мы не закроем этот змеюшник, вся тиаберийская нечисть выползет наружу.

Громила давил на дверь изо всех сил. От напряжения на его лбу вздулись вены, а суставы рук хрустели словно жернова, перемалывающие зерно. Со свойственным упрямством и недальновидностью, он пытался решить проблему способом, который считал единственно возможным.

— Так не пойдёт! — выкрикнул Всебор. — Этот почерневший сухарь всё равно не даст закрыться замкам.

Шагах в двадцати замелькали лохмотья «отверженных». Твари рычали и мешали друг другу, надеясь пробиться к кормушке раньше, чем она закроется.

— Надо его убрать. Других вариантов не вижу.

— Я давлю, ты убираешь, — бросил Громила. — Хватай жмура за голову.

Всебор упал на колени и брезгливо сморщился. Работёнка та ещё. Но времени на раздумья уже не оставалось. Он схватил мертвеца за голову и потянул на себя. Затрещала высушенная плоть, хрустнули окаменевшие позвонки. С большим трудом ему удалось приподнять мумию тиаберийца, которая за столько лет приклеилась к камням. Но на этом всё и закончилось. Голова и часть торса остались у него в руках, а он сам, от чрезмерных усилий кубарем откатился к стене.

— Придурок! Поднимайся живее! — завопил Броль. — Через минуту лавина упырей снесёт нас в овраг…

Всебор вскочил на ноги, подбежал к двери и вцепился в грудную клетку тиаберийца. В эту минуту он вёл себя как зверь. Никакого уважения к останкам несчастного, только безумное желание добиться своего. Он чувствовал, как крошится в его пальцах почерневшая плоть, как хрустко ломаются пожелтевшие рёбра.

— Ну, давай же! — стиснув зубы, процедил он. — Давай!

Ему с трудом удалось оторвать останки от камней и отбросить их в сторону, но когда это произошло, скрытые в стенах тяги с грохотом захлопнули неповоротливую дверь. Они услышали лязг запираемых затворов и тихий едва различимый рокот голосов за ней.

— Какое облегчение, — прошептал Броль. — Давненько у меня так поджилки не тряслись.

Громила уселся прямо на пол и, опёршись спиной на дверь, тихо рассмеялся. Он сидел на том самом месте, где пару секунд назад лежал мертвец, но похоже этот факт его нисколько не смущал.

— Кажется, на этот раз мне снова повезло! — заметил он. — Впрочем, всё зависит от того, как на этот вопрос посмотреть. Верно?

Всебор усмехнулся и, тяжело вздохнув, принялся собирать останки тиаберийца.

— Оставил бы ты его в покое, — посоветовал Броль. — Парню давно на всё наплевать и от того, где догнивать, ему ни холодно, ни жарко.

— Не хорошо как-то, — отозвался Всебор. — Может камнями прикрыть?

— Кто обо мне так позаботится, когда я сдохну? — Броль оскалился и в изнеможении закрыл глаза. — Ну, как знаешь. Если не устал, валяй.

Зубастик положил последний камень и прочитал единственную спумарийскую молитву, которую знал.

— Я даже рад, что всё так закончилось, — произнёс он. — Ну и по-свински же я себя вёл в сокровищнице.

— Так и я о том же! — влез Палько. — Зуб мне вышиб, и единственный глаз подсветил.

Жиль улыбнулся, засунул в разорванный карман руку и достал щепотку золотого песка. На ладони, среди сверкающих песчинок лежал самородок, размером со сливовую косточку.

— Как тебе такая компенсация, — выпячивая резцы, спросил он. — Стоит твоего клыка?

— Ты настоящий друг! — всхлипнул Палько. — Чёрт, а я назвал тебя вонючим.

Палько смахнул набежавшую слезу, схватил самородок и полез обниматься.

— Это золото мы обязательно пропьём, — дрогнувшим голосом, заявил одноглазый. — Обещаю!

— Ни дать, ни взять, родственники, — качая головой, улыбнулся Всебор. — Вы тут особо не расслабляйтесь. Если помните, у нас небольшое дельце в Скальбурских топях.

— Давайте полчасика отдохнём, — предложил толстяк Клут. — Староват, я стал для подобных приключений, да и вам, молодым отдых тоже не повредит.

Он задымил трубкой и кивнул на Громилу.

— А наш предводитель времени даром не теряет. Спит. Как сурок.

Полчасика растянулись на пять часов. Усталость и нервное истощение от пережитого свалили их прямо у двери в Тиаберию. Даже осознание того факта, что за каменной плитой беснуются сотни голодных тварей, не помешали друзьям хорошенько выспаться.

Всебор разлепил веки и с улыбкой потянулся. Дневной свет впереди потускнел, окрасился благородным багрянцем. На кусте шиповника, у выхода из пещеры, весело щебетали воробьи.

— Уже вечер, а во рту ещё ни крошки, — послышался голос Клута. — Да-а-а! От копчёных угрей я бы сейчас не отказался.

Всебор приподнялся на локте и посмотрел на старого эльфа. Толстяк сидел на камне и задумчиво пыхтел длинной спумарийской трубкой.

— Ты и в самом деле такой старый или просто напускаешь вид? — поинтересовался Всебор. — Бегаешь, будь здоров, да и кулаками работаешь, как ярмарочный вышибала. Там, в сокровищнице. Въехал мне по рёбрам так, что до сих пор звенят.

Клут рассмеялся и подмигнул.

— Я и есть ярмарочный вышибала, — заметил он. — Наверное, моего брата видно издалека, а то б ты догадался!?

За всё время знакомства с Клутом, Всебор видел его смеющимся первый раз. Даже в трактире, в иностранной слободе, когда они все распоясались от дармовой выпивки, Клут ни разу не улыбнулся. Это было так необычно, что Всебор рассмеялся и сам.