Фрэнсис Хардинг - Хроники Расколотого королевства

— Да, — продолжила она с воодушевлением, — я получу там место, и буду читать ей стихи, и носить письма на серебряном подносе, и… все такое.

Мошка представила себя в этом дворце, среди холодной, чистой роскоши, где на тебя не повышают голос и над тобой не висит очередная опасность, и у нее закружилась голова.

— Какое удивительное совпадение, — с каменным лицом вымолвил Кольраби. — Я как раз направлялся во дворец к леди Тамаринд выказать ей свое почтение. Слышал, с верхнего балкона открывается прекрасный вид…

Мошка пристально посмотрела ему в глаза и заметила в них лукавый огонек, а потом окинула взглядом его пыльную одежду и забрызганные грязью ботинки и рассмеялась.

— Вы шутите, да? Смеетесь надо мной… Не верите мне! А я вам правду сказала…

И Мошка, помахав рукой Восточному шпилю, развернулась и побежала прочь.

В приподнятом настроении она прошла полпути до брачного дома, но затем снова вспомнила о разрушенной школе и молодом учителе с учениками. И в душе у нее поселилась печаль.

«Я могла бы охранять их, — думала она. — Могла бы приносить им перья от Книжников».

Но едва она вспомнила подмастерье суконщика, благородный запал поубавился. Она поняла, что не хочет якшаться с такими, как он, с воришками, радикалами и подстрекателями.

С другой стороны… она могла рассказать о подпольной школе и радикальных книгах Книжникам. Они щедро заплатят за такие сведения, она сможет выкупить Сарацина. Книжники будут довольны и отправят ее в свою школу — все случится так, как и предсказывала леди Тамаринд.

К тому времени, как Эпонимий Клент с орхидеей в петлице, благоухая вином и сигарами, вернулся домой, Мошка все для себя решила. Он вальяжно улыбнулся ей, протягивая шляпу.

— Ах, какой чудесный день, — сказал он. — Моя поэзия удостоилась внимания столь высокого общества… И столь состоятельного… Надеюсь, ты хорошо провела время, дорогуша?

Мошка мрачно улыбнулась в ответ.

— Оставьте игривый тон, мистер Клент. У меня для вас серьезные новости.

В то время как Мошка рассказывала Кленту о встрече с Куропатом и подпольной школе, Линден Кольраби готовил свой отчет. Странная девочка-подросток с безумными историями и черными глазами отвлекла Линдена от этого нелегкого дела, но больше терять время было нельзя.

Привратники Восточного шпиля пропустили его, как важного гостя, и он прошел в покои леди Тамаринд.

— Ваша милость, я должен с большим сожалением сообщить, что Эпонимий Клент сумел перехитрить меня. Я следил за ним и выследил, я настиг его в городке под названием Чог и там же потерял. Он все еще на свободе.

— Я знаю, — сказала леди Тамаринд. — Он в Манделионе.

— Как? — Кольраби вскинул брови. — Полагаю, он приплыл по реке?

— Он прибыл в карете. В моей карете. Мы подобрали его на дороге.

Есть несколько вещей, которые нельзя говорить сестре герцога, и Кольраби удержал всё, что рвалось с языка.

— Миледи, — произнес он наконец, — если бы он не был столь чудовищно опасен…

— Тогда бы я выбросила его из кареты, как только узнала, кто он такой, — сказала леди Тамаринд. — Но я обернула эту случайную встречу в свою пользу. Я завербовала агента, который станет следить за каждым движением Клента, так что мы будем знать все о нем и его намерениях. Пока не могу сказать, насколько агент надежен, но девчонка внушает доверие…

Следующим утром Кэвиат, младший Книжник, две недели проторчавший в кофейне «Реченное слово», покинул надежное убежище и сел в паланкин, чтобы отправиться к переплетчику на улицу Пелмел, где Эпонимий Клент должен был оставить свой отчет.

— Мы уже послали двух подмастерьев за этим несчастным отчетом, — сказал ему Мэбвик Ток, — и ни один из них не дошел. Титла переехала повозка, и сейчас над ним трудится коновал. А что стряслось с Вефтом, мы так и не знаем. На этот раз мы пошлем кого-нибудь из Книжников — Ключники не посмеют причинить ему вреда, иначе нарушат конвенцию и откроют войну между гильдиями. Даже Арамай Тетеревятник не пойдет на это. Кэвиат! Мы пошлем тебя.

Мэбвик Ток открыл дверь кофейни и добавил:

— Молитвенный час почти прошел, так что поспеши, пока улицы не так запружены повозками.

Каждая община, поклонявшаяся тому или иному Почтенному, имела свое представление о том, как должен звучать истинно богоугодный перезвон. Поскольку для богослужений существовал общий час, вскоре после рассвета, он превращался в подлинный триумф какофонии, поднимающий с кровати даже самых отъявленных лежебок. Служители Почтенных лупили в колокола что есть мочи, норовя заглушить остальных, а те, кто предпочитал домашнюю молитву, затыкали уши ватой и невозмутимо позванивали в маленькие колокольчики. Те, кто не разделял общего помешательства, в этот час наглухо запирали окна и не выходили на улицу без крайней необходимости.

Кэвиат сидел в паланкине, заткнув уши пальцами, и молился всем Почтенным, чтобы они позволили ему добраться до лавки переплетчика живым и невредимым.

«Мистер Ток всегда. Знает, что делает, — ползли прерывистые мысли у него в гудящей голове. — Но как. Можно быть уверенным, что. Ключники соблюдают правила, если. Мы не получали. Вестей из Скарри уже. Так давно, что. Все что угодно может. Твориться там».

Почтенные были великодушны, он доехал до переплетчика без происшествий. Взяв отчет, он сел в паланкин, и носильщики тронулись в обратный путь.

С каждой строчкой, написанной витиеватым почерком Клента, брови Кэвиата поднимались все выше.

— Носильщики! — крикнул он. — Давайте поживее!

Носильщики послушно припустили рысцой. Но едва Кэвиат откинулся в кресле, как паланкин клюнул носом, и Книжник полетел головой в стенку. Раздался сдавленный возглас, и паланкин осел назад, отчего Кэвиат запрокинулся кверху ногами.

— Что… Что такое? — бормотал он, поправляя сползший на глаза парик.

Но паланкин приподнялся над землей и как ни в чем не бывало поплыл по улице, даже резвее, чем прежде.

Кэвиат продолжил было вчитываться в отчет Клента, но потом обратил внимание, что, судя по топоту, носильщиков явно больше четырех. Он хотел выглянуть в окно, но паланкин резко повернул, заставив его схватиться за стены. Не успел он прийти в себя, как паланкин повернул снова, затем еще и еще. Звук шагов стал отдаваться эхом от тесных стен.

Вот тогда под париком у Кэвиата зашевелились волосы. Его несли куда угодно, только не в кофейню «Реченное слово».

Эхо пропало, и носильщики зашлепали по мокрому дереву, а Кэвиат услышал крики чаек.

Внезапно паланкин замер. Кэвиат, сам не свой от страха, пододвинулся к дверце, но тут его качнуло — раз, другой, третий. Кэвиат выглянул из окошка вовремя, чтобы увидеть, как стремительно приближаются бурые воды реки Слай.