Владимир Журавлев - Неудачная реинкарнация

– Нет, – подумав, сказал Бате. – Наш командир за дюжину суток из подэпсаром стал… Сначала эпсаром и нашим командиром, но это так, мелочь. Потом – мятежником-сепаратистом, и это тоже мелочь. Потом – другом эльфийского принца, потом эпсааром «красная роза» – и мы все видели его знак, кстати! Да, потом заимел подвизиря в помощниках – самого подвизиря! И блицштурм, оказывается, ему сапоги чистит, и «Императорский кулак». В империи такая власть есть… Ну я даже и не знаю… разве что у наследника трона. Понял, кто на самом-то деле наш командир? А ты – убийца, убийца! Подумаешь, из легенд. Мы сейчас сами в легенде.

– Да в том-то и дело, что не убийца он! – возмутился десятник. – То есть убийца, конечно, и еще какой. Но – не из легенд!

Бате недоуменно глянул на запутавшегося товарища.

– Слушай, ну разве такие кланы бывают? – продолжил изливать негодование десятник. – Общей казны у них нет! У воров есть! И у полицейских есть! Даже в нашей деревне – и то есть! Это клан?!

– Легендарный? – предположил, улыбнувшись, Бате.

– Кокблитт, а не легендарный! Тоже мне, убийцы! Они даже друг друга не знают! Мастер знает учеников – и все! И оружия своего нет! И каких-то приемов особых! Вот командир меня тренирует… это же слезы, а не тренировка! Он мне историю мира рассказывает! И степному наречию учит зачем-то! И все! Ну и как исполнять миссию, ежели что? Через ит-тырк в кнурсе посылать?!

– Ну, если это действует…

– Потешаешься? – понял наконец десятник, обиделся, решил даже замолчать – и неверяще уставился вперед.

Деревни не было. То, что осталось от деревни, лежало равномерно рассыпанными обломками.

– Аи-ё-каргана! – прошипел Бате, вскинул нагайку и бешеным карьером понесся к деревне.

Десятник последовал за ним как в тумане. Там, где валялись обломки, жила ведь Надинька-кружевница. Совсем недавно жила…

На самом деле деревня уцелела. В основном. Невидимый гигантский кулак ударил вдоль рокады – и снес верхнюю улицу. Дома крестьян, что побогаче, располагались ближе к реке, на пологом, но все же склоне. Вот их не задело вообще. Наверху жила, по деревенским меркам, сущая беднота. Понятно, что только там и мог стоять аккуратный домик вдовы-кружевницы. Сейчас на его месте валялись какие-то обломки. Да деревья из ближнего сада.

Завалы уже разбирали хмурые полицейские вперемежку с деревенскими. Бате злобно закусил ус и умчался к лагерю блицштурма за лекарями. Десятник же слепо потоптался по развалинам и побрел вниз. Зачем лекари? Никто бы не смог выжить под таким ударом. Тяжелое вооружение. Или боевая магия…

Около усадьбы Колы Гончара он наткнулся на командира. Маленький Хист стоял, угрюмо похлопывая обнаженной саблей по сапогу, а перед ним махал руками и торопливо оправдывался огромный Бира Любей. За его спиной высились злобные бойцы из «Императорского кулака».

– Дребен, это точно не мы! – бормотал армейский эпсаар. – Ты же сам взял Целеша под арест, а, кроме него, никто же ничего не понимает в этой… в этих штуках!

Рослый «Кулак» без разговоров схватил эпсаара за мундир и тряхнул. Посыпались пуговицы, фуражка, наградные знаки, бутерброд из кармана… Проходящий мимо Гребло со станковым арбалетом под мышкой заинтересованно остановился.

– Дребен! – взвыл Любей, заметив полицейского. – Это не мы! Я клянусь, я слово даю…

– Да нет цены твоему слову! – буркнул Хист. – Я знаю, что не вы. Ваши солдаты еще три дня назад свинтили с установок энергонакопители и поменяли у степняков на барана. Придурки. Нашли у кого баранов покупать – у Ит-Тырков! А братья Собаки посредничали…

– С секретного оружия?! – ахнул Любей. – И без меня? Вот уроды! А… а зачем накопители степнякам?

Хист пожал плечами.

– Это же Ит-Тырки! – вздохнул он. – Может, кочевье захотелось освещать? Как с ними Асиа управляется, не понимаю… Так. Вот что, Любей: поставь-ка солдатиков нужники копать, они у тебя этому вроде обучены? Поперек рокады, и чтоб крылья загибались до холмов! Понял?

– Э, нет! – моментально опомнился эпсаар. – Мы в разных ведомствах, не надо мне тут…

– Не понял, – констатировал Хист. – Удар от погранцов пришел, ясно? Мы их там в лагере заперли, вот они и… почистили дорогу, как смогли. И сейчас пойдут. Штурмовыми колоннами, понял? Ага, все еще нет. Любей, они в атаку пойдут! А вы там первые стоите. Думаешь, кто-то станет разбираться, блицштурм перед ними или копатели нужников? А мы целый отряд не удержим, и никто не удержит. Так что копай нужники, ежели хочешь еще сутки прожить!

– А то удержат пехоту наши нужники…

– Думаю, удержат! Если уж вы Смотрящего смогли в дерьме утопить…

Хист отвернулся и скользнул рассеянным взглядом по десятнику. И десятник внезапно четко осознал, что он хочет сделать. И сделает.

– Гребло, дай-ка арбалет…

Он забрал у удивленного полицейского арбалет, перевел его в походно-снаряженное положение, закинул на плечо и отправился к коню.

Усталый конь неторопливо пылил по рокаде, а в голове у десятника, словно наяву, звучал негромкий голос Хиста:

– Мы не убийцы. Мы просто живем. А потом случается нечто… Власть имущим легко переступить порог человечности. А остановить – некому. У них вся сила, какая только есть в мире. А остановить зверства – надо. И тогда приходит время нашей службы. И единственное оружие, которым мы обладаем в полной мере, – правда. Правда – на нашей стороне. А больше – ничего. Придет время действовать – выпутывайся, как хочешь…

Десятник даже оглянулся удивленно – но нет, не едет рядом командир. Только самим своим существованием, словно незримой могучей рукой, поддерживает решимость десятника.

– Я выпутаюсь, командир! – пообещал десятник и свернул к обзорному холму.

Холм вовсе не был ближним к лагерю имперской пехоты – ну и что?

Зато он был самым высоким в округе, с его вершины лагерь просматривался весь, и соседние обзорные холмы – тоже. Для холмистой степи – самое то. Очень удобно держать связь, нести караульную службу… Степняки о холмах знали и давно обустроили их. Полицейские тоже быстро выяснили пункты наблюдения, а следом за ними и «Кулаки». Даже диверсанты из блицштурма понимали, что к чему! И только пехотинцы холмами не пользовались. Наверно, не получили приказа.

Где-то на середине холма десятник оступился, и из-под ног тут же раздалось недовольное:

– Эй, ты не сюда иди, а отсюда! Топай ай-гала-да!

В травянистом окопе под накидкой из жухлой травы уютно расположился степной дозор. Молодые пастухи лежали себе, лениво потягивали из кружек цветочный чай и поглядывали на лагерь.

– А что не на вершине? – буркнул десятник. – Вы бы еще в овраг спрятались, чтоб ничего не видеть…

– Не пустили на вершину-то! – сердито сообщил степняк. – Топай, сказали, ай-гала-да! Хорошо, отсюда лагерь тоже видно, сели здесь, нам какая разница?