Варвара Мадоши - Укротители Быка

— Уважаемые мэтры, — астролог поклонился. — Рад видеть вас тут сегодня.

— Мы тоже рады, господин магистр, — сдержанно произнес казначей ткацкого цеха, мэтр Боццо. — Однако отчего вы назначили встречу так внезапно? Ведь кажется, не далее как вчера мы имели счастье переговорить у господина Второго Кормчего Таглиба…

— В присутствии этого господина у меня не было возможности сказать всего, — заметил Райн. — И кроме того, я вынужден буду покинуть Мигарот… очень скоро.

Мастеровые переглянулись.

— Что же это «все», что вы не можете сказать? — с нарочитой сердитостью, не позволяющей себе опуститься до грубости, бросил Боццо.

— Это не «все», но достаточно многое… — Райн чуть закусил нижнюю губу. — Видите ли, мэтр Боццо… У меня есть сведения, что ряд высокопоставленных лиц из города готовы поставить интересы Мигарота ниже своих личных выгод. И уже многое сделали для этого. А именно — они пытаются спровоцировать герцога на нападение. Они знают, что герцог — человек чести и нападать на город ни в коем случае не будет, поэтому пошли на самые крайние меры, чтобы обеспечить… нужную для себя ситуацию.

— А им-то какая корысть… — начал кто-то, но сосед тут же прошипел ему: «Молчи, идиот! Любая заварушка — это выгода армии, выгода армии — выгода Альмаресам!»

— У вас есть доказательства? — спросил Боццо.

— Более чем достаточно, — мягко произнес Райн. — Очень много людей в ратуше вчерашним вечером видели, как какой-то молодой человек пробовал убить господина посла. Слухи уже наверняка гуляют по городу.

— Слухи гуляют, да, но это и есть слухи… тем более, что трупа никакого никто не видел, — Боццо пожевал губы. — Только и известно, что кто-то выбил стекло в Бальной зале…

— Я подтверждаю эти слухи, — пожал плечами Райн. — Убийца был — причем тренированный воин. Он умудрился спрыгнуть с верхнего этажа и потом сбежать. Что указывает на… известных вам лиц. Они затеяли провокацию. На меня самого вчера по дороге к Кормчему было совершено нападение… да вы видели меня.

Кто-то поинтересовался у кого-то шепотом, «чего это магистр выпендривается», и ему так же шепотом ответили: «в кровищи был с головы до ног».

Мэтр Боццо не сумел выдавить из себя ничего более вразумительного, чем «вот даже как».

— В Мигароте завязан узел судьбы, — вздохнув, продолжил Райн. — С каждым днем он затягивается все туже. От вас зависит, развязать его или нет.

— Что это значит в практическом плане? — спросил Джиано. Как всякий хороший поэт, он старался быть практиком.

— Это значит, что если провокация Альмаресов осуществится — так или иначе, — то герцог возьмет Мигарот и не пощадит здесь никого. Городу придется туго.

— У Хендриксона не хватит сил на осаду, — покачал головой один из старших мастеров. Райн его имени не знал.

— Хватит, если Армизон падет, — сказал Райн. — А он падет. И очень скоро.

— Подлецы! — один из столяров вскочил. — Так вы приехали продлевать союз только затем, чтобы отвлечь внимание от Армизона?! От наших добрых соседей?!

Его товарищ схватил столяра за плечо и заставил сесть.

— Нет, — покачал головой Райн. — Посол Ди Арси сам не знает, что Армизон падет. Более того, этого не знает и герцог Хендриксон. Все, на что он рассчитывает, это захватить Ририн и область к Восходу. Однако Армизон сам вышлет ему парламентеров.

— Я слышал, сам Арей клялся, что Армизон не падет никогда перед военной силой, — недоверчиво заметил Боццо. — Что же за хитрость измыслит герцог?

— Нет, — покачал головой Райн. — Армизон падет не перед силой, но перед страхом. Об этом сейчас знаю только я — и вы. Потому что я служу силе, высшей, чем боги. Ну что же, господа. Засим разрешите откланяться.

С этими словами Райн поднялся.

— Постойте! — Джиано нахмурился. — Это все, зачем вы собирали нас?

— Оставь его! — выпалил мэтр Боццо.

— Да, — Райн серьезно кивнул, оборачиваясь. — И лишь ваше дело, как распорядиться информацией.

Он покинул сад. Калитка не скрипнула. Откуда-то из соседнего дома доносилась музыка флейты, под нее плясали солнечные зайчики на траве, и от этой пляски казалось, что зеленые короткие стебли не примялись под шагами астролога.

— Порой я думаю, друг Джиано, — один из его ткачей наклонился к мэтру Три Башмака и произнес ему на ухо, — что Магистр Драконьего Солнца… ну… ты понимаешь… как будто родственник…. им.

— Кто его знает, — неохотно произнес Джиано. Он был настоящий поэт, а поэтому не любил говорить попусту.

Райн будто бы нарочно задался целью как можно сильнее нарушить просьбу (или, скорее, приказ) своего напарника не выходить без охраны.

Райн шел из того самого ремесленного сада неспеша, блуждал по узеньким переулкам, где один раз даже заметил в полупересохшей луже блаженно млеющего от жары хряка… практически предместье. Потом он вышел на край вполне приличного канала, облицованного серым камнем, и долго смотрел на бегущую воду. На сероватых волнах покачивалась шелуха семечек, кожура апельсинов и прочая грязь, но астролог, как будто, не обращал на это никакого внимания. Место было совершенно глухое: дома смотрели на этот канал только слепыми глазами плотно прикрытых ставнями окон, да и тех — домов — было относительно немного. Глядел магистр не столько на безрадостный городской пейзаж (о, где вы, знаменитые черные башни, где вы, дома из желтого «солнечного» песчаника!), а куда-то в пустоту. Да потом еще зевнул и потер усталые глаза.

Когда астролог развернулся и пошел назад, ему совершенно основательно врезали по темечку завернутым в ткань поленом — наверное, добрый человек решил помочь магистру отдохнуть. Еще один доброхот, случившийся поблизости, подхватил его тело на руки и потащил прочь, в переулок — где уже стоял заблаговременно приготовленный портшез и еще двое бездельных носильщиков.

Все четверо сноровисто связали Гаева, запихнули его в портшез, а потом, подхватив его за рукояти, слаженным и размеренным шагом — у каждого мастера своя ухватка — понесли его куда-то в неизвестность.

Стар проснулся уже когда солнце давно пересыпало за полдень. За окном снова орал надоедливый коробейник — только он торговал уже ароматические масла. Вот же идиот…

«Когда я изображал коробейника, — подумал Ди Арси с некоторой возвышенной и печальной грустью, — я не орал так противно».

…А проснулся он поздновато. Теперь, пожалуй, времени едва-едва хватит, чтобы поговорить с Формутом, начальником охраны посольства, и сказать, чтобы он и его люди были готовы к отъезду в ближайшие несколько часов. Потом нужно будет успеть поесть, чтобы не набрасываться на еду на званом ужине (сейчас Стар чувствовал себя так, как будто готов был переварить гору еды, высотой с Большую Паулу).