Нина Лукинова - Два цвета неба

Озверевшие мантиды превратят в пепел жалких людишек, обитающих в метро, и сами погибнут от мощи возродившейся сверхновой. Никто не должен знать, никто не должен помнить прошлое, потому что через несколько часов начнется новая глава Книги Севара. Изолированных людишек Невара хватит, чтобы продержаться несколько мгновений после перерождения, а затем, можно будет спуститься с неба, как и шестьсот лет назад, воскрешая рухнувшую веру.

Вспоминая, как они падали ниц, с каким усердием благодарили, чуть не расшибая лбы о каменистую почву, когда под предлогом защиты от врагов звезды скрылись на небосклоне и тяжелый прочный купол навис над Севаром. Аналана невольно улыбнулась. Не зря она не спала, продолжая поддерживать эту маленькую ложь, на которую требовалось столько энергии и сил. Но создание отдельного городка аборигенов того стоило. Тех, кто не знает Истины, не помнит прошлого.… Для этих людей фантазия смешалась с реальностью, образуя гремучий коктейль правды и сказки. Все- таки, они с Люционом поступили мудро, эвакуировав один процент человечества под землю, будто чувствовали, что затея с Фабрикой не принесет плодов.

Но как бы ни сладостен был миг приближающегося триумфа, расставаться навсегда с верными слугами, прожившими рядом столько бесконечных дней, будет печально. На ее глазах они рождались, старели, умирали, совершая свои маленькие горечи и победы. Они ее дети, выросшие на глазах поколение за поколением, такие живые, такие радостные, беспрекословно верящие своей Богине. Однако их придется принести на заклание грязным животным ―мантидам, мутантам, пережившим Войну.

Твари будут жестоки, никого не оставят, никто не спасется, ведь чертова Нана весьма мстительная стерва. А Аналана покусилась на самое дорогое ―на невылупившихся личинок, маленьких детенышей, отдав жестокий приказ безвольной марионетке, сохранившей лишь крупицу души.

Такова цена за принятые решения. Невозможно построить новый мир на уже существующем, нужно ломать старые порядки, прививать новую веру. Также поступали североамериканские колонизаторы с индейцами, и так поступит она.

― Вызывали, моя Богиня, ―раздается за спиной твердый голос Маркуса. Жаль будет с ним расстаться, этот человек был очень полезен в последние тридцать лет. К тому же обладает недюжинным умом и умеет отстаивать собственную точку зрения, указывая ей на ошибки, что весьма ценно. Возможно, стоит сохранить ему жизнь…

― Скажи, друг мой, каковы настроения в обществе? ―безразлично спрашивает Аналана, вглядываясь сквозь прочное стекло тронного зала в свой импровизированный Город, где продолжает течь размеренная жизнь. Разжигаются костры из мусора на мраморном полу станции, готовится еда в котелках, дети бегают по узким улицам трущоб под светом электрических солнц. И скоро она разрушит этот маленький мирок, который сама же когда- то и создала. Селя ви.… Выживает сильнейший.

― Люди чувствуют приближение перемен, моя Богиня. Они знают, что вы не оставите их в темноте, что вы начнете новую эру со дня на день! ― восторженно отвечает мужчина.

― И это будет так…―тихо отвечает Аналана, продолжая наблюдать за струящейся жизнью, стоя спиной к Маркусу. Двойственные чувства прошли в этот момент по Аналане, затронув забытые грани души другого человека, бредущего сейчас по каменным джунглям, на которых Богиня и выстроила свою личность. Себя новую, жестокую… совершенную? По крайней мере, она на это надеется. ―Скажи, Маркус, у тебя возникает такое странное чувство, когда в груди все сжимается, и как- то хочется помочь. Но ты не в силах ничего сделать?

―Это жалость, моя Богиня. И, да, так бывает, ―отвечает мужчина, отводя взгляд. ― Все равно, что с больным животным, либо вылечить, либо убить. Второй вариант предпочтительнее.

― А если бы я сказала, что все человечество больные животные? Все, кого ты видишь и знаешь? Посмотри на них, такие счастливые и беззаботные… даже не догадываются о том, что я должна сделать… Мне жаль, что они умрут как ягнята на заклании.

― Моя Богиня? ―озадаченно спрашивает Маркус, переставая понимать смысл речей Аналаны.

―Как думаешь, зачем я спускаюсь к смертным раз в поколение? Зачем прохожу мимо трущоб, позволяя смотреть на меня? ―отрешенно спрашивает Аналана.

―Чтобы люди знали и помнили о своей Богине, чтобы не исчезала вера, ―отвечает он.

―А, если я скажу, что для поддержания веры придется убить очень много людей, ты будешь продолжать верить? Если скажу, что Севар может быть рожден заново только на руинах, ты останешься со мной? Примешь ли ты, если мои руки будут по локоть в крови твоих близких? ―Богиня резко разворачивается к стоящему у стены мужчине, непонимающе вглядывающегося в стремительно меняющие цвет глаза ―от ледяного холода до беспросветной ночи. Такое состояние говорит о том, что Богиня на крайнем взводе.

―Я…я… Вы не шутите? ―тихо спрашивает он.

― Прекрати мямлить! Да или нет! Есть лишь два варианта! ―резко взрывается она. ―Будешь ли ты любить меня, когда по моему приказу умрут все, кто тебе дорог? Когда рухнет привычный мир? Когда небеса взвоют от пролитой крови? Момент близится, и я хочу знать ответ, ―сухо говорит она с неприступным каменным лицом.

― Я ваш верный раб, до скончания времен, все, что вы скажете…

― Прекрати немедленно! ―вскрикивает Аналана, мгновенно подлетая к мужчине, шебурша полами легкого платья по мраморному полу. ―Хочу услышать человека, а не раба! ―немного подумав, Маркус ответил.

―Мне будет грустно от того, что они умрут. Возможно, я буду ненавидеть вас, проклинать за такую несправедливость. Но, если вы будете рядом, раны на сердце заживут быстрее, оставив лишь гадкие чувствительные рубцы. Смогу ли жить, зная, что для спасения вы убили миллионы? Не знаю.… На то и существуют Боги, чтобы решать за людей одним словом, одним жестом, истребляя народы и государства. Но, чтобы ты ни сделала, я останусь с тобой, ―искренне ответил Маркус.

В тот же момент тонкое совершенное тело прыгнуло ему в объятия с диким смехом. Не прошло, как обычно, через руки, оставляя после себя лишь сладострастную дымку, а задержалось, позволив обнять тонкую талию, скрытую струящимся черным шелком. Пройтись рукой по пахнущим свежестью и деревом золотым волосам, дотронуться до манящей шеи и чувствовать ее прикосновения сквозь одежду, такие горячие и яростные, собственнические и жадные настолько, что он всем телом понимал ―душа его принадлежит ей.

Маркус исполнил свою мечту ―прикоснуться к Богине, к ее горячим губам, сладостно впиться в них и никогда не отпускать. Ее руки скользят по телу, ее нереальные глаза полыхают радужным огнем, и она смеется! Смеется впервые за долгие сотни лет! Живая, настоящая, не сон и не видение! Спроси его сейчас, кем он готов пожертвовать, чтобы еще раз почувствовать на лице эти тонкие губы, Маркус бы бросил мир к ее ногам. Но тут, она начала растворяться, становясь прежним призраком, до которого невозможно дотронуться, тая как туман в его объятиях.