Нина Лукинова - Два цвета неба

— Какого черта? — резко вздрагивает рядом Дрейк, сбрасывая остатки сна. — Что случилось? — вскрикивает он, тяня руку к пистолету на поясе и нервно оглядываясь по сторонам.

—Ааай! — донесся протяжный вопль с заднего сидения, видимо, Лара обо что-то ударилась, не пристегнутая ремнем. — Налана, все в порядке? — обеспокоенно спрашивает она, отражаясь в зеркале заднего вида. Испуганные синие глаза смотрят с надеждой и вниманием, ожидая ответа, будто я могу решить все проблемы одним щелчком пальцев.

— Нет, не в порядке! — говорю я, с трудом сдерживая пылающие в груди эмоции. Желание просто наорать на кого-нибудь настолько велико, что по рукам пробегает нервная дрожь. Раньше был Макс, сносящий все мои выходки и нежно успокаивая после очередного приступа, были друзья, умело переводящие все в шутку, не пугающиеся стеклянных глаз и загробного голос, была Санна, переводящая мысли на свои проблемы. Теперь же я осталась одна, совершенно одна в пустом заброшенном мире с миллионом вопросов в голове. Не знаю, что делать.… Для начала, нужно получить ответы, правдивые ответы, чем и собираюсь заняться. — Я хочу поговорить… — выдаю я, холодно переводя глаза с Дрейка на Лару, застывшую за спиной неживой статуей.

— Говори, мы слушаем, — отвечает Дрейк, не изменившись в лице, и только глаза выдают некоторую тревогу.

— Не так! — выкрикиваю я, пугаясь собственного голоса и звенящих в нем угрожающих ноток, вновь сдерживая молниеносный порыв придушить первое попавшееся существо. И откуда только всплывают эти мысли? Беспричинной агрессии не было лет с двенадцати… — Я хочу ответов!

— На что же? — устало закатывая глаза, спрашивает Дрейк, и что-то в этом коротком жесте показалось знакомым, настолько, что по телу пробежала очередная волна дрожи.

— На вопросы! — говорю я, чувствуя, как ярость понемногу уступает место банальной усталости. — Во-первых, откуда взялась машина. Во-вторых, почему вы помогли мне? — при этих словах взгляд машинально перешел на Лару, сжавшуюся в комочек на пассажирском сидение. И, в-третьих, хочу знать все о вашей глупой вере, и чертовщине, происходящей в Неваре. Чьи кости были в яме?

Лучшего места для разговора по душам сложно придумать- пустынная дорога, затерянная в песках, на которой остановилась красивая итальянская машина, ставшая засохшей капелькой крови среди безграничного песка. И три человека застрявшие в аквариуме стекол, смешавшись с кожаными сидениями. За закрытыми окнами завывают порывы ветра, а восходящее солнце неистово слепит глаза. Не хватает только голодного крика грифов для полноты картины, обрисовывающей Долину Смерти, но этого не случится, потому как машина загерметизирована от внешних звуков, создавая внутри абсолютный вакуум.

— Она заслуживает ответов, Дрейк, — холодно говорит Лара, продолжая сверлить меня глазами через зеркало заднего вида.

— Которых мы не знаем, Лара! — резко вскрикивает Дрейк, откидываясь на сидение. — Или не хотим говорить… — тише добавляет он, видимо забыв о моем присутствие.

—Эй! Вообще-то я здесь! — напоминаю о своем присутствии, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, но в тоже время, чувствуя себя не в своей тарелке, будто лишней в замысловатом разговоре. И словно поймав мой взволнованный взгляд, Дрейк начинает.

— На что же тебе ответить в первую очередь, Налана.… Даже не знаю.… Давай начну по порядку. Кости, которые ты видела в яме, действительно кости приходящих. Раз в двадцать пять лет Совет выносит вердикт, свершая очередную казнь очередной лже- Богини. Казни отличаются жестокостью и кровавостью. Рассказывать подробности? — сухо спрашивает Дрейк, на что коротко мотаю головой, не желая слушать очередной кошмар. — Во-вторых, машина появилась сама из ниоткуда, возникла среди песков до верху забитая провизией. В записке, которую нашла Лара, говорилось место, где найти ее и что нужно делать, чтобы завести. К твоему удивлению мы способны отличить шум мотора от криков чудовища! — зло выпаливает Дрейк, отворачиваясь в сторону взошедшего солнца.

— А как же третий вопрос? — с интересом спрашиваю я. — Почему вы помогаете мне? На первые два ты ответил сухо и неполно, но готова простить это, если ответишь честно сейчас. Почему?

Парень с девушкой несмело переглянулись, встречаясь глазами в узком зеркале заднего вида. На мгновение показалось, что они обмениваются мыслями, образуя между собой телепатическую связь, а затем Лара тихо произнесла, встряхнув темными волосами.

— Ты последняя надежда, Налана. Только ты можешь спасти нас! — говорит она.

— Не понимаю, о чем ты? — невольно усмехаюсь я, выдавая короткий смешок. — Можешь говорить понятней, а не очередными пафосными речами?

— Спасти нас из этой пустыни, — резко вставляет Дрейк, бросив через зеркало заднего вида многозначительный взгляд на помрачневшую девушку. — Только ты умеешь водить.

—Вы двое что-то явно темните! — недовольно говорю я, замечая их короткие переглядывания. — Говорите правду, иначе с месте не сдвинусь. — демонстративно вытаскиваю ключ зажигания из умолкшего мотора, складывая руки на груди в обиженной позе.

— Дрейк, скажи уже, — устало протягивает Лара. — У нас не должно быть тайн друг от друга, — мужчина с тяжелым вздохом вытягивает из кармана смятый листок бумаги, сложенный в несколько раз, местами запачкавшийся в пыли.

— Прочти, — коротко говорит он, когда я разворачиваю бумагу, больше похожую на изжеванную салфетку.

— Спасибо, сама бы не догадалась, — отвечаю ему, бросив едкий взгляд, и тут же раскрывая рот от удивления, пристально вглядываясь в успевшие стать знакомыми буквы, написанные витиеватым почерком. Чернила в кармане начали стираться, а бумага больше походит на туалетную, но разобрать слова все же можно. — Где вы это взяли? — только и могу произнести отрешенным и одновременно испуганным тоном, жадно вглядываясь в почерк Люциона.

— Лежала на заднем дворе моего дома, придавленная камнем, — отвечает Лара. — Именно из-за нее я и поверила, только древние могли писать прописью. Я изучала древние книги и…

— Помолчи, — обрывает ее Дрейк, вглядываясь в мое застывшее лицо. — Налана, все в порядке? — обеспокоенно спрашивает он, в то время как мой слух полностью отключился от открывшегося шока.

Медленно вчитываясь в записку, чувствую, как глаза вылезают из орбит, а пальцы крепче сжимают клочок бумаги. Разум понимает, что нужно оторваться, хоть что-нибудь ответить взволнованным друзьям, но пальцы напрочь отказываются выпускать записку, а бегающие перед глазами буквы не желают складываться в слова. Смысл написанного доходит до меня не с первого раза, словно до жирафа, а когда доходит, то накатившей злости нет предела. Бесконечной восьмеркой она крутится по телу, ища выхода, и не найдя, застывает в районе висков тупой болью.