Лесса Каури - Золушки из трактира на площади

— Шедевра! — вскричала Клозильда.

— Хорошая компания! — вторила ей Ванилла.

— Несправедливость… — прошептала Бруни.

— Жил-был художник один,

В лесу дремучем ходил.

Дружбу с троллем водил,

Хотя тот и пил, как свин! — неожиданно звонко затянул шут на известный мотив.

— Хоп-хоу, пей, не жалей! — тут же подключились Клозильда и Ванилла.

— Художник троллю твердил:

Красив и силен ты, мой друг,

А мех твой блестящ и упруг!

И на портрет уговорил!

— Хоп-хоу, пей, не жалей! — с восторгом подпевал «хор».

— Пять дней он его рисовал,

Лучших красок совсем не жалел!

А как тролль от внимания млел!..

На шестой — портрет показал!

— Хоп-хоу, пей, не жалей!

— Тролль был сильно на друга сердит!

Ведь искусство не терпит лжи!

И художник в могилке лежит!

На которой шедевра висит!

— Хоп-хоу, пей, не жалей!

Последние слова заглушил деликатный стук в дверь. Судя по всему, стучали сапогами, подкованными железом.

— Э? — изумилась Клозильда и попыталась встать, намереваясь открыть дверь.

— Сидите, матрона, умоляю! — вскочил Дрюня. — Не стоит шокировать людей. Индари знает, что они подумают о вашем жилище! Я сам открою.

За дверью обнаружился Йен Макхолен в сопровождении патрульных. Окинув теплую компанию не менее теплым взглядом и задержавшись на мгновение на лице хозяйки дома, он укоризненно качнул лобастой головой.

— Господа мои хорошие, вы на часы гляньте, — попросил он. — Людям спать надобно, а вы песни орете, будто коты мартовские. А ну-ка, давайте расходиться по домам!

— А я не желаю! — наморщила лицо Клози, отчего маска пошла трещинами. — Желаю праздновать!

— Прав он, — неожиданно вмешалась Бруни и попыталась встать, — да и мне пора, завтра рано вставать!

Дрюня подал ей руку, другой — вытягивая Ваниллу со стула, как репку с грядки.

— Нуте-с, идемте, мои стрекозки! — явно кому-то подражая (Матушка, как ни силилась, не смогла вспомнить), произнес шут. — Пора вам баиньки!

— Ну настоящий мужик! — обвив его шею руками, повисла на нем жена.

Бычок хмыкнул, наблюдая живописную картину.

— Вы, господин королевский шут, супругу-то вашу до дворца не допрете! — искренне посочувствовал он.

— Конечно, не допру, что я — тяжеловоз, что ли? — обиделся Дрюня. — У Матушки вон заночуем. Теперича, когда мы женаты, имеем полное право спать под той крышей! Да, любимая?

— Настоящий… — простонала Ванилла, кажется засыпая.

— Рад был видеть вас, матрона Мипидо! — попрощался шут и передернулся, вспомнив их встречу.

— До завтра, подруженьки, — замахала ладошками, подбородками и красными волосами Клозильда и широко зевнула. — Грядет шедевра современного искуйства! Грядет!

— Грядет, грядет! — успокоительно улыбнулся Макхолен и закрыл за Дрюней и девушками дверь.

В опустевшей кухне, трогательно уложив зеленое лицо на тарелку с сыром, сладко всхрапывала Туча Клози, и на ее губах порхала нежная улыбка.

Матушка проснулась засветло с мыслью о предстоящем непростом дне. И… не смогла оторвать гудящую голову от подушки странного малинового цвета, вышитой павлиньими перьями. Осознав, что таких подушек отродясь не бывало в доме Хлои и Эдгара Морехода, она испуганно осмотрелась и обнаружила рядом с собой мужской подбородок с легкой степенью небритости. А следом заметила и мужскую руку, обнимавшую ее за плечо.

Сдавленно пискнув, Матушка вскочила и отпрыгнула к стене, разглядывая двоих, спавших на ее кровати. После чего схватилась за голову.

Дрюня Великолепный, на чьем плече она, оказывается, провела остаток ночи, повернулся к Ванилле, зарылся лицом в ее сонно колышущееся декольте и засопел дальше.

— Ох! — снова простонала хозяйка комнаты.

Держась за стенку, добралась до умывальника. Сунула голову в ведро с чистой водой, остудившейся за ночь, подержала до тех пор, пока челюсти не застучали, после чего, обернув волосы полотенцем, осторожно спустилась на кухню. За столом в ряд сидели Пип, Весь, скаливший белоснежные зубы в ухмылке, и очень внимательные сестрички Гретель. Все как один смотрели на Матушку с любопытством.

— Да-а, — спустя молчаливую паузу протянул Пип и подвинул ей кружку с дымящимся отваром трав и пряностей от похмелья. — И где же тебя так угораздило?

Матушка не ответила. Обжигаясь, выдула варево, громко сказала: «Фу!» и поинтересовалась у наблюдателей:

— Мастер Висту уже пришел?

— С первым лучом солнца появится, — хмыкнула Ровенна, — зарянкой прискачет! Мы, хозяйка, без него столы двигать не будем. Вдруг он скажет, что надо по-другому.

— Ты иди в мою комнату, поспи, — заботливо предложил вернувшийся с ночной охоты Весь, — а то как есть умертвие умертвием! С этими двумя разве выспишься?

— Но… — попыталась возразить Матушка, однако Пип раздраженно махнул ладонью.

— Молчи, дочка! — грозно сказал он. — Сказано, спать, значит, спать. И потом, ты забыла? Весь сейчас к пацанам уйдет на целый день, а у тебя два дня выходных. Вот и отдыхай. А этих… — он неодобрительно посмотрел вверх, — я сам завтраком накормлю.

Бруни собралась было возразить, вот только слова все куда-то разбежались. Постояв немного, она развернулась и отправилась в комнату оборотня.

Весь предпочитал спать без одеяла, поэтому его убрали в сундук у стены. Накрываясь, Матушка ощутила тонкий запах пыли и шерсти и вдруг почувствовала себя так уютно, будто ее обнимали родные руки. Кай уехал надолго, но, когда он вернется, им придется поговорить. Кай сам этого хотел, и кто знает: может, он собирался открыть ей свое истинное имя?

Когда Матушка спустя четыре часа спустилась вниз, в зале царило оживление, подпитываемое энергией маленького Висту. Четыре стола были составлены вместе под окнами и накрыты бархатным покрывалом. Косо падающие солнечные лучи расцвечивали его яркими пятнами, робко трогали груды винограда, яблок, груш и зелени, живописно разложенные в изголовье. Осень дарила людям изобилие полей и садов, которое художник стремился отобразить в шедевре. Не хватало лишь модели.

— Послать бы кого-нибудь к Клозильде, — шепотом сказала Бруни Пипу, — боюсь, не проснется она к назначенному мастером времени.

— Сестры уже пошли, — буркнул тот, — мне на сегодня опоздунов достаточно!

Матушка невольно хихикнула:

— Кого?

— Опоздунов, — повторил повар. — Еле разбудил эту пару морковок! Ванилька чуть во дворец не опоздала, а Дрюня заявил, что король будет занят весь день и его, шута, услуги ему сегодня вообще не потребуются, а потому он, шут, имеет право спать до вечернего времени исполнения им, шутом, супружеских обязанностей…

Он замолчал, сердито помешивая кашу в горшке. Снял пробу, добавил сахара и ванильного порошка.