Лесса Каури - Золушки из трактира на площади

— Моя госпожа, — гном выкатился из-за стола, непрерывно кланяясь. — Девушка заявила, что хочет поговорить с архимагистром по личному делу и принесла этот… — он запнулся, — …камень.

— Да брось, Брут, — усмехнулась женщина, становясь на мгновение старше, — мы оба знаем, что это вовсе не камень. И, раз девушка принесла его нам — ей тоже об этом известно! — Незнакомка посмотрела на Бруни. — Не так ли, дорогая?

Матушка кивнула.

— Возьми чешую и следуй за мной, — приказала синеглазка. — Брут, организуй нам чего-нибудь горячего и сладкого! На улице такой ветер!

— Конечно, — пробормотал тот, косясь на гостью, прятавшую волшебный свет в складки замши.

Незнакомка отошла от стола. В ее движениях проглядывалась страстность целеустремленной натуры. Матушка, насмотревшаяся за годы работы в трактире на самые разные характеры, невольно позавидовала спутнице: такая — хотя с виду хрупка, как эльфийка, — коли ей что понадобится, не остановится и перед самим Аркаешем. Толкнет плечом, проходя мимо, и взглядом не удостоит!

Женщина обернулась:

— Подойди сюда.

Когда Бруни остановилась перед ней на расстоянии шага, добавила:

— Встань вплотную ко мне, глупышка. Иначе портал не перенесет нас одновременно.

— Портал? — испугалась Матушка.

— Портал, — улыбаясь, кивнула незнакомка на плитки пола, складывающиеся в этом месте в странный, заметный орнамент, который неожиданно стал объемным и слился в пеструю воронку.

Бруни провалилась вниз, даже не успев вскрикнуть. Спустя вздох она оказалась в большой круглой комнате с огромными окнами вместо стен.

Она ахнула, позабыв о собственном страхе, и приникла к стеклу. Вишенрог лежал перед ней, как на ладони, огромной морской звездой, светящейся на черном песке ночи. От моря исходило зеленоватое сияние — это луна сыпала на него мерцающую пыльцу, выглядывая сквозь облака.

— Красиво, да? — произнесла незнакомка, останавливаясь рядом.

Она избавилась от плаща и оказалась одетой в коричневый бархатный мужской костюм: короткий камзол и обтягивающие штаны, заправленные в высокие сапоги. Из-за ворота и рукавов камзола выглядывали белопенные кружева.

— Люблю Вишенрог с детства, — продолжала она. — Я родилась в Припортовом квартале, а ты?

— А я — в квартале Мастеровых, — осмелев, призналась Бруни. — У меня семейное дело. Трактир «У Матушки Бруни».

— «У Матушки Бруни»? — с изумлением переспросила синеглазка и сказала, кажется, самой себе: — О как! Что ж, проходи, садись за стол, Матушка Бруни. Выпьем чаю. Обожаю гномские печенюшки с грибами, а Бруттобрут печет их просто великолепно!

Гном — будто ждал, пока произнесут его имя, — появился на портальных плитках, ловко удерживая уставленный посудой поднос. Бруни повела носом — запах гномских печенюшек оказался необычным, но привлекательным. «Вот бы узнать рецепт!» — мимолетно подумала она и тут же забыла об этом. Гном составил посуду на столик у одного из окон, разлил чай по чашкам и покинул комнату, напоследок бросив на Матушку испытующий взгляд.

— Итак, — произнесла незнакомка, изящно удерживая чашечку и дуя на горячий напиток, — зачем тебе понадобилась встреча с архимагистром? И что ты хотела сделать при помощи… — она кивнула на сверток, который Бруни так и не выпустила из рук, — …этого?

Матушка качнула головой.

— Простите, госпожа, боюсь, мне поможет только архимагистр. Я была сегодня во всех магических Домах, и ни один из магистров не смог решить мою проблему.

— Интересные, однако, проблемы у владелиц трактиров, — заметила незнакомка и резко поставила чашку на блюдце. — Ты хотела видеть меня — рассказывай!

— А… — сказала Бруни, догадавшись о том, кого видит перед собой. — Вы… Э-э-э… Ой!

— Ох, эх, ух и ах, — глубокомысленно добавила синеглазка. — Что там еще у нас есть? Хоп, гномье «хусним» и эльфийское «идэн-на-хой»! Девочка, я трачу на тебя свое личное время, понимаешь?

— Понимаю, — покраснела Бруни, — простите меня. Я…

И она, уже в который раз за этот день, рассказала о проклятии все, что знала. Синеглазая архимагистр слушала молча, качала ногой, затянутой в изящно сшитый сапожок, иногда принималась гонять под потолком магических светлячков или смотрела в сторону моря, и тогда ее глаза, как и оно, полнились тьмой.

— Я отдам чешую, если вы мне поможете его спасти, — тихо сказала Матушка в довершение рассказа. — Подарю.

Архимагистр взяла чешую в руки. Положив на одну ладонь, накрыла другой и опустила веки, будто прислушивалась к безмолвному голосу, поющему чудесные песни. На ее розовых губах расцвела восхищенная улыбка.

— Откуда это у тебя? — поинтересовалась она, открыв глаза и пристально глядя на Бруни.

Матушка сморгнула: ей показалось, что зрачки собеседницы светятся в полумраке комнаты.

— Это подарок друга. На день рождения.

— От чистого сердца! — заметила архимагистр.

Напоследок пробежав тонкими пальцами по гладкому бочку чешуи, с сожалением завернула ее в ткань и… положила сверток на колени Матушке.

— Значит, тебя зовут Бруни… А меня — Ники, — неожиданно сказала она. — Ники Никорин. Как и в тебе, во мне нет ни капли благородной крови, а мой отец ходил под парусом обычным матросом и сгинул в море, когда мне было пять. Называй меня просто Ники, договорились?

— Договорились… Ники, — кивнула Матушка. У нее прихватило сердце — оттого, что сверток вернулся к ней.

— Твоя плата щедра, но не для этого случая, — заметила архимагистр Никорин и, встав, подошла к самому стеклу. Прижалась к нему лбом.

Бруни с болью смотрела ей вслед. Ей и своей последней надежде.

— Не сверли меня взглядом, — не оборачиваясь, сказала Ники. — Ты разрываешь мне сердце. Я пытаюсь вспомнить одну забытую легенду… Знаешь, — порывисто обернулась она через несколько минут, — коли Пресветлая будет благосклонна к тебе, найдется тот, кто сумеет помочь!

Матушка резко встала, шагнула вперед. В глазах ее стояли слезы.

— Что я должна делать?

— Отправляйся домой. Поздно уже. А завтра навести того, кто подарил тебе чешую. Он добр и благороден, а это уже чудо в наш жестокий век.

— А потом? — враз пересохшими губами спросила Бруни.

Ники Никорин пожала плечами.

— А потом все — на милость Индари… Боги любят горячие сердца и чистые помыслы! И терпеть не могут гордецов. Теперь — уходи.

Она щелкнула пальцами, и в магическом вихре, подхватившем Матушку, та расслышала затихающее:

— Брут, запечатывай башню!

Опомнилась Бруни за порогом от холодного ветра, пощечиной хлестнувшего по мокрым от слез щекам. Луна скрылась за облаками, вокруг башни было светло, как днем, но в переулках вовсю веселилась тьма, пугая слабые огни магических фонарей и тряся страшными тенями в подворотнях.