Роджер Желязны - Знаменья судьбы

Билл подозрительно уставился на оранжевую этикетку с надписью, сделанной непонятным зеленым шрифтом.

— Не узнаю сорта, не говоря уж о языке. А его можно пить?

— Вне всякого сомнения. Я заказывал настоящее пиво.

— Ага… а открыватель ты заодно не прихватил?

— Ух! — с досадой вздохнул я. — Минуту, я сейчас…

— Ничего, все в порядке.

Он поднялся, прошел на кухню и вернулся с консервным ножом. Когда он откупорил первую бутылку, она немного вспенилась, и Биллу пришлось держать ее над корзинкой для бумаг, пока не осела пена. Со второй было то же самое.

— Все немного возбуждается, когда перетаскиваешь вещи так быстро из Отражения в Отражение, — сказал я ему. — Обычно я пиво подобным образом не добываю, вот и забыл, что…

— Все нормально, — успокоил меня Билл, вытирая ладони носовым платком.

Потом он попробовал пиво:

— По крайней мере, это хорошее пиво. Интересно… Ну, да ладно.

— Да?

— А ты не мог бы добыть бутерброды?

— А с чем тебе?

На следующее утро мы отправились на прогулку вдоль извилистого ручья, который обнаружился на задворках владений соседа Билла и его же клиента. Мы шли не спеша. В руке у Билла была трость, а во рту трубка. Как и прошлым вечером, он продолжал задавать мне вопросы.

— Кое-что из того, что ты вчера рассказал мне, не закрепилось у меня в памяти, потому что я был заинтересован другими аспектами твоего дела. Ты сказал, что вы с Люком вышли в финал олимпиады. А затем вы отказались от соперничества?

— Точно.

— В каком виде спорта вы соревновались?

— Легкая атлетика. Мы оба были бегунами на…

— И его время было близко к твоему?

— Чертовски близко.

— Странно.

— Почему?

Берег стал круче, и мы перешли на другую сторону ручья по дорожке из больших камней. Берег здесь был шире и относительно ровнее. Вдруг я поскользнулся, хотя тропа тут была широкой и утоптанной. Билл поддержал меня под руку и продолжил разговор:

— Мне это кажется более чем совпадением, что этот парень почти так же хорош в спорте, как и ты… Из всего, что мне приходилось слышать, я уяснил, что вы, амберцы, в несколько раз сильнее нормального человека. Необыкновенный обмен веществ дает вам еще более необыкновенную выносливость, способность к быстрому восстановлению сил и к регенерации ран. Каким образом Люку удалось соперничать с тобой в соревнованиях высокого уровня?

— Он хороший спортсмен и поддерживает отличную форму. Такие люди встречаются — сильные и быстрые.

Билл покачал головой, и мы вновь двинулись по тропинке.

— Я не спорю, — произнес Билл. — Просто еще одно совпадение, а их и без того, на мой взгляд слишком много. Этот парень скрывает свое прошлое так же, как и ты, и в конце концов оказывается, что он знает, кто ты на самом деле. Скажи, он и в самом деле такой любитель живописи?

— О, да. Мы довольно регулярно ходили на выставки и открытия галерей.

Билл фыркнул и тростью отбросил в ручей камешек.

— Что ж, это несколько снижает неслучайный характер совпадений, но едва ли отрицает саму вероятность.

— Кажется, я не совсем…

— Очень странно, что Люк тоже был знаком с этим ненормальным художником-оккультистом. Хотя и менее странно, если учесть, что парень был и в самом деле талантлив, а Люк собирал картины.

— Он ведь мог и не говорить мне, что знал Мелмана.

— Верно. Но все это, плюс его физические данные… Конечно, я строю лишь предположения, но только Люк кажется мне необычным человеком.

Я кивнул:

— После нашего вчерашнего разговора я сам не раз думал об этом. Если он и в самом деле не отсюда, то не понимаю, откуда он может быть вообще.

— В таком случае можно считать, что эту линию следствия мы исчерпали, — предложил Билл. Мы последовали за изгибом ручья и остановились, глядя, как из болотистой низины поднялась стайка каких-то птиц. Билл посмотрел назад, откуда мы пришли, и спросил:

— Скажи мне… это к делу не относится. Но каково твое полное… э-э-э… звание?

— В каком смысле?

— Ты — сын принца Амбера. Кем это тебя делает? Каков твой титул?

— Титул? Я герцог Западного края и граф Колвирский.

— А что это значит?

— Это значит, что я не принц Амбера. И никаких вендетт, никаких забот — и я тоже никому не могу предъявлять претензии по поводу наследования.

— Гм…

— Что — «гм»?

Он пожал плечами.

— Я слишком много читал исторических работ и романов. Никто никогда не может быть уверен в своей безопасности.

Я в свою очередь пожал плечами.

— По моим последним сведениям на нашем семейном фронте стоит тишина.

— Ну, по крайней мере, это хорошая новость.

Еще несколько поворотов, и мы оказались у того места, где берег становился шире, и его полоса, покрытая песком и галькой, плавно поднималась туда, где неожиданно заканчивалась стеной в семь или восемь футов высотой. На верху стены росли деревья, и нам снизу были видны их верхушки и висящие в воздухе узловатые корни. Билл присел на валун в тени обрыва и снова раскурил трубку. Я сел слева от него. У наших ног плескалась вода, и на ней играли солнечные зайчики. Некоторое время мы молча наблюдали за их игрой.

— Хорошо, — сказал я немного погодя. — Прелестное место.

— Мне тоже нравится.

Я посмотрел на Билла. Он повернул голову в ту сторону, откуда мы пришли.

Я понизил голос:

— Кого-то заметил?

— Я давно уже почувствовал, — прошептал он, — что за нами кто-то крадется. Но сейчас он где-то потерялся за всеми этими поворотами и изгибами ручья.

— Наверное, мне стоит немного пройтись и посмотреть.

— Нет, может, мне это почудилось. Просто превосходный денек, а тут многие любят погулять. Я просто подумал, что если обождать несколько минут, то он или появится здесь, или мы будем знать, что он пошел по другой тропинке.

— А ты мог бы его описать?

— Нет. Я видел его мельком. Не думаю, что нам стоит слишком тревожиться. Просто твоя история заставляет быть немного осторожнее… или заражает параноидальным синдромом. Не знаю только, что именно проявляется в данном случае.

Я вытащил трубку, набил ее, раскурил. И мы стали ждать. Ждали минут пятнадцать или около того, но никто так и не показался.

— Ложная тревога, — сказал, наконец, Билл, поднимаясь и потягиваясь.

— Да, очевидно так.

Билл вновь двинулся вдоль берега. Я догнал его и зашагал рядом.

— Кроме того, меня тревожит эта леди по имени Ясра, — продолжал он нашу беседу. — Ты говоришь, что она, судя по всему, переместилась в комнату с помощью Карты и что во рту у нее имелось жало, яд которого тебя на время отключил?

— Точно.

— И ни с чем подобным ты раньше не сталкивался?

— Нет.

— А какие у тебя предположения?

Я покачал головой.

— И почему именно Вальпургиева ночь? Я могу понять, что определенная дата имеет огромное значение для психа, и что приверженцы примитивных религий уделяют особое внимание точке смены времени года, но «Н» кажется слишком хорошо организованным, чтобы быть просто ненормальным. А что касается остальных…