Макс Фрай - Я иду искать

— Может и не туда, но всё равно интересно. По-моему, так и есть.

— Спасибо. Но на самом деле я собирался просто сказать, что городской стены здесь нет, однако из города мы, по-моему, всё-таки вышли. Или вот-вот выйдем. И знаешь, я тоже начинаю думать, что это он зря.

— Кто? И что именно зря?

— Карвен. Зря он бегает пешком, а не Тёмным Путём. Я уже тоже устал. И не ел… слушай, по моим ощущениям, я вообще никогда в жизни ничего не ел.

— То-то же! — злорадно сказал я.

И извлёк из Щели между Мирами, своевременно обнаружившейся прямо у меня за пазухой, довольно увесистый пирог. Не знаю, с какой начинкой, потому что отдал его Нумминориху, а тот уничтожил добычу буквально за несколько секунд. И потом довольно неуверенно описывал вкус: «По крайней мере, это было не сладко… не очень сладко… хотя…» Вот как проголодался.

Счастье, что я уже давно занимаюсь хищением продуктов питания и прочих жизненно важных вещей из иных вселенных. И так натренировался, что теперь могу буквально на бегу выполнять роль передвижной полевой кухни, спасая от голодных обмороков всех, кому повезло оказаться рядом.

И себя за компанию.

Впрочем, себя я на этот раз спасти не успел. Меня отвлекли. Вот насколько прекрасным магическим умением кажется Безмолвная Речь, когда сам хочешь срочно с кем-нибудь связаться, настолько неудобным излишеством она становится, когда другой человек внезапно решает с тобой поговорить.

«Макс, ты мне нужен… наверное, — сказала леди Кекки Туотли. — Да, скорее всего, именно ты. Я не знаю, с кем ещё можно такое обсуждать…»

«С Танитой что-то случилось?» — сразу спросил я, вспомнив, что Мелифаро собирался попросить Кекки за ней проследить.

«Да какая, в вурдалачью нору, Танита. Случилось со мной».

Я похолодел. Этого ещё не хватало.

«Что случилось? Ты где?»

«Извини, не хотела тебя пугать, — спохватилась Кекки. — Я цела, здорова и не в плену. И даже не крадусь по тёмным припортовым переулкам за каким-нибудь пьяной мятежной знаменитостью былых времён. Меня не надо спасать. Но всё равно было бы здорово, если бы ты смог прийти».

«Прости, но если никого не надо срочно спасать, не приду, — сказал я. — По крайней мере, не прямо сейчас. Потому что Нумминорих идёт по запаху пропавшего человека, а я при нём, чтобы не получилось, как утром».

«Ой, нет, как утром лучше не надо! — переполошилась Кекки. — Прости, я не знала, что ты занят. Не подумала. Как-то даже не вспомнила, что у нас сейчас творится. Обо всём на свете забыла… Ничего, мне не срочно. Правда, совсем не срочно. Извини».

«Слушай, ты там что, пьёшь и плачешь?» — спросил я.

Бестактный конечно вопрос и дикая, будем честны, идея, но очень уж странно звучал Кеккин голос в моей голове. Как бы дрожа и мерцая, то тише, то громче, то её, хорошо знакомый, то почти чужой. Что ещё я мог подумать?

«Что-то вроде, — ответила Кекки. — Только пока не пью. И не плачу… ладно, почти не плачу. Я тут, можно сказать, сижу в засаде. На самом деле, просто в кустах у забора».

«У какого забора?»

«У кладбищенского».

«Лихо закручено».

«Да ну тебя к дядьям болотным, сэр Макс. Никто ничего никуда не закручивал. Знаешь скульптурную мастерскую при кладбище Скауба? Ай, конечно, не знаешь, зачем бы тебе. Они сейчас тут репетируют».

«Кто — они? Маленький оркестр?»

«Да, совсем небольшой. Я насчитала четырнадцать человек, вместе с леди Танитой Ашури, за которой мне пришлось увязаться по просьбе Мелифаро. До сих пор не понимаю, зачем. В старые времена, до изменений в Кодексе, было бы ясно: без магии у них явно не обошлось. Надеюсь, лицензии у ребят есть. А если нет, значит будут — завтра же! Сама пойду к сэру Шурфу и не отстану от него, пока не выдаст. Хотя я его боюсь».

Я даже не стал говорить, что это она зря. Шурф и правда довольно ужасный, тут ничего не поделаешь. Другое дело, что за несколько лет совместной работы в Тайном Сыске Кекки могла бы к нему привыкнуть. Я, например, буквально за первые полчаса привык.

«Вернее, раньше боялась, — исправилась Кекки. — А теперь не боюсь ни его, ни… А знаешь, может быть, вообще ничего. Как будто бояться стало некому. Хотя я всё равно есть! Иначе кто бы сейчас с тобой говорил, правда?»

«Правда, — подтвердил я. — Конечно ты есть».

И наконец сложил два и два, получил триста тридцать восемь, или сколько там должно было быть, чтобы до меня дошло. Спросил:

«Это ты музыки наслушалась?»

«Да. А ты их тоже уже слушал? Знаешь, как они играют? И что бывает, когда?..» — она осеклась и умолкла, явно не в силах подобрать слова.

«Примерно представляю. У них вчера был концерт, я случайно попал. И… Ну, в общем, если ты сейчас ревёшь, я тебя понимаю».

«Реву, да. Как новорожденный младенец. Как будто и правда только что родилась. Вышла из темноты, вдохнула, а вокруг всё такое… золотое, сияющее и полное смысла. И движется, и дрожит. И всё со всем, оказывается, связано, я это теперь ясно вижу, хотя совершенно не понимаю, как, зачем, и что из этого следует. Не беда, когда-нибудь разберусь. Главное я уже знаю: именно это и есть настоящая магия. А вовсе не то, что я ею считала. Не отдельные сложные действия, приносящие желаемый результат, а такой особый способ присутствовать в Мире, когда он знает, что ты есть, и для него это важно, и вы вместе можете всё… Ужасно глупо звучит, это я и сама осознаю. Мне слов не хватает. Но ты всё равно понимаешь, да?»

«Да, — согласился я, совершенно ошарашенный её откровенностью. — Скорее всего, понимаю. Очень надеюсь, что так».

«Я сразу подумала о тебе: спорю на что угодно, ты это знаешь! И всегда знал. У тебя же буквально на лбу написано: «Я знаю, что такое настоящая магия», — здоровенными буквами, невозможно не заметить. Только я эту надпись раньше не могла расшифровать. Не знала, о чём речь. Мне казалось, там что-то вроде: «Я тут самый главный». А речь не о том, кто главный. И вообще не о тебе. А только о Мире, который иногда нас замечает, и уж тогда сразу берёт в оборот, и это — то, ради чего мы… и ради чего всё. Правда?»

«Слушай, — сказал я, — мне так жаль! В смысле, жаль, что я сейчас занят. Просто Карвен — человек, которого мы с Нумминорихом ищем — уже несколько часов не отвечает на зов. А это, сама знаешь, нехороший признак. Никак не могу отложить его поиски. Но и тебя сейчас оставлять в одиночестве свинство. В таком состоянии очень нужен друг, готовый с тобой напиться и способный хотя бы примерно понять, что ты будешь нести после второго стакана. И даже после четвёртого, хотя это уже, конечно, высший пилотаж… А знаешь что? На твоём месте я бы сейчас сдался музыкантам».

«Сдался бы музыкантам? — растерянно повторила Кекки. — Это как?»

«Да очень просто. Вылез бы из кустов, вломился в мастерскую, или где там они репетируют, сказал бы: ребята, я слышал, как вы играли, теперь мне конец, делайте что хотите, а выпивка за мой счёт. Уверен, они поймут тебя, как никто в Мире. Даже лучше, чем я. Потому что я, к сожалению, далеко не всегда такой вдохновенный придурок, как хотелось бы. И вот прямо сейчас желаю не столько экстатического слияния с Миром, сколько пересекать это дурацкое поле, возлежа на уладасе. Задолбался уже бегать пешком».