Сергей Волков - Затворник

Через главные двери в зал вошла Стройна, одетая в красное платье с золотым шитьем по подолу и рукавам. На груди и плечах княгини было то же золотое ожерелье в шесть цепей. Следом за ней две девушки несли на подносе большую круглую чашу из серебра с золотой насечкой.

Пройдя в тишине через столовую, Стройна приняла чашу у служанок, и с поклоном подала ее Смирнонраву.

- Тебе, светлый князь, - сказала она - и всем, кто идет биться за наш город и за нашу землю, поклон от нас, почет и слава!

Смирнонрав, положив правую руку на сердце, поклонился княгине в ответ, взял чашу, поднял ее, пригубил вино, и передал направо Месяцу, второму воеводе полка. Месяц отпил глоток, и передал дальше, сидевший справа от него боярин сделал то же. Пока чаша шла по кругу, служанки подносили князю теплые пшеничные хлебы, и Смирнонрав, разламывая их, передавал половины столам направо и налево. Стройна стояла подле князя, лицом обернувшись к залу.

Круговая чаша была огромной - полведра, а то и больше, но и людей к ней прикладывалось столько, что слугам дважды пришлось подливать вина, пока дошло до Пилы, и наверное, подливали потом еще. Когда чаша обошла все четыре длинных стола, и вернулась к Смирнонраву, то он с поклоном вернул сосуд Стройне.

- Поклон этому дому и хозяйке, за кров, хлеб, и вино! - сказал он, и сел на скамью. Чашу унесли служанки. Стройна заняла место на своем кресле позади головного стола, рядом с пустым сидение Мудрого.

Только теперь начался ужин. Застучали чаши и блюда, загомонили вразнобой голоса. Разлетелись по залу смех и заздравия. Снова заиграла музыка, и девушки со своих мест начали новую песню - уже веселее и бойче прежней.

Брат и спутники Пилы уплетали со стола за обе щеки, но у самого парня аппетит пропал напрочь. Он проглотил с трудом несколько кусков, и сидел, сам не свой.

- Пила! - услышал он насмешливый голос Коршуна - Никак кусок в горло не лезет? Ты наедайся впрок! Завтра тебе осетринки на серебряном блюде никто не поднесет!

И засмеялся.

Пила натужено улыбнулся в ответ. Конечно, им было не привыкать: Вон, Хвост, и тот уже виду не подает, что завтра идти в бой! Знай себе, ест, только треск стоит! А Пила? Когда он ехал в Каяло-Брежицк, то хотя бы знал, что едет в некий ратайский город, где вроде как свои люди кругом, а какие-то (почти сказочные для него) ыканцы попадутся на его пути, или нет - большой вопрос. Если честно, то встречи с ними, и тем более новой встречи с марой, Пила никак себе не представлял. А что теперь? Из Струга выехать - это оглянуться не успеешь, потом пересечь мост, проехать восходную сторону города, и там, за стеной - уже чистое поле. Уже те места, из которых люди сбежали - Пила видел их, целые тысячи, по мостам переходящие Черок. И до встречи с тем, от чего они спасались, остался один шаг, один вечер...

Коршун как будто понял по лицу Пилы этот его страх.

- Тревожишься? - спросил он, уже без смеха.

- Есть такое... - вздохнул Пила.

- Это ничего. Пока все забудь. Это все завтра, а ты сегодняшним днем живи. Сегодня веселись, а что там дальше будет - Небо знает!

Пиршество было в разгаре. Княгиня объявила, что благодарит всех за честь принимать в своем доме героев. Тех, кто хочет последний вечер побыть с семьями, она рада была у себя видеть. Несколько мироворцев, в основном из ополчения, раскланялись и разошлись по своим сторонам. Остальные только начинали веселиться. За одним столом с Рассветником и его товарищами, стали бороться на руках, за другим играть на деньги - бросать монету и пускать по блюду волчок. Со стороны, от кого-то из храбровцев, за музыкой и чистыми голосами княжеских девушек, донеслось нестройное пение.

Пила решил пройтись, посмотреть, кто еще чем занят. Пляску, которую уже устроили в середине зала, и куда мигом рванул Хвост, Пила сразу обошел сторонкой. Потерся немного у стола, где метали кости, да ушел прочь и оттуда - кости он не любил. А по соседству тем временем затеяли играть в шашки на серебро. Пиле нечего было ставить. Он сходил к Коршуну, взял у него взаймы две деньги, и через полчаса вернул их обратно.

- Не пригодились, что ли? - спросил Коршун.

- Нет, уже сыграли. - сказал Пила. В ветошке у него за поясом к тому времени лежали еще четыре монетки.

Коршун пошел посмотреть на его игру, поглядел два кона, и сказал удивленно:

- Ну ты даешь, гражданин! Да ты бы мог одними шашками на хлеб зарабатывать!

- У нас в городище особенно на шашках не заработаешь! - ответил Пила - а в Новой Дубраве я и по десять денег отыгрывал за вечер!

В шашки Пила играл чуть ли не с пеленок, и еще не был женат, когда даже старики в Горюченске не могли с ним соперничать. Он был бесспорным первым игроком городища. А когда Пила бывал в Новой Дубраве по своим пильщицким делам, то там играл с лучшими мастерами, и выигрывал всегда чаще, чем проигрывал.

Пила легко взял деньгу у храбровца, потом - у одного верхнесольского боярина. Потом против него сел один из миротворцев, и оказался не таким слабым соперником: выиграл у Пилы деньгу, но тут же проиграл обратно. В третьем кону Пила снова выиграл.

- Давай четвертый! - решился боярин. Но в запале спешил ходить куда попало: в пять минут, взяв у Пилы две шашки, потерял шесть своих, и еще две остались в нужнике.

- Надо Седого звать! - постановил миротворец, вставая из-за стола - А то пришлые нас заедят!

Быстро отрядили человека с конями и съездили на восточный берег за Седым. Приехал человек лет пятидесяти, безбородый и седой как лунь. С этим Пила уже боролся, скрипя зубами. Сначала взяли кое-как каждый по кону. Потом Пила уступил: В середине столовой расплясались не на шутку, Хвостворту носился там и выкидывал такое, что, Пила стал на него отвлекаться, и плохо обдумывать ходы - с тем и проиграл. Четвертый кон горюченец понял, что уже толком не следит за шашками, и сдался, не доведя игру до конца. Уплатив за это проигрыш вдвойне, Пила вернулся за свой стол, стал попивать горячий мед, да смотреть как пляшут.

А там расходились во всю силу! Плясали так - подумал Пила - как наверное пляшут, уходя назавтра в поход, из которого одно Небо знает, вернешься или нет. И тут Хвост был первым - если и был сегодня на Струге танцор искуснее его, то не было танцора горячее и яростнее! Кто-то мог быстрее и ловче переставлять ноги в танце, но никто с таким исступлением, как Хвост, и так громко, не долбил каблуками об пол, и не размахивал руками так неистово - как только они еще не вывернулись из плеч! Такой Хвост был во всем - за что бы не брался, всегда хотел показать себя во полной красе, в лепешку расшибиться был готов, но не уступить никому, пусть даже признанному мастеру. Сырая от пота - хоть выжимай - рубаха на нем прилипла к телу так, что можно было пересчитать выпирающие ребра.