Ольга Климова - Сильная кровь

Первый грязным сапогом пнул Тайгу в живот и перевернул на спину.

— Что с ним делать то?

— Шею сверни или обратно в кусты пни. На кой нам пацан?

— Погоди ка, я его знаю. — Знакомый голос заставил Тайгу съежиться еще сильнее. — Это сопляк, с которым я до этого шел. — И Скур нарисовался в свете пламени, разглядывая Тайгу. — А дядя твой где?

— Нет его. Солдаты убили. — девушка еле зубы разжала для ответа.

— Ну и поделом, хрен собачий. Жаль, тебя не пристукнули заодно.

— Если тут солдаты поблизости, нам бы уходить надо, — заговорил щербатый парень, сидящий ближе всех к огню и затачивающий стрелы над костром.

Протяжный стон донесся от лежащей неподалеку груды, которую Тáйга поначалу приняла за кучу барахла.

— Далеко солдаты твои?

— В той таверне остались, где мы виделись последний раз.

— Ну, это далеко. Как же ты сам сюда добрался? Пешком?

— Я на лошади ехал. Потом лошадь у меня отобрали. Дальше пешком иду. — Тáйга робко попыталась сесть, чтобы не отвечать из положения лежа.

От лежащего человека снова донесся мучительный стон.

— Что с ним делать? — один из бродяг, лицо которого было сильно обожжено с одной стороны, подошел ближе к Тайге. — Отпускать нельзя? Он солдат приведет быстрее, чем я опорожнюсь.

— Да ты только и делаешь, что посрать убегаешь. — Щербатый продолжал строгать. — Где в тебе столько дерьма хранится?

— Могу тебе отсыпать, раз зависть берет.

— Морду себе замажь! — Щербатый оскалился гнилыми зубами. — Краше будет.

Остальные заржали, перебивая стоны раненного товарища.

— Я даже не знаю, в какой стороне таверна осталась. — Тáйга попыталась выторговать себе шанс.

— Шею надо свернуть, — раздался голос. — И проблем не будет.

— Я сам займусь. — Скур подхватил Тайгу под мышки и потащил прочь от костра.

— Пожалуйста, не надо меня… — у нее в горле пересохло. — Я, я уйду…

— Заткнись. — Скур поставил ее перед собой, когда они отошли достаточно далеко. Осмотрел дрожащего парнишку. — Да не трясись ты. Кому ты нужен убивать тебя? Никому. Мы обычно таких засранцев не трогаем. Но тут такое дело: Глата видел — того, что воняет похлеще моей задницы? Так вот ему пока никуда быстро двинуть не получится. А если ты приведешь за собой солдат, как думаешь, много у них времени уйдет, чтобы нас найти?

— Я не приведу, обещаю.

— Так вот дело выходит, — Скур словно не слышал ее, — что проще и безопаснее тебе шею свернуть. Убедишь меня в обратном?

Тáйга не знала, что говорить. Только тряслась.

— Придурок ты бестолковый. — Скур ткнул ей в нос кулаком. Не сильно, но ощутимо. — Что там твой хрен трепался про семейку? Твоя матушка прилично богата, чтобы заплатить за тебя хорошую цену? Или так тебя продать? На утеху кому?

— Заплатит. Мать заплатит. — Тáйга с трудом выговорила слова.

— Да… — протянул тот задумчиво. — Наверное заплатит. Только тащить тебя далековато. Куда ты там направлялся, в Гунхал?

Она кивнула.

— Да смотреть еще за тобой… — Скур явно колебался между пинком под зад и проблемной добычей. — Смазливый ты, молокосос. Проще тебя кому из торговцев сдать. Там и задница твоя пригодится.

Она сглотнула.

— Мать заплатит. У меня богатая семья. Тебе дадут все, что причитается. — Тáйга выставила одну ладонь перед собой, останавливая Скура, а другой рукой полезла в штаны.

— Корешок свой отдельно упаковываешь? — Скур подхватил протянутый мешочек.

Два темных маленьких камешка легли в его здоровенной ладони, совершенно теряясь во мраке. Не ловя ни одного отблеска огня.

— Что это?

— Изумруды. Ты получишь еще. За один можно хорошего коня купить. Оружие. Если бы светло было, ты бы увидел.

— Ты думаешь, я стекляшку не отличу? — Скур прищурился, стараясь в тусклом свете от далекого костра получше разглядеть добычу. — Говоришь, у матушки твоей таких еще наберется?

— Наберется. Она заплатит. Я — единственный сын.

— Снимай штаны! — Скур засунул мешочек себе за пазуху и требовательно выпятил подбородок.

— У меня больше нет ничего. — Тáйга замерла. — Остальное от матери. Ты не сомневайся.

— Снимай штаны. — Тот потянулся к короткому мечу на поясе.

Тáйга быстро стянула с себя одежду, сжимаясь под пристальным взглядом здоровяка.

Тот обошел ее, шлепнув мечом по ягодицам.

— Посмотрим, — Скур подтолкнул ее перед собой обратно к свету. — Куда денежнее будет. С нами пойдешь. Попробуешь сбежать — шею сверну. Понял?

— Понял. — Тáйга на ходу натягивала штаны.

Он огляделся по сторонам, отпуская последнего солдата: пятеро точно выживут, остальным повезло меньше. Да и те, кто выживет надолго его запомнят.

Он с трудом приподнял левую руку. Меч раскроил мясо до кости. Раны на груди и спине тоже давали о себе знать.

Среди пространства таверны, подальше от места схватки, среди груды стульев и столов затаились неудачливые посетители. Слева, с открытым ртом и перекошенным лицом так и застыл хозяин, подпирая собой стену.

Не обращая на них никакого внимания, Зэсс тяжело направился к одному из столов, стоявшему возле разбитого окна. Выглянул во двор, где рвали привязь встревоженные лошади. Одного коня не хватало.

— Одной проблемой меньше, — пробормотал он сквозь зубы, подымая оброненный Тайгой кошель. Прикинул его на ладони и зарычал от новой волны боли.

— Колдун! — хозяин таверны сделал охранный жест рукой, и попятился вдоль стены подальше от израненного Зэсса.

— Ага, колдун. — Зэсс сделал шаг по направлению к выходу и свалился мешком на пол, посреди разгромленного отряда.

Он видел лица. Множество лиц. Они проносились мимо него толпой, не задерживаясь. Не останавливаясь. Оставляя легкий шлейф непонятных воспоминаний, за которые и рад бы уцепиться, да понять не можешь о чем они. Лица мелькали, водили хороводы, появлялись из ниоткуда и возвращались в никуда. Пока среди них не возникла фигура. Темная фигура на фоне бледного строя призраков. Он пошел к ней, приближаясь, плывя сквозь всю эту призрачную белесую толпу, что — то шепчущую бледными губами.

Приближаясь, фигура все четче принимала очертания. Он мог не смотреть на нее, он просто знал. Это женщина. Ближе, ближе, он отчетливо видел невысокий силуэт, темные распущенные волосы. Он почти слышал ее голос. Она что-то говорила. И он, зная и помня тысячи лиц, он не мог сейчас вспомнить ее лица. Не мог его увидеть, представить, не мог понять. Он не знал самого важного лица!

Женщина подняла руку, и все остальные лица вокруг него исчезли, окрашивая мир в ярко красный цвет, а потом разверзлась боль. И все погрузилось во тьму.

Реальность возвращалась тяжело, отдавая то острой то тупой болью во всем теле. Казалось, раны расползались по телу, превращая плоть в один болевой комок. «Такое уже было», — пронеслось в голове.