Катя Зазовка - Ворожея

— Ну как тебе подарочек?

Змея полностью освободилась от тканых оков и стала сворачивать тело в кольцо.

— Будешь ведать, как худое творить! — помахала кулачком девочка.

Милава сидела, не шевелясь, про себя прося покровительства у Велеса. А затем обратилась к нежданной гостье:

— Здравствуй, пригожуня! Благодарствую, что заглянула ко мне.

Змея приподняла голову и зашипела.

— Ты не думай, я тебя не обижать не стану. Сама в невольницах оказалась да неба синего не вижу.

— Глядите, глядите, она со змеей говорит! — ахнули сверху. — Пойдемте отседова, не то еще и нас зачарует.

Шипение стало чуток тише.

— Обещаю, как только из ямы выйду, обязательно и тебя на волю отпущу.

Дети, разинув рты, взирали на то, как змея девицу слушает да нападать не спешит.

— Эй, сюда идет кто-то! Бежим! — предупредил один из пострелят — и сорванцы кинулись наутек.

А меж тем Милава продолжала беседу:

— Я тебе соломку постелю. Ты ложись да спи-отдыхай. А я тебя платочком укрою. А как придет час, так и отпущу.

Змея, точно зачарованная, послушно переползла на указанное место, свернулась клубочком и закрыла очи. Милава укрыла ее, как и обещала.

— Эй, девица, — негромко покликали сверху. Видно уже было не так добре, как прежде, — никак, уже Ярила в золотой колеснице жену катает да чудесными колесами небо красно-желтым вымащивает. — Дозволь спуститься.

— Коли с добром, спускайся.

Скрипнула клеть, опустилась лестница. Снова гостья пожаловала. Да не одна. Ворожея потеснилась к змее, чтоб ненароком ни ее, ни пожаловавших не напугать.

— Здравствуй, Милава, — слегка поклонилась женщина — большего яма не дозволяла. Ее суховатый лик да зеленые глаза показались ворожее смутно знакомыми.

— Здравствуй, — улыбнулась девица. — Вот только имя твое мне неведомо.

— Домной меня кличут. Гедка, сядь, не прыгай, — мальчик, весь в волдырях, присел подле ворожеи и улыбнулся так, словно она его давняя подруга.

— Мамка, а тут змея! — мальчик указал на Милаву.

— Перестань! Что ты говоришь такое? — даже ускользающий свет не сумел скрыть запылавшие щеки вдовицы. Милава про себя подивилась прозорливости постреленка. Уж она-то ведала, о чем тот говорил. — Прости его, девица. Он… Просто он…

— Не такой, как все, — закончила за Домну Милава. — Садись и ты: в ногах правды нет.

На какой-то миг женщина замешкалась, но потом все ж присела.

— Зачем пожаловала? Иль беда у тебя какая приключилась?

— Гедка, ну перестань, то не твой платок, не трожь.

Мальчик убрал руки, но очей с голубой тряпицы не отвел. Милава ничего не сказала.

— Пришла у тебя прощения просить, — сказала Домна и заплакала.

— Что ты! Не надобно слезы лить. Ни в чем ты предо мной не повинна, — заволновалась Милава. Но женщина зарыдала пуще прежнего. Точно много лет копила в себе блестящие капли, а нынче пришла пора всех их на волю выпустить.

— Повинна! Еще как повинна! Но… но, — заикалась плачущая вдовица, — не желала я тебе худого, уж поверь.

— Да что ж такого случилось-то? — никак не могла взять в толк ворожея. — Уж не напутала ли ты чего?

Вдовица замотала головой.

— Гедка! Ну, погляди на него! Что с ним делать, ума не приложу, — малец стягивал сено поближе к голубому платочку. — Вот потому-то я так и поступила. Моченьки не было боле терпеть, как над ним все село потешается. Кажный ребенок то каменюку метнет, то палкой отходит. А он все равно к ним тянется, точно мотыль на огонек. Иные взрослые и те мимо не пройдут: то оплеуху отвесят, то словом недобрым кинут. А он только глядит на всех с радостью да добром на гадости отвечает, — уже стихшие слезы снова потекли по щекам. Милава осторожно дотронулась до натруженной ладони женщины. — Прежде, покуда еще муж мой жив был, так на Гедку никто глядеть косо не решался. А нынче… Я ведь тоже не вечная. Помру, что с ним станется?

— Ну-у, рано тебе еще об том мыслить, — попыталась утешить вдовицу ворожея.

— Погодь, милая девица, — Домна промокнула слезы рукавом. — Сейчас ты узнаешь и не захочешь больше меня утешать. Это ведь я тебя по голове стукнула и папарать-цвет отобрала.

— Ты? — изумилась Милава.

— Я, — опустила очи Домна. — С вечера сына в хате заперла, а сама пошла папарать-цвет искать. Уж сила-то чародейная должна была подсобить его разуму просветлиться. Сама не сыскала, зато тебя с ним углядела. Прости меня, девица. Я думала, что ты — ведьмарка, оттого не жалела о содеянном. А выходит, и тебе зло учинила, и Гедке помочь не сдюжила. — Вдовица тяжко вздохнула.

— Зачем же принуждать светлеть то, где и так ни единого пятнышка, ни серости не имеется? — Милава улыбнулась и погладила мозолистую руку, женщина несмело подняла глаза. — Гедка твой в селе, а то и на сотни саженей вокруг, и так самый разумный. Вон и теперича он углядел то, об чем ты и не догадалась бы.

Домна непонимающе уставилась на ворожею.

— Ты только не страшись, тебе никто дурного не сделает, — Милава осторожно приподняла голубой платочек. Под ним, свернувшись кольцами, мирно спала гадюка. Домна отшатнулась и закрыла себе рот обеими ладонями, стараясь удержать крик.

— Я же говорил, что тут змея! — радостно оповестил Гедка. Вдовица немо переводила взгляд с сына на Милаву, с Милавы на гадюку.

— Дети сбросили, — беззлобно пояснила ворожея. Постепенно взгляд Домны стал проясняться и обретать разумность, пока она понимающе не закивала.

— То-то они так припустили, как меня приметили.

— Ага, — улыбнулась Милава. — Пришли сюда деревню из беды вызволять. Видать, решили, что, ежели ведьмарка пришлая помрет, так и село лихо оставит. Не надобно, милый, пущай отдыхает. Поди натерпелась страху. — Ворожея мягко отвела тоненькую руку Гедки, собиравшегося дотронуться до змеи. Домна поежилась, но вслух ничего не сказала.

— Ты сказала, что не сдюжила Гедке помочь. Стало быть, папарать-цвет не пригодился? — оживилась Милава. Может, все ж она сумеет поступить так, как с самого начала задумала?

— Так. Только… — замялась Домна. — Пропал цвет.

— Как пропал?

— Разумеешь… Мне навстречу волколак вышел. Огромный, что медведь. Рыжеватый. Как осклабил пасть, как ощерился, я чуть собственного духа не лишилась. А очи желтые так и буравят, так и буравят, точно решает он, с какого боку есть меня начать! Такого страху натерпелась, какого в жизни даже не представляла. Зайцем прочь понеслась, да все кругами-кругами, чтобы со следу сбить. До самой хаты так добежала. Но он, видать, и ухом не повел. Словно просто спугнуть меня хотел, не больше.

Милава слушала не прерывая. Сколько жила на свете, а добре ведала — не сбежать человеку от волколака, ежели тот голоден. Стало быть, тот волколак, коего Домна повстречала, не то что не голоден был — до отвала наелся. Неужто обозом?