Ирина Ванка - Сказки о сотворении мира

— И что? — не понял циркач.

— Теоретически график памяти может развиваться параллельно любой из осей. Если он идет параллельно оси «восприятия времени», я предположу, что вы лежите неподвижно с тяжелой травмой. Если параллельно оси «информационного восприятия», можно представить, что вы деретесь на ринге. Теперь введем в систему понятие наблюдателя. Что вы видите? — Боровский расстелил перед наблюдателем схему.

— Что? — не понял циркач.

— Вы видите график в системе координат. А если мы уберем систему координат и оставим одну кривую в пустом пространстве. Представим, что в один момент вы лишились одновременно «информационного» и «временного восприятия» самого себя. И все, что у вас осталось от прошлой жизни — теоретически закодированная в мозгу память, вырванная из координат восприятия. Посмотрите на эту кривую с разных точек… Посмотрите, прошу вас. Она может показаться петлей или коротким отрезком. С другой точки наблюдения она совсем перестанет быть видной. Ее может не быть вообще, но вы об этом ничего не знаете, и в этом наш шанс. Поверьте, что график есть и будет раскодирован, как только взгляд наблюдателя зафиксируется в определенной точке. Выбрать точку мы вам поможем. Что вы вспомните о своем прошлом, будет зависеть только от вас.

— Как это? — не понял «Иван Палыч».

— Как с вами работает психолог? Он заставляет вас поверить в то, что вы находитесь не здесь, а во времени, некогда прожитом вами, память о котором в данный момент недоступна, — объяснил Боровский. — Вы верите, возвращаетесь в систему наблюдения, обретаете оси координат, и информация вашей памяти становится доступной.

— А… — догадался подопытный. — Вы хотите меня загипнотизировать и внушить, что я в другом времени?

— Нет, — ответил Натан. — У психологов свои приемы, у нас свои. Мы хотим погрузить вас в другое время и убедить в том, что это гипноз.

Валерий Петрович не узнал Приозерной улицы. Он решил, что географическое помешательство стало следствием углубленного изучения первичных полей, от теоретических догадок начала прошлого века, до «релятивных» гипотез Боровского. В последних капитан разобрался вполне «релятивно». Сплошной забор растянулся вдоль колеи. За забором виднелось пустое поле с редкими деревцами, кочками и нагромождениями камней, похожими на фундаменты бывших дач. Согласно документам, данная территория была закуплена профессором Боровским для фермерского хозяйства, но на территории хозяйствовала только ворона.

Капитан оставил машину возле ворот. Автобус с помощниками остановился следом. Калитка не была заперта. Никакого, даже простейшего устройства защиты от воров, не ней не имелось. Подобного устройства не было также на воротах. Капитан никогда не видел столь гостеприимного домовладения, и это укрепило его худшие подозрения. Только в чем подозревать хозяев дома, он не вполне понимал. Капитан Карась не нашел замка даже на входной двери. На стук никто не ответил. Гость отворил дверь и позвал хозяев. Тишина стояла в пустых комнатах. Капитан вошел. Ухоженная профессорская дача предстала перед ним в классической своей красе: с книжными полками на веранде, с репродукциями на стенах и плетеной мебелью для утренних чаепитий в кругу семьи. Он осмотрел рабочий кабинет и спальню, и столовую… Осенняя сырость стояла в воздухе. Все говорило капитану Карасю о том, что дом давно пуст, но капитан Карась глазам не поверил.

— Есть кто живой? — спросил он.

«Нет, нет, нет», — доложила ему пустота.

Капитан пригласил помощников и, засучив рукава, приступил к работе. Дом сам раскрывал шкафы, сам показывал книги и рукописи, стопкой сложенное белье и запас макарон, которых хватило бы для зимовки большому семейству крыс. Но крысы не посещали профессорское жилище также как воры. Деревенские алкоголики обходили его стороной. Даже бомжи не ночевали здесь на мягких матрасах. Капитан Карась обыскал камин, проник с фонарем в подпол, осмотрел чердак и, порядком умаявшись, подписал протокол.

— Можете быть свободны, — сказал он коллегам и понятым, проводил до ворот, дождался, пока автобус развернется на колее между забором и кюветом.

Капитан решил задержаться в необыкновенном доме. Наступали сумерки. Он опустился в кресло и не заметил, как задремал, а когда проснулся, волосы на голове капитана стояли дыбом от страха.

Он обнаружил себя одного в темноте. Ему показалось, что хозяева вот-вот вернутся и застанут его как воришку. Капитан вскочил. Ледяной пот потек по его спине. Он вспомнил, где находится, и про ордер на обыск с подписью и печатью, тоже вспомнил, но приступ страха не отпустил. Сердце колотилось, словно он падал в пропасть без парашюта, а не стоял ногами на твердом полу. Взрослый мужчина почувствовал себя ребенком и от этого испугался еще больше.

Капитан заставил себя сесть. Ноги готовы были унестись прочь, дрожь в теле не давала сосредоточиться. Капитан впился пальцами в подлокотники, чтобы приступ страха не смог сорвать его с места. Капитан стиснул зубы, чтобы не закричать. Но страх вдруг отступил также нежданно и беспричинно.

— Бесполезно, — констатировал Оскар и выключил поле. — Абсолютная пустышка в человеческом облике. Помните, вы что-то подобное проделали с их сиятельством? Вот, то был эффект! А этот?..

— И чего я добился? — вздохнул Боровский.

— А чего вы добились?

— В том, что Миры нет с нами, присутствует моя вина!

— Нет, не присутствует, Натан Валерьянович. И вы прекрасно знаете… Сколько раз мы уже говорили!

— Когда работаешь с человеческой памятью, лучше не довести дело до конца, чем перегнуть палку.

Уставший от жизни циркач «Иван Павлович» покорно сидел на табуретке посреди лаборатории и натирал бруском лезвие циркового ножа.

— А я говорил, что не стрелял в деда, — ехидничал он, — а вы за свое.

— Может, самом деле, не он? — засомневался Натан.

— Не верите, Учитель? Хотите, я его рожу предъявлю соседке на опознание.

— Вдруг, он случайный человек, потерявший память?

— Всадник Армагеддона! — выругался Оскар. — Помните, о чем предупреждал Валех? Однажды они придут на землю, и будут хозяйничать. Первый уже здесь! Вот он сидит, полюбуйтесь, — Оскар замахнулся на циркача, но бить не стал. «Всадник» продолжал натачивать нож, конфискованный профессором Боровским у хулиганствующих студентов. — Вы бы хоть кинжал у него забрали, Учитель…

— Пусть возится. Я все еще надеюсь, что какая-нибудь ассоциация да пробьется. Если он инохронал, у него должна быть хотя бы ассоциативная биография.

— А если нет?

— Тогда нам придется делать нелегкий выбор. Не хотелось бы манипулировать на действующих частотах. Нам с тобой полномочий Греаля никто не давал.