Карина Демина - Наират-1. Смерть ничего не решает

…сомнения…

Смерть. Это ведь смерть? Какая она? Какая разная… она одна и та же. Камнем по затылку, проламывая череп, стальной струной по горлу, кровью захлебнуться, поймать копье… скачет, скачет конь костяной, по людям, по лицам. Скалится всадник, хохочет, хлещет нагайкой по хребту, волосы с мертвецов на ходу сдирает, сеть плетет. Поймать хочет, а Элья не может бежать. Не может!

…сомнения пусть останутся здесь…

…мамочка, забери меня, пожалуйста… я не хочу…

Надо-надо-надо, — каменное сердце наливалось яростью. — Надо…

Элья зажмурилась, зажала руками уши, вцепившись в волосы.

— Не надо, пожалуйста…

…не надо думать, что на этом все закончится. Контроль, контроль и еще раз контроль…нельзя забывать о контроле.

И о ненависти. Теперь Элья знала это совершенно точно.

Ырхыз сам стоял на вороте, сам и веревки развязывал, не обращая внимания на людей, собравшихся вокруг. Много их собралось, забив то малое пространство, которое оставалось между стеной башни и колодцем. Вон внимательный Кырым, ждет лишь знака, чтобы подойти и помочь. Урлак как будто увлечен беседой с седовласым старцем. Хан-харус замер с воздетыми руками… А вверху — круглый кусок неба, не синего — почти белого. И зеницей в этом небесном глазу — само Око Всевидящего.

У хан-харуса окуляры сегодня с желтыми стеклами. Это что-то значит?

— Идем, Элы. — Тегин протянул руку. — Держись. Все уже закончилось.

Да? А почему она все еще ощущает это? Уже не ненависть, другое, но столь же отвратительное, прилипшее к коже — содрать бы, ногтями, прямо сейчас, при всех. Но не поможет, оно внутри, впиталось, стало частью Эльи. И Ырхыза — на нем тоже есть метка Понорка понорков. И на остальных, собравшихся здесь, старательно отрицающих очевидное.

— Всевидящий милосерден, — сказал вслед харус. — Свершилась воля его!

Очередная ложь: не милосерден их Всевидящий, совсем даже наоборот.

А в покоях тегина мирно. Пустота. Запахи ладана, мирры и базилика. Горит огонь, сочатся дымом серебряные кадильницы, тает колотый лед в чаше с водой для умывания. Здесь ничего не изменилось, да и не могло измениться в срок столь краткий. И это хорошо. Элья вдохнула так глубоко, как смогла — пусть очищенный огнем воздух вытеснит тот, другой, принесенный из Понорка.

— Ты ведь спускался, — спросила она Ырхыза, когда смогла заговорить.

— Да. И не единожды. Я ведь тегин. Я должен.

Должен. Он должен, не Элья. Человеческие обычаи для людей, не для склан.

— А ты слышал? Слышал их? Голоса?

— Железные демоны приходили посмотреть на тебя. Все хорошо, Элы, они остались внизу, больше я тебя им не отдам. — Он обнял, погладил успокаивающе и тут же отстранился.

— Смотри, Элы, демоны взяли свою цену. — В руке Ырхыза был клок волос. Элья коснулась головы — и еще один клок упал на ковер. Ухватить, дернуть. Не больно совсем, волосы просто выпадают. Совсем.

А спину жжет неимоверно.

— По обычаю, когда дитя из одного рода переходит в другой, — задумчиво произнес Ырхыз, — его обривают, а волосы хоронят.

— Я не дитя!

— Ты больше не склан. — Опустившись на корточки, тегин принялся подбирать волосы. — Так решил Всевидящий.

Два ожога, которые сами собой образовались вокруг рубцов на спине, лишь убедили его в этом.

И куда здесь бить, если удара заслуживают все? Есть ли в этом хотя бы какой-то смысл для бьющего?

В следующие дни замок стал походить на закипающий котел. Незримое напряжение, скопившееся в стенах его, заставило двигаться мелкие пузырьки — прислугу. Передать, начистить, подготовить. Чуть позже появились бульбы покрупнее, вроде диван-мастеров. Проверить, обеспечить, доложить. Ну а к утру третьего дня поверхность котла вспучилась пузырями и вовсе огромными — к делу подключились шады. Обсудить, принять решение, снарядиться.

Только крыло кагана Тай-Ы сохраняло благоговейный покой. Бесшумно скользила прислуга, сонно щурясь, наблюдал за нею диван-мастер Алым.

Посажный Урлак, склонив голову, стоял перед ширмой лилового шелка. По ту сторону укрытия, разделившего комнату на две половины, находился ясноокий каган Тай-Ы. Близко. И далеко. Кажется, что преграда смешна: коснись лезвием и лопнет шелк, расползется неровными языками, но Урлак знал, как опасно даже приближаться к ширме. И разумно держался в пяти шагах от нее.

Стелется по полу дым курительниц, в клетках беззвучно разевают клювы белые амадины и соловьи, подрагивает, встревоженная сквозняком, а может, дыханием, шелковая стена.

— Он всё сделает правильно, — повторил Урлак, пытаясь не выдать одолевающее его волнение. — За ним будут следить и не позволят совершить глупости. А даже если и… Ни им, ни нам некуда деваться, договор будет заключен. Мне думается, даже если тегин снимет штаны и наделает на стол…

— Урлак, — голос, доносящийся из-за ширмы, был тяжел и нетороплив. Посажный сказал бы, неповоротлив. — Тебе давно пора укоротить язык. Ты говоришь о тегине, Урлак. И о важном для нас деле.

— Прошу меня простить, ясноокий, но с укороченным языком мне будет сложно помогать ясноокому Ырхызу. И еще сложнее — командовать своими вахтагами, безоговорочно верными Дивану.

Еще полгода назад Урлак и в кошмарном сне не мог представить, что скажет нечто подобное кагану. Но теперь все изменилось. И главным доказательством этого служило тягостное молчание.

— Всё готово к выезду, мой каган. Вайхе дал благословение и камень из стены Понорка. Оберег поможет справиться с крыланами. А я помогу справиться со всем остальным. Прикажите и посольство выдвинется.

И снова долгая тишина, лишь слабо позвякивает что-то за шелковой стенкой, лишь хлопают птичьи крылья, лишь звенит случайно задетая струна кеманчи. А может, не она? Может, это тетива звенит, предупреждая, что не так и слаб каган?

— Выезжайте, — произнес Тай-Ы. — Но запомни, Урлак, в случае неудачи я раздавлю вас. Всех. И не спасут тебя твои вахтаги. И не защитит тегина обычай. Я по воле Всевидящего рука дающая, я же — рука берущая. Смотри, как бы не пришлось взять больше, чем мне того хочется.

— Неудачи не будет, — отчеканил посажный, холодея.

— Тогда ветра в гривы, белого взгляда сердцам, а черного — головам.

— Благодарю, мой каган. Я передам ваше пожелание всему посольству, это порадует людей. Ясности вашим глазам.

Когда шаги Урлака затихли, каган Тай-Ы с облегчением откинулся на подушки, закрыв ладонями лицо. На пальцах его все еще выделялись тонкие полоски более светлой кожи, хотя давно уже каган не носил колец.

— Кырым, присмотри за ними.

Хан-кам коротко кивнул. Потом спохватился и произнес:

— Обязательно, ясноокий. Я пополнил запасы, вам хватит до моего возвращения. Из шагреневого флакона капать как всегда. Из гладкого — при острых приступах. И не увлекайтесь. А вот из нового — он квадратной формы — на самый крайний случай и не больше пяти капель. И как можно меньше света. Око для вас теперь имеет лишь темную сторону. Быть может, по приезду я смогу попробовать новую разработку, но ничего обещать не могу.