Карина Демина - Наират-1. Смерть ничего не решает

Элья уткнулась лицом в подушку, но и та пахла человеком.

— Сейчас я редко курю. Вот в Чорахе когда жил… Одно время увлекся, чуть было странником не стал. Знаешь, такие, которые по ненастоящим странам путешествуют? Но в Чорахе только и дел, что байгу гонять да кальян курить. Край мира.

Он закинул рубашку в угол, допил молоко, уже аккуратно, не пролив ни капли, и продолжил:

— А Кырым когда объявился и узнал, крик поднял. Потом год следом ходил, вынюхивал все, держусь или нет. И еще год приглядывался. Потом отстал. А тут сам приволок, сказал, что иногда можно, что не совсем намум, но если понемногу и изредка, то легче будет.

Ырхыз потер шрам, который сейчас выглядел самым обыкновенным рубцом, может, разве что, грубым, точно некогда его шили наспех и не заботясь о том, как после выглядеть будет.

— Хороший у тебя врачеватель. — Элья заставила себя сесть. — То дурманом травит, то эманом мозги выворачивает. От его ж приборов несет неимоверно.

— Какой есть, а лекарь. Хан-кам все-таки. Сволочь, конечно, но иногда помогает. А ты, значит, волшбу нюхом чуешь?

— Чувствую. Не нюхом… Ты не поймешь. И от его машины эманации слышу, и от того, что он тебе колет. И от головы твоей…

Оплеуха была не столько сильна, сколько неожиданна и потому особенно неприятна.

Раньше Элья не пропустила бы такой удар. Почувствовав его за несколько мгновений, немного сместилась бы назад и, подвернув голову, пропустила мимо, одновременно выбрасывая руку с ножом. Чтобы точно подмышку, и по рукоять.

Раньше. Но глаза больше не ловят малейшее движение врага, а вялое непослушное тело не успевает реагировать. И не хочет.

— Еще раз скажешь «не поймешь», получишь плетей. Ясно?

Элья кивнула.

— Сейчас вымыться принесут. И одеться. Будем тебя показывать хан-харусу Вайхе. Давно пора бы. Но до того и я тебе кое-чего покажу. Как раз к рассвету успеем.

Уже через полчаса Элья лежала в деревянной бадье, наполненной ароматным кипятком. Твердый край неприятно давил на бугры шрамов, затянувших лопатки. Мысль утопиться появилась ненадолго и ушла вместе с паром. Раздражение на себя и злость на тегина задержались чуть дольше.

Скрытая дверь находилась прямо перед входом в личные покои тегина, там, где замерли кунгаи-телохранители. В темной нише, затянутой грубым сукном, тоже стояла пара стражей.

— Можно пройти и по коридору, и через подвал, и со двора, — пояснил Ырхыз, нажимая на какие-то выступы под тканью. — Но так быстрее всего. Я хотел, чтобы вход вообще был в спальне, но не вышло.

Стена со скрипом подалась, приоткрыв проход.

— Придется протискиваться: что-то с механизмом. Напомни мне приказать выпороть мастера, он уже месяц починить не может.

В щель Элья протиснулась без труда. Ступени, освещаемые масляным фонарем в руках Ырхыза, вели вниз.

— Смотри, не покатись. Идти долго.

Цокают подковками сапоги тегина, покачивается впереди его затылок. Вот сейчас можно ударить. Или просто толкнуть ногой в спину, и пусть катится вниз кувырком, с глухими ударами тела о камень, с хрустом ломающихся костей… И что дальше? Чан с кипящим маслом в центре Ханмы? Четверик коней, раздирающий тело на куски? Или воронка в зубах, в которую палач вытряхнет пару склянок с муравьями? Выдумывать пытки здесь научились. А потому, ступенька за ступенькой Элья спокойно спустится следом. Куда угодно, лишь бы не к палачам.

Воздух становился хуже, плотнее, а ступеньки круче. Время от времени лестница делала повороты и, наконец, уперлась в земляной пол. Тегин привычным движением пригнулся, входя в низкий коридор, и отомкнул дверь.

Вонь ударила новой волной. А следом поднялся невообразимый рев, визг, мяуканье и клекот. Дневной свет ослепил на несколько мгновений.

— Да, к этому нужно немного привыкнуть, — громко произнес Ырхыз и заорал: — А ну молчать, твари!

Подхваченная тут же дубинка загремела по прутьям решетки.

— Элы, держись центрального прохода, к клеткам не подходи. Элы!

Но Элья стояла, ошарашенная рычанием, запахами испражнений и гниющего мяса.

Сплюнув, тегин еще раз стукнул по решетке, достал из кошеля свистульку причудливой формы и дунул что есть мочи.

Звук хлестнул, оглушая и парализуя, заставляя, позабыв про предупреждение, осесть на пол, зажать ладонями уши.

— Эй, Элы, ты-то чего?

Тегин, наклонившись, погладил по лицу.

— Выходит, прав был Урлак, когда предназначил тебя в зверинец. Зверек ты, Элы. Симпатичный, покалеченный, говорящий зверек. И Вайхе прав. И Кырым. Но, что бы там ни говорили, я люблю своих зверят. И не буду больше свистеть, обещаю. Хотя по-другому их иногда не успокоить. Пошли.

Сильные руки рывком подняли Элью и развернули.

— Смотри, — сказал Ырхыз. — Все здесь сделали для меня.

Этот зал был огромен и несуразен по форме: длина его во много раз превышала ширину. Потолок прорезали узкие окна, благодаря которым в зверинец проникали свет и воздух. Между вольерами, разделяя их на два ряда, тянулся широкий проход. Сами же клетки оказались не так и малы, во всяком случае, куда больше той, которая размещалась в фургончике Арши.

— Вот здесь у меня вроде как уранк, — пояснил Ырхыз, легонько постучав по прутьям. Куча соломы между глыбами камня зашевелилась, выпуская существо с птичьей головою и телом выдры.

— Камни не жрет и не родится из них. Во всяком случае, сколько ни лизал вот этот. — Дубинка указала на соседа, горного козла с закрученными винтом рогами. — Сколько ни лизал, новых уранков не сделалось.

В голове постепенно прояснялось, уходила тоска и замутненность, хотя не так быстро, как хотелось бы. Ырхыз же продолжал рассказывать.

— Вот это — степной дудень либо вермипс. — Прицепившись к решетке потолка, вниз рогатой головой, висел огромный, размером с теленка, жук. — Иногда скрипит лапами по панцирю. Звук отвратный. А панцирь у него — тверже железа, я проверял. И никого крупнее крысы не ест, а от собак вообще уползает. Но прикончить может запросто: сидит себе, а потом вдруг как двинет рогом — и насквозь. Я его назвал Лылахом. А здесь…

Почти не слушая, Элья смотрела на длинные ряды клеток. Десятков пять, не меньше. Горящие глаза, клыки и зубы, птичьи и скорпионьи хвосты, когтистые лапы.

— …сцерх. Не подходи близко, он дикий и умный. Вроде как и ящерица, а вроде и нет. У меня у первого появился, его даже отец с ваханом Гыром приходили смотреть. А вот — кхарни… Вирья звать. Вирья, иди сюда! Не бойся!

Из деревянного домика, поставленного в центре клетки, выглянул человек. Элья даже моргнула, пытаясь сообразить, чудится ей или нет. Но он был, невысокий, худощавый, светловолосый. Маленький. Карлик? Нет — ребенок, мальчик.

— Вирья из Кхарна, — пояснил тегин, протягивая сквозь решетку флягу. Паренек принял, кивнул благодарно и, не сказав ни слова, отошел к домику. Он не выглядел несчастным.