Терри Брукс - Мера Магии

Он кивнул, отдал ей что–то вроде салюта и развернулся, направляясь в сторону Ашенелла. Теперь она должна надеяться на лучшее. Ей оставалось лишь молиться, чтобы он исполнил свое обещание.

Она развернулась и снова побежала. Впереди, едва мелькая в поле зрения, среди деревьев несся алый голубь. Она последовала за ним, выйдя из города, спустившись по эльфийской горе и направляясь обратно к Гленск Вуду. Она нашла это странным. Он же не собирается туда, так ведь? Разве Пан вернется домой?

Даже оказавшись далеко от Арборлона и продолжая двигаться на юг, следуя за алым голубем, она все еще находилась во власти сомнений.

Другого мальчика звали Алиф, Зак Вен знал его, но не был близко знаком. Он выслушал то, что Алиф должен был рассказать ему, усомнился в памяти этого мальчика и отпустил его.

Ох уж эта Пру Лисс.

Девочки так или иначе были странными, но она была страннее всех остальных. Сначала она кричала, как будто на нее напали, хотя этого не было, и сказала, что увидела призрака. Затем она пошла искать Пантерру Ку и объявила, что нашла его и уходит, чтобы присоединиться к нему. Одна. Не вернувшись, чтобы рассказать об этом Заку, и не прося его помощи — в которой она, несомненно, нуждается — а вместо себя присылает Алифа.

Для всего этого нет объяснений.

Как она узнала, где находится Пантерра, если она искала его только в Ашенелле?

Она уже вышла с кладбища, когда повстречала Алифа, значит она не нашла его здесь.

Так где же она его обнаружила?

Он пошел в том же направлении, куда ушла она — по которому она должна была пойти, чтобы встретить Алифа, не очень далеко от южных ворот. Наверное уже слишком поздно, чтобы догнать ее, но все–таки стоит попробовать. Ему не понравилось, как его оставили. Она должна ему все объяснить, и если ему удастся ее найти, он потребует этих объяснений. Разве он мало сделал для нее? Разве он не остался с ней, когда мог с такой же легкостью ее покинуть?

И несмотря на это она покинула его! И это ему благодарность за все, что он сделал!

Он прошел южные ворота и направился к окраинам города и эльфийской горе. По пути он останавливал знакомых эльфов и спрашивал, не видели они молоденькую девушку, описывая ее. Некоторые заметили такую девочку, странную, которая наполовину бежала, наполовину шла, пристально вглядываясь куда–то вдаль, как будто видела то, чего не видели они. Зак Вен не знал об этой последней детали, но слово «странная» без сомнения к ней подходило. Он ускорил шаг, считая, что все–таки сможет ее догнать.

Однако когда он добрался до эльфийской горы, то узнал, что она давно прошла мимо находившихся там стражников, и никто не заметил, в какую сторону она направилась после этого.

Он стоял на вершине, глядя куда–то вдаль. На самом деле, было только два варианта. Она могла пойти на юг, домой в Гленск Вуд, или на север, к проходу Афалион.

Он не мог себе представить, зачем ей выбирать первый; Пантерра Ку вряд ли вернется в свой поселок после того, как проделал такой путь до Арборлона, чтобы помочь Фрине. Никаких видимых причин для этого не было.

Он оглянулся через плечо на город. Конечно, она могла все еще быть где–то рядом, если считала, что Пантерра мог именно там появиться.

Что же ему–то делать?

Не имея лучшего плана, он вернулся в город, чтобы собрать припасов до того, как направится к проходу Афалион и рассказать братьям Оруллианам, что случилось.

Оказавшись запертой в подвальной кладовке палат Совета Гленск Вуда — в том же самом помещении, в котором до этого был заключен Арик Сик — Айслинн Крэй задавалась вопросом, почему все о ней забыли. Она находилась под замком уже столько времени, что даже не знала, день сейчас или ночь. Ей дали коробку свечей, чтобы она не оставалась в темноте, кувшин с водой и таз для умывания, раскладушку и одеяло, чтобы у нее была возможность спать, ночной горшок и больше ничего. Они приходили время от времени, чтобы принести пищу и опустошить горшок — стражники, которым приказали следить за ней — но никогда не разговаривали с ней, даже когда она спрашивала их, и никогда не выполняли ее просьбы предоставить ей принадлежности для шитья или для рисования, или книги для чтения.

Даже сейчас она не имела ни малейшего понятия, что произошло и как она оказалась в этом плачевном состоянии.

Что она знала, и даже это было лишь предположение, так это то, что она была виновата в побеге Арика Сика. Она не могла вообразить, почему так случилось. То, что она сделает все возможное, чтобы помочь одному из Друджей — особенно тому, который виновен в смерти Сидера Амента — было нелепо. У нее не было никаких оснований, помогать такому типу и ничего из этого не выгадать, кроме нанесения вреда своему собственному народу.

Однако она сидела здесь, обвиненная в тяжелом предательстве и заключенная в этом помещении, может быть, на всю оставшуюся жизнь.

Умом она понимала, что так не будет продолжаться долго, но начинало казаться, что все–таки будет. Когда не можешь посмотреть наружу и узнать, темно сейчас или светло, когда не можешь говорить с кем–либо о том, что происходит в большом мире, чувствуется, как будто время полностью остановилось.

Весьма оскорбительным было то, что даже Пог не пришел с ней повидаться. Она понимала, что их отношения изменились не в лучшую сторону, особенно после того, как в поселке появился Сидер Амент с известиями о крушении защитной стены. Но она не думала, что он полностью бросит ее. Она предполагала, что он хотя бы захочет услышать ее объяснения на обвинения, какими бы они ни были. Она думала, что он предложит ей защиту. Однако, по–видимому, она ошиблась. Он ни разу не пришел, не послал весточки, не сделал ничего, чтобы связаться с ней с момента ее заточения.

Она наклонилась над тазом и плеснула водой в лицо. Она делала так гораздо чаще, чем ей хотелось, пытаясь смыть с себя песок и пыль, которые, казалось, прилипали к ней, хотя большую часть времени она просто сидела на одном месте. Это становилось привычкой, от которой она не могла отказаться, ответом на то, как сжимается ее кожа и напрягаются до предела нервы. Это заключение начинало воздействовать на нее не самым приятным образом. Казалось, эти омовения помогают, но в конце концов, как она знала, и этого окажется недостаточно, чтобы удержать ее во вменяемом состоянии.

Покончив с этим ритуалом, она присела, думая о мире за стенами ее тюрьмы, о солнечном свете и свежем воздухе, о звуках детских голосов и в тот же момент заплакала. Она не пыталась остановиться, позволив слезам литься, желая выбраться отсюда. Однажды ей придется собрать все свои силы, чтобы справиться с тем, что планировали для нее тюремщики. Потому что, если она и была в чем–то уверена, так это в том, что она не избежит дальнейшего наказания.