Даринда Джонс - Шестая могила не за горами

— У меня и было-то всего пять баксов.

Она разочарованно покачала головой:

— И как им вечно удается выбирать в толпе неудачников?

— Понятия не имею. Ты уже сделала заказ?

— Еще нет. Хорошо хоть столик удалось занять. Опять приходил мистер Джойс. Все такой же обеспокоенный. И был очень недоволен, что ты не вернулась до часу дня.

— Придется ему попридержать коней. Частным детективам тоже нужно кушать.

— Подружка твоя, смотрю, опять тут торчит.

Я оглянулась на столик Джессики:

— Пора брать с нее квартплату.

— Целиком и полностью согласна.

Пока мы разговаривали, меня медленно обступило тепло. Словно дымом, обернуло жаром, который всегда клубился вокруг Рейеса. Я чувствовала, что он рядом. Чувствовала его обжигающий интерес, неумолимый голод. Но не успела поискать его газами, потому что ощутила еще одну эмоцию. Прохладную, но не менее сильную. Сожаление. Я повернулась и увидела, как к нам подходит папа.

— Привет, пап, — поздоровалась я, ногой выдвигая для него стул.

Он затолкал его обратно под стол.

— Я здесь только последние документы подписать. — Он обвел глазами «Ворону». — Наверное, буду скучать по этому месту.

Я была уверена, что будет, но от него исходила вовсе не ностальгия.

— Может быть, посидите с нами, Лиланд? — предложила Куки.

— Спасибо, но нет. Закончу с парочкой дел и пойду.

— Пап, — выдавила я, едва дыша под тяжестью папиных сожалений и печали, — уезжать ведь совсем необязательно.

Он собирался бросить мою мачеху ради парусной яхты. Винить его трудно. От яхты хоть какая-то польза. Но почему именно сейчас? Спустя столько лет?

— Да нет, потрясающее будет путешествие, — отмахнулся папа. — Всегда хотел научиться ходить под парусом.

— И для начала собираешься пересечь Атлантический океан?

— Не то чтобы пересечь… — хитро улыбнулся он, и мне чуточку полегчало. — Уж точно не до конца.

— Пап…

— Торопиться не буду, обещаю.

— Но почему? Почему так внезапно?

Он грустно вздохнул:

— Не знаю. Моложе я не становлюсь, да и живем только раз. Ну или два, как в моем случае.

— Я тут ни при чем.

— Еще как при чем, — возразил он и положил ладонь на грудь. — Я это знаю. Сердцем чувствую.

Папа божился, что я вылечила его от рака. Но я никогда в жизни никого ни от чего не лечила. В списке моих рабочих обязанностей такого пункта нет. И вообще мои обязанности больше касаются как раз другой стороны жизни. Той стороны, которая сразу после упомянутой жизни.

— Только не бросай ее из-за меня. Пожалуйста.

Если решение уйти от мачехи папа принял из-за меня, то есть из-за того, как она ко мне относилась, то малость опоздал. Надо было это сделать, когда мне было семь, а не двадцать семь. Я научилась ее терпеть. Было нелегко, но все-таки научилась.

Куки притворилась, будто рассматривает меню. Папа нервно переступил с ноги на ногу.

— Все совсем не так, милая.

— Нет, так. — Вместо того чтобы ответить, он уставился на сахарницу, и я добавила: — И если все дело в этом, то причину ты нашел неправильную. Я уже большая девочка, пап.

Когда он снова на меня взглянул, его лицо выражало сплошное отчаяние.

— Ты удивительная. Надо было каждый день тебе это говорить.

Я коснулась его руки:

— Пап, сядь, пожалуйста. Давай поговорим.

Папа проверил часы.

— У меня встреча. Но я вернусь до того, как ты уйдешь. Тогда и поговорим. — Я подозрительно сощурилась, и он поспешил заверить: — Обещаю, милая. Будь осторожна. — Наклонившись, он поцеловал меня в щеку и пошел к задней двери.

— Вид у него очень печальный, — заметила Куки.

— Наверное, просто запутался. И его так и поедают сожаления.

— Ты-то как?

Я глубоко вздохнула:

— Порядок, как всегда.

— Угу.

У нее было такое недоверчивое лицо, что так и подмывало подразнить.

— Лучше скажи, почему ты решила, что малиновые полоски подойдут к желтому?

— Меняешь тему.

— А то. Это ж моя фишка.

— Тоже верно, но серьезно, — Куки расправила плечи, — неужели так ужасно?

Выглядела она суперски, но я не собиралась ей об этом говорить.

Весь разговор с папой я ощущала присутствие Рейеса и наконец заметила его, когда глянула на доску со специальным меню на день. На нем был передник, а в руках — полотенце. Вытирая руки, он оттолкнулся от стойки и двинулся к нам.

Куки его тоже увидела:

— Святая матерь всего сексапильного на свете.

— Полностью солидарна.

— Я когда-нибудь привыкну к этому виду? — спросила она, не смея отвести от него глаз.

— К восхитительному виду Рейеса Фэрроу в переднике?

— К восхитительному виду Рейеса Фэрроу. Точка.

Я рассмеялась:

— Говорят же, повторение — мать учения.

— Точно. Мне нужно много-много повторений.

— Ага, мне тоже.

По пути к нам Рейеса позвали за столик. Там сидели женщины, каждая из которых могла сойти за его бабушку. Он подошел к ним и стал слушать хвалебные оды в адрес своей стряпни, но смотрел только на меня. Я затаила дыхание. Вообще от всего, что с ним связано, захватывает дух. Начиная с полотенца, которым он вытирал руки, и заканчивая густыми ресницами, которые как будто застенчиво опустились, когда бабули забросали его предложениями руки и сердца.

Какого, блин, черта?!

— Честное слово, мы очень гибкие, — проговорила одна из них и потянула за завязку передника. Рейес завязывал их спереди, дважды обернув вокруг талии.

Куки как раз пыталась освежиться глотком холодной воды и сильно поперхнулась от наглости бабульки.

Рейес снова глянул на меня, а я сидела, прибитая к месту, с открытым от изумления ртом. Я мигом захлопнула варежку, надеясь, что не сильно смахивала на корову. Рейес снова повернулся к женщинам с таким видом, будто его страшно заинтересовало их предложение. Ага, так я и поверила.

Пытаясь прийти в себя и успокоить пострадавший пищевод, Куки издавала сдавленные звуки, но у меня не было времени волноваться о ее здоровье. Мне нужно было отбить своего мужчину у стаи седых лисиц. Бога ради, у одной из них была трость! Гибкая? Не смешите мои тапочки!

— Уборщик! — рявкнула я, щелкнув пальцами.

Рейес не обратил на меня ни малейшего внимания, но я заметила, как он ухмыльнулся. И почувствовала удовольствие, вызванное моим вниманием. Оно волнами исходило от самой его сути и шелком гладило мне кожу.

— Уборщик! — повторила я и громче щелкнула пальцами. — Сюда!

В конце концов он извинился перед игривыми лисицами, объяснил, что его сердце принадлежит другой, и подошел к нам.

— Уборщик? — переспросил он, с тревогой глядя на покрасневшую Куки.

Та отпила глоток воды и махнула вместо приветствия.

Я кивнула на передник:

— Ты похож на уборщика.

— Ну раз так, что я могу для вас помыть?