Сергей Гавань - Изумрудный трон

— Да поднимитесь же, — раздавшийся голос был мягким и немного хриплым. Так шуршит опавшая листва, которую колыхает слабый ветер. — Не люблю, когда мне кланяются люди.

Триксель сразу почувствовал симпатию к его обладательнице. Она опускалась до их уровня, предлагая равенство. Ему нравился такой подход. Так поступали мудрые людей.

— Вы невероятно добры, леди Зифрен, — он поднялся на ноги, спрятав руки в широкие рукава плаща, и принялся жадно разглядывать диастрийку.

Лугаль разительно отличалась от его матери, какой он её запомнил, будучи ребёнком. Амфирен походила на прекрасную человеческую женщину, тогда как черты лица Зифрен были куда более грубыми и странными. В нём выделялось что-то сугубо мужское, точно так же, как в Энхенгале угадывалось нечто женственное и манящее. С другой стороны, в диастрийке имелась та самая изюминка, которая придавала очарование и курносому носику, и широким скулам, и чересчур покатому лбу. Волосы, доходившие до шеи и имевшие цвет закатного солнца, стягивал золотой обруч, подобный тому, что носил Энехенгаль. На женщине было надето пепельно-серое платье, подвязанное алым кушаком, а плечи обнимал узорчатый плащ. Она выглядела эффектно в своей экзотичности.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Триксель собрался с мыслями. Задолго до прибытия в Шуруппак он представлял себе этот момент, раз за разом прокручивая в голове свою речь и тон, которым он будет её произносить.

— Для своих лет вы выглядите просто потрясающе, — честно брякнул он.

Рядом шевельнулся Двин, который наверняка посмотрел на него, словно на идиота. Сзади раздался смешок Энхенгаля; диастриец обошёл их и прислонился плечом к каменному шесту, на который опиралась статуя. Лугаль моргнула и расплылась в довольной улыбке.

— Последний раз я слышала искренний комплимент от человека как раз в тот день, когда встретилась с Питером Бруссом. Думаю, если бы не этот комплимент, то мы бы не наладили так быстро отношения с предводителем ваших предков. Они заявились на наш континент весьма неожиданно.

Триксель сдержанно кивнул, тем не менее чувствуя, как дрожат колени. Одно дело читать о том, что сидящей перед ним диастрийке тысячи лет, и совсем другое — когда она вдруг начинает говорить о событии тысячелетней давности так, словно это было вчера.

— Вы не обиделись, леди Зифрен? — осторожно поинтересовался Двин.

— Ах, Двин Скригид, моя внешность перестала восхищать сначала моих подданных, потом супруга, а потом и меня саму. И случилось это ещё до того, как я прожила одну вашу жизнь. Тем не менее, вспомнить о ней всегда приятно, хоть поводом для этого и была грубая лесть дивайна Трикселя.

Горбун взглянул на женщину с некоторым уважением и удовлетворением. Лугаль явно была практичной женщиной. С такой можно говорить начистоту, не боясь странной реакции.

— Да, леди Зифрен. Я не лицемер, что бы это отрицать. Можно мне…

«Присесть», — хотел закончить Триксель, чувствуя, как от долгого стояния начинает ныть спина.

— Конечно, говорите, — Зифрен подняла ладонь. — Что вам от меня нужно?

«Немножко гостеприимства», — мысленно произнёс горбун, кривясь от боли в горбу. — «И ещё чашечку чая с апельсиновой цедрой».

— Зифрен, — почёсывая лоб, Энхенгаль обернулся к супруге. — Наверное, у него проблемы со спиной.

— У них бывают такие дефекты? — диастрийка наморщила лоб. — Ну, избавиться от него мы не можем. Он не наш подданный, так что диастрийские законы на него не распространяются.

— Я думаю, — с несколько ошалевшим видом произнёс Двин, — лугаль Энхенгаль имел в виду, что дивайну Трикселю нужно присесть, дабы уменьшить боль в спине.

— Точно, — Энхенгаль совершенно по-человечески щёлкнул пальцами и подмигнул капитану. — Сейчас принесу кресло.

Диастриец удалился. Триксель молчал, не решаясь затронуть тему избавления от дефектных существ. Зифрен посмотрела на подлокотник трона, и указательным пальцем вырисовала на его гладкой поверхности какую-то фигуру.

— Вы ведь сын Амфирен?

— Да. Я не стыжусь этого, если вам интересно.

— Это похвально. Союз человека и диастрийки необычен. Я не знала, что от него могут родиться дети.

— Как видите, я здесь. Я и мой горб.

Зифрен задержала взгляд на его спине, потом посмотрела в пустоту поверх его плеча.

— Беррун и Амфирен нанесли мне тяжкий удар, убежав из Шуруппака, — медленно произнесла она. — Мой народ немногочислен, и подобный поступок был крайне неуважительным и болезненным.

«И что ты хочешь от меня услышать, рыжая бестия? Что бы я извинился за то, что меня произвели на свет?»

— Возможно, это вас успокоит, но моя мать бросила нас с отцом, когда мне было пять лет. Я считал, что она вернулась в Шуруппак.

— Нет, мы её больше не видели, — сказал Энхенгаль, который вышел из неприметного входа в боковой стене, держа в руках два стула. — Думаю, вы будете рады этим креслам, когда начнёте торг. Годы не отбили у моей супруги любовь к этому занятию.

— Супруг, я ещё ничего не решила, — резко отозвалась Зифрен. — Мы как раз окунулись в недавнее событие, связанное с Амфирен.

— Возможно, нам стоит поговорить об этом после дела? — мягко, но настойчиво уронил Триксель, покорно опустив голову.

Диастрийка задумалась, вновь глядя поверх его плеча. Триксель обернулся. Никого. Наверное, это одна из причуд женщины. Наконец, её взгляд стал осмысленным. Она вздохнула.

— Что же, рассказывайте.

Триксель с готовностью кивнул.

— Леди Зифрен, я прибыл сюда из-за своего отца. Полгода назад, незадолго до моего отплытия, его поразила странная болезнь. У меня имеются некоторые познания в алхимии и лечении травами, но они оказались бесполезны. Не помогли и другие лекари. В отчаянии я перепробовал все варианты, к которым имел доступ, с тем же результатом. Именно тогда я понял, что нужное мне лекарство может находиться именно здесь. Я сразу снарядил корабль, пересёк два океана и заключил сделку с дивайном Двином. Без него я не надеялся сюда попасть, по понятным причинам. И вот, стоя перед вами, я надеюсь лишь на вашу милость.

Триксель умолк, восстанавливая дыхание. Во время речи он заставил потрудиться лицевые мышцы, чтобы придать себе вид сокрушённого и потерявшего всякую надежду человека. Словно она, могущественная Зифрен, была единственной соломинкой, способной вытащить его из трясины.

Так оно, в общем-то, и было на самом деле. Горбун не знал, куда ещё пойти, если ему откажут в Шуруппаке.

— Дивайн Триксель, я знал вашего отца, — негромко сказал Энхенгаль, подойдя ближе к горбуну. — Он отличался хорошим телосложением и здоровьем. Сложно поверить, что его могла поразить неизлечимая болезнь. Опишите симптомы.