Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.

Вспомнив о побеге, я вытянула из-под раковины сумку с картофелем и вывалила его на пол. Наскоро побросала в освободившуюся тару всё, что попалось под руку, и оттащила к калитке — пригодится, когда буду удирать.

Ох, и объелась я тогда! Тетка выдавала конфеты по большим праздникам, поэтому красочные обертки сразу привлекли внимание. Первая же сладкая штуковина взорвала вкусовые рецепторы острым наслаждением. Я проглотила с торопливой жадностью половину кулька, как хлеб, пока не почувствовала, что больше не лезет. Меня начало клонить в сон.

Решив, что опасно подниматься наверх, улеглась на кухне, прямо на полу, прежде расставив вдоль коридора доморощенные ловушки. Пусть мы не висораты и не умеем видеть волны, но на что-то годимся. Кружкам и бокалам, вынутым из сервизного шкафчика, предстояло предупредить о приближении тетки, когда она спустится вниз и спросонья разобьет добрую половину посуды.

Во время беспокойного сна я часто просыпалась и подолгу вслушивалась в ночные звуки. Пробуждение принесло солнечное утро, пропитанное предвестием осени, и меня, осыпанную фантиками, со ртом, измазанным в шоколаде.

Не больно-то прячась, я умылась, позавтракала конфетами и, зажевав парочкой примитивных бутербродов, отправилась проведать тетку. Замерев, приложила ухо к двери и наконец решилась ее отпереть. В узкую щелку я рассматривала родственницу, спящую в кресле-качалке. Лицо женщины разгладилось, и привычная складка между бровями исчезла.

Стул снова «запер» тетку, и начался поистине королевский день исполнения моих желаний: обжорство без меры, прыганье на диване, беготня по дому и гуляние во дворе. Я осмелела невиданно, играя за калиткой, но не забывала поглядывать на окно теткиной спальни и на всякий случай проверила сохранность сумки с продуктами.

Старая карга не держала телевизор. Она считала достижение прогресса пустой тратой времени и денег, отдавая предпочтение газетам, которые регулярно доставлял поселковый почтальон. Я часто наблюдала из окна, как упитанный усатый человек в униформе и фуражке проезжал по улице на велосипеде и перебрасывал через забор свернутые в трубку газеты, а сегодня сама забралась на перекладину и, отталкиваясь ногой, каталась на калитке туда-сюда, и никто не ругал меня и не бил.

Вечером самостоятельно приняла ванну и вымыла волосы. С гордостью разглядывала свое отражение в зеркале: вот я какая взрослая — не обожглась кипятком и не залила водой пол.

Тетка сидела в прежнем положении, и мне показалось, ее лицо осунулось, а черты стали тоньше. Не может человек спать так долго, — подумала я. Уже вторые сутки пошли, а она не встает с кресла.

Подумала — и тут же утешилась. Завтра разберемся.

Перед сном собрала по дому гремящую мелочевку: тазы, кастрюли, ведра и соорудила баррикаду на стуле у теткиной двери. Спала я в своей каморке, чутко прислушиваясь к звукам, но сон не шел ни в какое сравнение с другими ночами — никто не дал оплеуху вместо пожелания спокойной ночи, и желудок молчал, сытый и довольный. Я стала свободной и делала то, что хочу!

На следующее утро, собравшись с духом, я пробралась в спальню, сдвинув в сторону нагромождение вещей и оставив путь для отступления. Тетка по-прежнему спала. На кровати валялась раскрытая коробка с лекарствами, рядом на тумбочке — полный стакан, а тетушкины руки лежали на подлокотниках кресла. Наверное, она не дотянулась до питья и уснула на ходу.

Лицо женщины пожелтело и еще больше осунулось. Под глазами залегли темные круги, нос словно бы ввалился внутрь. Я ткнула пальцем в плечо сидящей, а потом осторожно прикоснулась к руке. Тетка не двигалась, и ее ладонь оказалась холодной и безжизненной.

Дело неладно, — мелькнула тревожная мысль. Люди не спят долго без потягиваний и зеваний.

Так я впервые увидела смерть, но не поняла, что это такое. При взгляде на неподвижную родственницу, застывшую каменным изваянием, мне вспомнилась картинка, увиденная в одной из книг. На ней художник изобразил сидящую в такой же позе девушку с длинными волосами, а стены, пол и потолок покрывали зловещие красные узоры с потеками. Казалось, через миг нарисованная фигура встанет и, не открывая глаз, пойдет на зрителя с вытянутыми вперед руками.

Выскочив из спальни, я заперла понадежнее дверь гремящей пирамидой и, вспомнив о телефоне, направилась в гостиную. Если позвонить отцу, как это делала тетка, он приедет и заберет меня.

Аппарат притулился на столике: белый корпус с рядами черных кнопок, и провод, уходящий под ковер. В трубке монотонно гудело. Может, тетка и записывала телефонные номера, но, бегло осмотрев гостиную, я не обнаружила ни блокнота, ни захудалой бумажки с цифрами. Играясь, наугад понажимала на кнопки и рычажки. Нет, так проблему не решить. Хорошо жилось в одиночку до поры, до времени, пока не пришло осознание — в непрекращающемся теткином сне есть что-то неправильное, и если она не просыпается, кто-то должен ее разбудить.

Выйдя из дворика в проулок, я потопталась около калитки, но побоялась удаляться от дома. Мне казалось, стоит отвернуться, и пристанище, пусть и нелюбимое, перелистнет ветром как страницу в книге, а закладки не останется. В общем, играла я в проулке, не решаясь выйти на дорогу, пока меня не окликнули. Две женщины, каждая с корзинкой, прикрывали глаза ладонями козырьком от яркого солнца. Они шли мимо и заметили меня.

— Здравствуй, девочка! — сказала одна из них. — Ты живешь здесь?

— Да.

— Это ее племянница, — сказала вторая женщина первой и обратилась ко мне: — Твоя тетя хотела забрать отрез на платье, но не пришла. Может, она заболела?

— Нет, — разглядывала я их.

— Странная девочка, — снова сказала вторая женщина, скорее всего, для себя или для подруги. — Слышала, она держит ее в строгости.

— Бедный ребенок, — посочувствовала первая женщина. — Можешь позвать свою тетю?

— Не могу, — ответила я бесхитростно. — Она спит. Уже третий день.

— Как так? — удивились женщины.

— Не знаю. Спит — и всё. У себя в кресле, — показала я рукой на окно теткиной спальни.

Женщины переглянулись между собой.

— Пойдем-ка, дитя мое, попробуем разбудить твою тётю, — сказала одна из женщин, и я проводила их к дому.

Потом, конечно, начались ахи и вздохи, звонки по телефону, какие-то машины, чужие люди, которые ходили и освещали комнаты яркими вспышками.

— Бедняжка, — посочувствовал кто-то в гостиной. — Три дня в доме с мертвецом.

Начальственный баритон сказал:

— У покойницы имелись родственники. Найдите их и поставьте в известность.

— Слушаюсь, — отчеканил мужской голос.

— К ней регулярно приезжал брат, — сообщила та женщина, что пожалела меня на улице.