Калинин Алексей - Попрыгунчик

– Мда! Умеешь ты Сергей огорошить! Про войну с властью ты серьёзно? – посмотрел на меня комиссар. Я согласно кивнул головой. – Что тебе не нравится в нынешней власти? – Отношение к людям, к самым простым гражданам СССР! Вы от них слишком многого хотите и требуете не возможного, а потом удивляетесь, почему вас не любят? А за, что вас любить? Вы уничтожили дворянство, духовенство, купечество, зажиточное крестьянство и середняков как класс, как диких животных. Что все они поголовно были мерзавцы? Все были против вас и никто вам не помогал? И чего вы добились? До основания разрушили и что? Что осталось? Крестьяне забиты и живут впроголодь, иногда хуже, чем при барине и царе. Инициатива теперь наказуема до уголовного срока, вас просто боятся и тупо делают всё, что вы говорите. Зачем им доказывать дереву, что в лесу ему гораздо лучше жить, чем в пустыне. Если дерево этого не хочет, пусть живёт, где нравится, правда не долго. Крестьяне просто устали доказывать рабочим, как выращивать хлеб, когда рабочий по решению партии якобы гораздо лучше пахаря знает, когда сеять, а когда собирать. Партия сказала в среду, вот и собирайте в среду. Для вас может это и хорошо, но для моего народа однозначно нет. Где наши рабочие? Спиваются в перерыве между сном и стахановской нормой. Где гениальные инженеры и конструкторы? Сидят. Где писатели и поэты? Сидят или уже зарыли. Где интеллигенция? Стала вдруг гнилой и шепчется по кухням. Где наши талантливые полководцы? Сидят или уже расстреляли. Начало войны прекрасно показало, что одна политическая агитация сражения не выигрывает, выигрывают простые люди. Те самые, которые мечтают о любви и счастье, самом простом человеческом счастье, но вместо этого берут гранату и ложатся под танк. В этой войне победят те самые простые люди, миллионы которых вы уже уничтожили и ещё готовы уничтожить ради мечты и глупой идеи коммунизма. Те самые, которых вы называете социально опасными, а уголовников, убийц и насильников вы называете социально близкими, это юридический казус или не прикрытая ирония над собой? Это только самые вопиющие моменты, теперь уже вы сами стали дворянством, купечеством и духовенством, только в самом плохом смысле этого слова. Поголовное пьянство среди высших чинов государства, вымогательства, стяжательство, воровство, изнасилования, шантаж и издевательства над подчинёнными. А потом от ограбленных, униженных и изнасилованных вы требуете самопожертвования в борьбе с врагом? Беспрекословного выполнения приказов, какими бы идиотскими они ни были? Любой ценой! Всё ради Победы! А вы спросили их? Нужна им эта Победа? Чем Победа изменит их жизнь? И кто для них враги? Или вы наивно думаете, что они из-за вас идут на смерть? Ради Победы коммунизма? Глаза протрите! Они идут на смерть ради Родины! Семьи! Друзей! Ради земли, на которой тысячелетиями жили их предки! Сколько их было разных захватчиков? Сотни и сотни и где они? Все в этой земле! Это у нас в крови! Это сущность моего народа! Его соль! Он никогда не сдаётся! Никогда! Скажите товарищ дивизионный комиссар, вы хотя бы примерно представляете, сколько миллионов советских людей погибнет в этой войне? Хотя бы минимально? – в упор смотрел я на комиссара. – Вот так сразу я не смогу сказать, нужно изучить вопрос! – зло ответил комиссар. – А мне не нужно, я уже посчитал. От пятнадцати миллионов! Это минимум! А если всё останется так, как сейчас, 35 миллионов точно. Война продлится ещё минимум три года! А если в войну вступят Япония и Турция, то все пять и потери возрастут до пятидесяти миллионов. Могу всё обоснованно доказать, так сказать разложить на пальцах – зло ответил комиссару. – Мне иногда кажется, что ты дьявол! – прошептал комиссар. – А почему не ангел-хранитель? – заинтересованно взглянул на комиссара. Тот, не ответив отвернулся. – А потому, что говорю не приятные вам вещи. Правду матку мало кто любит! Думаю, небольшая демонстрация моих способностей пойдет нашему разговору на пользу. Подойдите ко мне и закройте глаза – скомандовал я. Они нерешительно подошли и закрыли глаза. Представив себя на острове, положил им руки на плечи и закрыл глаза. Прыжок. – Уже можно открыть глаза! – сказал я. Командиры открыли глаза и оглянувшись стали бегать рассматривая стоящую вокруг технику, прямо как дети. – Сергей! Откуда это здесь? Тут же хватит целую дивизию вооружить! – бегал восторженный комдив. – Две дивизии и танковый полк – уточнил я. Они встали поражённые, а потом подошли ко мне. – Как ты это сделал Сергей? – спросил поражённый комиссар. – Ну, я же дьявол! – усмехнулся я. Попросил закрыть глаза и прыгнул обратно. Нас, уже искали, всех успокоив сели в машину и всю оставшуюся дорогу ехали молча. У каждого были свои мысли, если комдив время от времени улыбался, то комиссар наоборот, чем дальше, тем больше хмурился. Я улыбнулся, наклонился к нему и прошептал на ухо: – Убить меня может и проще, но победить без меня немцев будет гораздо сложнее! В глазах смотревшего на меня комиссара плескался ужас. Неодобрительно покачал головой и отвернулся, глядя в окно на приближающийся город. Что то, я переборщил немного, хотя исправлять уже поздно. Пусть будет, как будет. Всё равно я не собирался прятаться, я же знаю, чем это закончилось в моём мире. Я не хочу повторения в этом. Да, это не мой мир. В этом не было Чапаева и Петьки с Анкой. Как то рассказал в отряде анекдот, все поржали, а потом спрашивают, а кто это? В этом не было адмирала Колчака и Троцкого, Есенина и Орловой. Не было Симонова и Левитана. Вот такие дела. Всё это я выяснял исподволь, тихо и ненавязчиво. Это только вершина айсберга, дальше я ещё не рыл, если честно боюсь. Боюсь натворить дел, один коленкор, когда всё знаешь и совсем другой, когда ничего не знаешь, а я не бог и даже не ангел. Так недоразумение. Шутка природы. Неизвестно кто, непонятно зачем. Апатия и равнодушие напало на меня, зачем мне все эти проблемы? Ради этих комиссаров я ничего делать не буду. В прошлой жизни я видел только одного настоящего коммуниста, в кино. Фильм так и назывался – Коммунист. В реальной жизни я их не встречал, никогда. Зато видел сотни и тысячи фальшивых коммунистов и комсомольцев, которые радостно избавлялись от партбилетов и становились яростными борцами за дерьмократию и либерастию, пускаясь при этом во все тяжкие. Я не ярый последователь и в коммунизм никогда не верил, но комсомольский билет на потеху толпе жечь не стал. Так и лежит в секретере, вместе с загранпаспортом СССР и комсомольской характеристикой. Да там в том Союзе было много плохого, но ещё больше было хорошего, гораздо больше. В этом же диком капитализме я вижу только всё плохое. Полное отсутствие духовной составляющей, веру в богов я не считаю духовной составляющей, тем более псевдо божьих представителей, в виде батюшек, попов и остальных ” святых” людей. Ни одного представительства божьего банка на земле я не видел, а значит это просто способ зарабатывания и вымогания денег у лохов. В капитализме я вижу только погоню за долларом, по трупам и головам, по колено в крови и дерьме. Главное заработать свой миллион долларов и тебе наступит щасье! Именно в таком написании – ЩАСЬЕ! Счастьем это может назвать только мещанин Плюшкин. Настоящее счастье – это любить свою семью, родню и Родину! Гордиться своими детьми и страной! Успехами и удачами! Это реализовываться в труде и творчестве! Работать тем, кем тебе нравится и там, где тебе нравится! Получать удовольствие и достойную зарплату за свою работу. Видеть вокруг себя, таких же, как и ты честных и открытых людей, готовых в любой момент прийти к тебе на помощь, просто потому, что ты свой и также придёшь на помощь к ним. Ощущать общность и единство, в строю или на демонстрации, знать, что ТЫ творишь будущее СВОЕЙ страны! Будущее своих детей и внуков, которые полетят в космос и спустятся на дно океана, изобретут машинку перемещения или квантовый двигатель и заселят весь космос. Будут нести образование и просвещение, строить и созидать, а не грабить чужие природные ресурсы ради наживы и обогащения, любой ценой и да выживет сильнейший. Только выживает не сильнейший, а подлейший и хитрейший, у кого нет принципов и морали, а совесть давно утонула в крови его жертв. Слова всяких борцов за свободу, что в СССР все были оболваненными совками, отметаю сразу, это сейчас мы все оболваненные и политики сейчас гораздо больше, чем раньше. Раньше нас защищало и само государство и другие организации, типа райкомов, профкомов или парткомов, а сейчас нас никто не защищает, абсолютно. “Свободные граждане” не имеют никаких прав и никак не защищены со стороны государства, наоборот народ старается иметь с государством как можно меньше линий соприкосновения. Иначе чиновничье ворьё отберёт последнее, а вам скажет: – Денег нет, но вы держитесь там! Здоровья всем! Теперь, при демократии, мы вынуждены хвататься за любую работу, лишь бы прокормить свою семью! Ты вынужден терпеть хамство и грубость новых хозяев жизни, ведь тебе кормить детей! Из простого гражданина Великой страны, ты стал очередным аборигеном банановой республики, только в отсутствии бананов у нас воруют нефть, газ, лес, алмазы и т.д. Население России составляет всего три процента населения планеты Земля, а добывает сорок процентов всех добываемых на Земле полезных ископаемых. Вопрос – кто украл моржу? Тебе остаётся только гордиться мнимой свободой и волеизъявлением. Надеясь в душе отомстить на выборах очередного вора президента, очень удивляясь потом, почему все кого ты знаешь, голосовали против него, а он всё равно стал президентом? Здесь этого не будет, я не дам изгадить и вывалять в дерьме, память войны и мою Родину. Сделаю всё, что смогу, но люди будут жить счастливо и гордиться своей страной! Не сдамся! Не дождётесь! Пусть меня в веках прозовут кровавым злодеем, но мой народ будет самым счастливым, гордым и умным. Пусть нас теперь все называют оккупантами! Да мы злые и жестокие оккупанты, мы захватили свои исконные земли, на которых жили тысячелетиями, а потом пришли вы и выдавили нас! Мы построили вам школы, заводы, фабрики, дороги, дали вам образование и культуру. Мы такие злые и жестокие, что не стали запрещать вам разговаривать на родном языке, специально, видимо со злым умыслом, не уничтожили ваши церкви, костёлы, храмы, мечети, пагоды. Наверно заставляем вас, под угрозой смерти, силой молится своим богам, а не нашим. Соблюдать свои обычаи, а не наши. Требуя от вас только соблюдения общих законов и элементарного уважения, такого же, как оказывают вам и вашим обычаям. Вы бывшие ничем и ставшие никем. Тявкающие на слона шавки, пытающиеся доказать свою мощь и величие, за отсутствием собственной истории, придумывающие искусственную и навязывающие её другим, как истинную и подлинную. Не бывать этому! Всех убью, один останусь! Это я про врагов. Всё решено! Только вперёд! За мою Родину!!! Осознав эту мысль, я уже твёрдо посмотрел на комиссара и комдива, которые с тревогой смотрели за эмоциями на моём лице. Комдив удовлетворённо хмыкнул и вдруг неожиданно сказал: – Сергей! Я пойду с вами до конца! Мне нравится ваша решительность, я тоже хочу спасти несколько миллионов наших граждан! Я ваш! Комиссар ошарашенно смотрел на нас с комдивом, а я протянул свою руку комдиву и он её крепко и искренне пожал. Искра понимания пробежала в глазах комиссара. – Что Лёня, стал понимать, что предлагает Сергей! – усмехнулся комдив – Давно нужно вашу говорильню просеять! Мы ведь, Рабоче – Крестьянская Красная Армия, только под вашим давлением, совсем забыли об этом. Вы нас почистили, теперь ваша очередь! – и гулко засмеялся. – Да товарищ дивизионный комиссар! Я совершенно не собираюсь уничтожать ваш строй и действующую власть, как вы подумали. Социализм меня всем устраивает, это тот самый строй, который реально может улучшить жизнь и существование людей. Я поддерживаю товарища Сталина в его стремлении построить социализм в отдельно взятой стране. Именно социализм, а не мистический выдуманный коммунизм. Вы можете в него верить и даже стремиться к нему, представляю иронию, если хозяином коммунизма окажется Иисус Христос – весело рассмеялся я. Глава 9. Я стоял перед огромной картой боевых действий и размышлял. Немецкие документы я прочитал и теперь размышлял, делая выводы. Из памяти я смог вытащить только воспоминание о том, что немцы после захвата Смоленска, по приказу Гитлера повернули танковые армии на Север и Юг. Многие считают это решение ключевым, приведшим к нашей Победе, если бы немцы продолжили наступление на Москву и захватили её, то исход войны не известен, но в любом случае нам не приятен. Я так увлёкся своими выводами и мыслями, что полностью отключился от реальности. Наконец придя к определённым выводам, громко заговорил, сжав кулаки: – Точно! Вот, что вы замыслили гады! Ну, уж нет, твари, так просто я вам Питер с Киевом не отдам! Я вам всех командующих поубиваю, вместе со штабами! Я вам все танки гранатами закидаю! Вот чёрт не получится! У меня гранат всего ящик остался. Тогда только штабы или лучше танки? Вот блин! А чё я парюсь! Украду пару ящиков гранат и всех повзрываю к ядрёне Фене! Точно так и сделаю! Хотя может попросить, вдруг дадут? – задумался я и машинально почесал голову. – Да конечно дадим! Если ты нам все танки повзрываешь, мы тебе целых пять ящиков гранат дадим! Как думаешь, хватит? – рассмеялся незнакомый генерал-лейтенант, я повернулся и увидел толпу командиров человек в тридцать, повернувшись к остальным, генерал спросил: – Ну как товарищи выделим юному герою пять ящиков гранат? Все со смехом и шуточками поддержали генерала, только комиссар и комдив не смеялись и с тревогой смотрели на меня, я кивнул головой одобрительно и улыбнулся. – Товарищ генерал – лейтенант, да вы же мой спаситель! Я же с пятью ящиками гранат вам всю войну выиграю! И вам мучатся не надо и людей спасу много – много! Честное слово! – и взглядом юного восхищённого придурка, уставился на генерала. Тот, аж поперхнулся, а нечего надо мной шутки шутить, я вам тут не Петросян. Посмотрев на меня и поняв, что я придуриваюсь, грозно спросил: – Ну и кто ребёнка сюда привёл! Вам, что заняться не чем? Товарищ дивизионный комиссар, где ваш командир партизанского отряда? Хочу посмотреть на этого героя! Это же впервые такое, что бы целого немецкого генерала взяли в плен, да ещё и перевезли за линию фронта! Буду ходатайствовать в Ставку Верховному, на присвоение ему звания Героя Советского Союза! Достоин – согласны товарищи? – довольно закончил генерал. Все одобрительно закивали и загомонили, поддерживая решение генерала. Генерал повернулся ко мне и сказал: – Иди мальчик и переоденься, война это для взрослых. С оружием лучше не играй, может плохо кончится! Я заложил руки за спину и наклонив голову в кожаной фуражке, сделал вид, что раздумываю и стал одной ногой водить взад вперёд перед другой. Зыркнув на генерала и притихших командиров, тяжко вздохнул и сказал: – Извините товарищ генерал – лейтенант, но уйти просто так я не могу – хлюпнул носом и снова зыркнув на генерала, сказал – я как командир партизанского отряда, за захват немецкого генерала хочу звезду Героя, вы сами при всех сказали, что достоин! Или из-за возраста не дадите? Сразу предупреждаю! На пряники и конфеты не соглашусь! Слово не воробей, вылетело не подстрелишь! – с вызовом посмотрел я в глаза генералу. – Подожди! Это, что ты генерала в плен взял и сюда доставил? – просипел обалдевший генерал. – Я товарищ генерал – лейтенант! Только я его в плен не один брал, всем партизанским отрядом брали. В ходе боя уничтожили два танка, два бронетранспортёра, четыре мотоцикла, грузовик и взвод пехотинцев, всё сопровождение и охрану генерала. Также с генералом доставлены два портфеля с секретными документами, один портфель захвачен при уничтожении военного аэродрома в Быхове, а второй взят разведчиками 100 дивизии во главе с лейтенантом Зенцовым – отрапортовал я. – Вы серьёзно? – повернулся генерал к комиссару и комдиву. – Абсолютно товарищ генерал – лейтенант, нам не до шуток. Я наоборот хочу послушать к каким выводам пришёл младший лейтенант Калинин, после его ознакомления с картой и немецкими секретными документами, очень хочу! Вам как командующему оперативной группой очень рекомендую, может, что новое узнаете! Поверьте у парня талант аналитика! – очень серьёзно ответил комдив, а комиссар кивком подтвердил его слова. – Значит младший лейтенант Калинин? – посмотрел генерал на комдива – Расскажите, к каким выводам вы пришли товарищ младший лейтенант! – с иронией кивнул генерал и уселся на стул, повернувшись ко мне. – К сожалению, я не знаю всю оперативную обстановку, поэтому некоторые мои выводы в частностях будут не совпадать, но основную свою мысль я постараюсь до вас донести. Прав я или нет, покажет время. И так ... – почти два часа я рассказывал о возможных действиях немцев и причинах их действий. По мере моих слов и осознания их правдивости выражение лиц менялось. Командиры стали, что – то записывать и черкаться в своих блокнотах, видимо просчитывали свои действия. С моими выводами о сдаче Могилёва и Смоленска, скрипя зубами, но согласились. Указав, на далеко вперёд выдвинувшиеся части 63 стрелкового корпуса и отставшие части 67 стр. корпуса, предупредил об обязательном ударе немцев, в стык корпусов и последующим выходом на оперативный простор. Предупредил о ненужности бойни за Ельню, по причине всего одной дороги на Москву через лес, которую очень легко заблокировать одной дивизией и полком ПТО и всё, танки там не пройдут, тоже согласились. Но когда я стал говорить, что они повернут танковые армии на Ленинград и Киев через Конотоп, начались яростные споры. Все утверждали, что они пойдут на Москву. Тогда нам капец, громко сказал я и все сразу успокоились, непонимающе смотря на меня. Стал объяснять ситуацию и чем дальше вещал, тем ниже опускались их головы. Даже дураки поняли, что я говорю правду. Мы ещё не умеем воевать, только погубим всю армию. Нам необходимо выводить войска с боями из под Киева и Смоленска, это важнее всего на данный момент. Это те войска, которые будут оборонять Москву. Необходимо вывозить население из Ленинграда, в первую очередь женщин и детей, если не хотим, чтобы они умирали от голода в осаждённом городе. Город мы не сдадим, не имеем права, но позаботиться о людях наша прямая обязанность. В их совершенно бессмысленной смерти нет никакой необходимости. Это наши Советские люди и других у нас не будет. Немцы пришли сюда за рабами, мы для них простое быдло, унтерменши. В планах немецкого руководства полное уничтожение русского, украинского и белорусского населения. Останутся только красивые девушки немцам на забаву и размножение. Теперь по новым немецким законам они могут рожать только от немцев, мужское население подлежит массовому оскоплению и будет использоваться только в качестве рабской силы. Всё это есть в бумагах, которые я привёз. Также заострил внимание на бессмысленности рейда по тылам 32 – й, 43 – й и 47 кавалерийских дивизий и обязательном скорейшем усилении ими брянского фронта и перехода от наступлений к обороне по всей линии фронтов. Иначе начнутся окружения и полный развал, закончил я на этой оптимистичной ноте. Все сидели пришибленные, я их прекрасно понимаю, одно дело просто война и совсем другое, война на полное уничтожение, геноцид. Помолчав немного, генерал встал и подойдя ко мне крепко пожал руку. Комиссар Залесский встал и сообщил генералу, что я награждён двумя орденами и если товарищ генерал позволит, то комиссар проведёт процедуру награждения прямо здесь и сейчас. Генерал – лейтенант конечно согласился, мне оперативно вручили два заслуженных ордена и наградные книжки и новенькое командирское удостоверение. Меня дружно все поздравили и пожали мою героическую руку. Потом генерал позвал ординарца и попросил накормить меня и отвезти к нему на квартиру, тот кивнув головой позвал меня за собой, я попрощавшись со всеми ушел за ним. Как только паренёк вышел из кабинета, генерал повернулся к комиссару с комдивом и приказал: – Товарищи командиры свободны, а вы рассказывайте всё подробно и с самого начала! После рассказа генерал сидел слегка удивлённый. В то, что он услышал, совершенно не верилось, но это было. Он сам видел этого мальчишку и слышал его выводы, с которыми, что греха таить, были абсолютно все согласны, просто боялись признаться в этом себе и другим. Да и многого просто не видели и не замечали, их учили по другому, а тут свежий взгляд не замутнённый шаблонами и уставами, голая рациональность. Но какая страшная, в некоторые моменты создавалось ощущение, что паренёк всё это за ранее знает и просто констатирует факты, как уже свершившиеся и не подлежащие сомнению. На некоторые замечания он просто иронично и грустно улыбался, покачивая головой, будто бы говорил себе, если бы всё было так, к сожалению, будет именно так, как я говорю. А больше всего их поразил его взгляд, повидавшего человека, смотревшего на них как на не смышлёных детишек. – Я даже не представляю, что с ним делать! Ему четырнадцать лет, он мальчишка, а у него уже два ордена и просто убийственные аналитические выкладки! За генерала и документы ему дадут героя, это точно. Про танковые и артиллерийские засады я с ним полностью согласен, с паровозной войной тоже, с созданием взводов истребителей танков тоже, с топливной войной тоже, но это я, а что скажет товарищ Сталин и Генеральный штаб? – говорил задумчивый генерал. – Думая целесообразно использовать его знания и умения, не взирая, на его юный возраст. Да ему всего четырнадцать, но он уже сделал столько, сколько многие не сделают за всю свою жизнь. Наша разведка подтвердила уничтожение аэродрома в Быхове, не повреждение, а именно уничтожение. Инфраструктура не подлежит восстановлению, только полная реконструкция и возведение новых зданий и складов. Генерал Калмукофф подтвердил гибель имперской инспекции во главе с двумя генерал – лейтенантами, тридцати двух известных асов Люфтваффе и полковника Мёльдерса, бывшего командира 51 эскадры, недавно назначенного Герингом главным инспектором Люфтваффе. Вместе с ними уничтожены новейшие самолёты, присланные на испытания, аэродромная обслуга и охранная рота. Около 300 погибших и больше сотни раненых. Также генерал подтвердил, что в плен его взял лично младший лейтенант Калинин, получив при этом пулевое ранение в голову по касательной. Несмотря на ранение, он продолжал командовать и пока не вывел весь личный состав, командование не оставлял. Двое суток его не было, а потом он прибыл на немецком автобусе опель – блиц в медицинском исполнении вместе с тремя военврачами. Генерал отметил, что аэродром партизан очень хорошо оборудован и имеет на вооружении немецкие зенитные 88 мм орудия 2 штуки и три мелкокалиберных зенитных автомата. Также он видел замаскированные в капонирах самолёты и технику, броневики и автомашины. В лагере всё продуманно до мелочей, от несения караульной службы до обороны. Подчинённые слушаются его беспрекословно и мгновенно исполняют приказы, в отряде он пользуется несомненным авторитетом и уважением. Правда он не видел командиров, в основном сержанты и рядовые бойцы, но все они учатся. Это он видел своими глазами и очень удивился. Учатся все, даже девушки и дети. Генерал видел двух девочек двойняшек, им лет по десять и ещё одну постарше, лет 13-14. Они ходят в форме и с оружием, револьверами и пистолетами Вальтер ПП, обязательный нож в чехле. С оружием они обращаются профессионально, стреляют отменно и ножи метают в цель без промахов. Перед самым отлётом генерала, эти девочки уничтожили отделение немецких солдат и освободили трёх красноармейцев, привели их в лагерь, так эти красноармейцы со слезами уговаривали командира оставить их в его отряде. Они артиллеристы, а у него как слышал генерал, есть и пушки и танки, нет специалистов. Не воспринимают его всерьёз командиры. Генерала поразило до глубины души, что даже дети воюют против них, а значит и Сергей был прав, когда говорил, что можно победить режим, но невозможно победить народ. Вообще Генерал Калмукофф очень охотно сотрудничает и не скрывает, что это благодаря влиянию и общению с Сергеем. Генерал очень высокого мнения о нём и его способностях. Говорит, если у вас также как он, воевал хотя бы каждый сотый командир, мы бы до сих пор на границе стояли. Вы представьте, товарищ генерал – лейтенант, у него запасено оружие на две дивизии и танковый полк. Пушки, боеприпасы, миномёты, техника, бензовозы, самолёты, танки. Я сам видел, лично! Около десятка КВ -1 и порядка тридцати Т – 34. Там наши лёгкие танки, немецкие танки и самоходки, топливозаправщики, машины со снарядами. Пушки немецкие и наши. И это всё в глубоком тылу. Я когда увидел, даже глазам не поверил, пошёл руками трогать. Настоящие. А он стоит и ухмыляется, у меня говорит, ещё есть. Вот освобожу несколько лагерей наших пленных, и будут у немцев в тылу две моторизованные партизанские дивизии воевать – задумчиво улыбался комдив. – Что? У этого мальчишки? Оружия на две дивизии и танковый полк? Я сегодня сойду с ума, не вероятно! Позовите ординарца, пусть принесёт водки. Надо выпить и отвлечься, а то я за себя не отвечаю! – поставив локти на стол и обхватив голову, простонал генерал – Обожди! А как ты сам мог видеть танки в глубоком тылу? Когда? – А вот это товарищ генерал отдельный разговор. У него после пережитой клинической смерти, появились некоторые способности. Например, он может сам или с группой людей перемещаться на неизвестное расстояние. Также он и технику собирал. Днём летал на самолёте, смотрел сверху, где стоит брошенная техника, а по ночам собирал её на острова посреди болота. Думаю необходимо сообщить в Москву лично товарищу Сталину, о его способностях и аналитических выводах! Если они верны, нужно срочно принимать меры, миллион пленных и погибших мы себе позволить не можем! Он передал мне письма для товарищей Сталина, Шапошникова и Судоплатова – сообщил комиссар. – Сообщим! Сегодня ещё поговорю с ним дома. Надо же, ещё и однофамилец – задумался генерал. Посидев пару минут, распустил всех, а сам подошёл к карте и стал размышлять. Минуты летели за минутами, когда он понял, парень прав, пусть не во всём, но в главном прав! Если немцы пойдут сразу на Москву им конец. Остановить их будет просто нечем и некому. Резко зазвонивший телефон вывел его из раздумий. Генерал взял трубку, представился и стал слушать. По мере поступления информации его лицо вытягивалось, а глаза раскрывались всё шире. Наконец прокричав в трубку, что он подтверждает особые полномочия младшего лейтенанта, приказал ничего не предпринимать до его приезда, а сам бросил трубку, схватил фуражку и выбежал из комнаты. Как только мы вышли из штабной комнаты, узнав у капитана – адъютанта, где туалет, сразу убежал туда. Облегчившись и вновь, почувствовав себя человеком, вернулся и с удовольствием умял банку тушёнки с хлебом, запив кипятком, с какой – то ароматной травкой. Я выбрался на крыльцо, увидев рядом с забором свободную скамейку, решил посидеть на солнышке. Время около 15 – 00, капитан сказал, машина будет через полчаса, можно и расслабиться. Сел вытянув ноги, опустил фуражку на глаза и стал напевать песню, которую помнил ещё с пионерских лагерей. Почему то всегда на закрытии смены мы её пели хором, всем лагерем. Ребята, надо верить в чудеса. Когда-нибудь весенним утром ранним Над океаном алые взметнутся паруса И скрипка пропоёт над океаном. Не три глаза, ведь это же не сон, И алый парус, правда, гордо реет В той бухте, где отважный Грэй нашёл свою Ассоль, В той бухте, где Ассоль дождалась Грэя. С друзьями легче море переплыть И есть морскую соль, что нам досталась. А без друзей на свете было б очень трудно жить, И серым стал бы даже алый парус. Когда-то где-то счастье ты найдёшь, Узнаешь горе и беду узнаешь. Свою мечту ты знаешь и её ты не предашь – Гори, гори на солнце алый парус. Узнаешь зло – без этого нельзя, Ведь люди не всегда бывают правы, Но боли никому не причиняй ты никогда, И пусть не станет серым алый парус. Пел я негромко, для себя. Вспоминал своё детство и юность. О чём я тогда мечтал и к чему стремился. Я допел и счастливо улыбался от приятных воспоминаний. Все мы мечтали стать капитанами и приплыть к любимой девушке на корабле с алыми парусами. Всё вокруг казалось добрым и прекрасным. Моё тихое кайфование, прервал девичий голосок: – Какая красивая песня! Я тоже читала Алые паруса, Грина! Но так красиво выразить свои чувства я бы не смогла! Ты Сергей поэт? Я резко сел и во все глаза рассматривал девушку лет 17, немного похожую на мою сестру Дашу. Вроде бы простое симпатичное лицо, но какой свет шёл от её глаз. Глаза дарили лицу, необъяснимое обаяние и свет жизни, восторг от увиденного ими мира вокруг. Казалось, они затягивают тебя в себя, делая твои помыслы светлыми и чистыми. Омывая своей невинностью и свежестью. Женская красота! Какая же она разная и неповторимая! – Да! Я – Сергей! Тебе говорили, что у тебя невероятно красивые глаза! Они как два солнышка освещают всё вокруг и не дают поблёкнуть краскам дня! Изгоняют зло и дарят людям улыбку! Как тебя зовут, волшебное создание? – спросил я зардевшуюся девушку. – Тамара, но ты можешь звать меня Тома! – ответила вконец засмущавшаяся красавица. – Тамара! Какое красивое имя, а главное редкое! Позвольте представиться, Калинин Сергей Николаевич! Но ты очаровательная прелесть можешь звать меня просто – Серёжей! Мне будет очень приятно! – проснулся во мне старый ловелас. – Хорошо Серёжа! Меня дядя Миша прислал. Сказал забрать тебя и отвезти к нам домой. Папа хочет с тобой вечером поближе познакомиться! – почти прошептала, совсем растерявшаяся Тома. – А! Твой папа генерал из штаба! Я всё понял Тамара. Можем ехать – подскочил я и протянул ей руку. Она взялась за неё, я помог ей подняться и не отпуская руку повёл к штабу. Тома так мило покраснела под взглядами проходящих мимо военных, с удивлением смотрящих на мою одежду, два ордена и красивую девушку, что я резко остановился перед ней. Она была выше меня на голову, но это меня совершенно не смутило. – Я наверное тебя дискредитирую? Прости пожалуйста, я не специально! – отпустил я её руку. – Не говори глупости! Я уже взрослая девушка! Пошли уже – схватила Тома меня за руку и покраснев до кончиков ушей, потащила меня к машине. На крыльце стоял капитан – адъютант и делал вид, что он ничего не видел. Только смеющиеся глаза выдавали его с головой. – Дядя Миша я его забрала – крикнула Тамара и запрыгнула в открытую бойцом водителем дверь. Я отдал честь капитану и тоже запрыгнул в салон машины. Правда, что это за модель машины я не знал. Тома сидела у окна, отвернувшись от меня, кусала от досады губу. Я её понимаю, какой – то мелкий шкет, наговорил комплиментов и выставил дурочкой перед всем штабом, ну это она так думает. В юности всё выглядит в одном цвете, а в старости совсем в другом. Мы ехали молча, я не выдержал и повинился. – Прости, я не хотел тебя обидеть или посмеяться над тобой. Просто ты в тот момент была так похожа на мою сестру, что я повел себя как с ней! Не обижайся, пожалуйста? – повинился я за свою фамильярность. Тома подняла голову, посмотрела мне в глаза и спросила: – Как её зовут? – Звали! Её звали Даша! Всю мою семью убили немцы. Я один чудом выжил – ответил я. – Прости, я не знала! – стала извиняться Тома и в этот момент, я услышал залп из винтовок. Закрутив головой, увидел строй солдат с винтовками, человек восемь и командира, судя по форме из НКВД. – Окруженцев расстреливают – ехидно ухмыльнулся водитель. – А ну стой! – закричал я. Водитель с буксом остановился и с испугом взглянул на меня. – Ждите меня здесь! – скомандовал, выскочив из машины и быстрым шагом, пошёл к расстрельной команде. Там уже подвели к вырытой яме, новую партию казнимых. Командир скомандовал: – Целься! Я сходу крикнул: – Отставить! Что здесь происходит? Опешивший лейтенант НКВД смотрел на меня, не понимая как себя вести. Решив переть буром, представился: – Командир партизанского отряда специального назначения младший лейтенант Калинин. Что здесь происходит товарищ лейтенант? Тот немного очухавшись, попросил мои документы. Достал своё новенькое удостоверение и протянул лейтенанту. Он его внимательно прочитал несколько раз, видимо не до конца веря в то, что видит, а потом ответил: – Расстреливаем предателей и дезертиров, согласно приказу Љ270. Забрав своё удостоверение, попросил его документы. Лейтенант всё ещё шизея от моей наглости механически протянул мне своё. Взял его в руки и развернулся к предателям и дезертирам. Прошёлся вдоль строя и не увидел там ни одного предателя. С некоторых пор я стал их чувствовать, не знаю как, но я фиксировал их мимику и эмоции, они были для меня как открытая книга. В этом строю предателей не было, я чувствовал только непонимание, обиду, разочарование, боль от невозможности изменить ситуацию, ни одной мысли о предательстве в строю я не чувствовал. А вот эмоции лейтенанта я чувствовал прекрасно и они мне категорически не нравились, если он из НКВД, то я балерина из большого театра. Причём Прима – балерина! Чем дальше я прокачивал ситуацию, тем больше она меня не устраивала. Да здесь явно, целая команда шпионов работает под НКВД. Удостоверение сто пудово липовое, у меня даже руки вспотели от нежелания открывать его. Что же делать? Мне просто необходимо, что бы он первый в меня выстрелил, тогда есть шанс, взять всех живыми. Ладно работаем, что- что, а бесить людей я умею. Развернулся к лейтенанту и стал действовать Ва – банк. – Скажите лейтенант, а директиву 22-18 до вас доводили? Приказ главкома Љ 227? Вижу по вашей реакции вы даже не в курсе, о чём я говорю? Это прискорбно. Я имею специальные полномочия, проверить их вы можете, созвонившись с командующим оперативной группой генерал – лейтенантом Калининым! – сразу уловив наши одинаковые фамилии, глаза у лейтенанта нехорошо заблестели, даже не надейся голубок. – Согласно директиве 22-18, командиры партизанских отрядов особого назначения имеют право отбирать для себя бойцов из числа вышедших из окружения и побывавших в немецком плену, но не запятнавших себя убийствами и предательством – я резко развернулся к расстреливаемому бойцу – Имя, фамилия, звание, воинская специальность? – Красноармеец Петров Иван, артиллерист – наводчик. Вышел из окружения в составе сводного отряда из под Могилёва – спокойно ответил боец. – В чём вас обвиняют? – уточнил я. – В утере личного оружия. Моя винтовка была разбита попаданием осколка, не таскать же мне её с собой, заменил на целый немецкий карабин, с ним и вышел – с ухмылкой ответил боец. Я удивлённо оглянулся на нервничающего лейтенанта, бойцы расстрельной команды тоже недоумённо поглядывали на своего командира. Я шагнул к следующему, вернее следующей, девушке лет двадцати, с синяком на лице и разбитой губой. – Ефрейтор Камулькова Анна, радистка и телефонистка. Обвиняюсь в умышленной утере радиостанции. Все радиостанции, телефонные аппараты, провода закопали по приказу командования. Командир, отдавший приказ в госпитале, без сознания – также спокойно ответила девушка. Я развернулся к лейтенанту и увидел, как он отправил одного из бойцов видимо за помощью и зло смотрит в мою сторону. Раскрыл его удостоверение, следа от скрепки нет и быть в принципе не может, скрепка из нержавейки. Захлопнул его и сказал для всех громко: – На сегодня все расстрелы отменяются! Пока мы с генералом не разберёмся, что здесь происходит, все задержаны. Вас товарищ лейтенант это тоже касается, бойцы оружие разрядить и на предохранитель – обратился я к расстрельной команде. Сам свистнул водителю с генеральской машины, подзывая его к себе. Развернулся к лейтенанту и спросил: – Товарищ лейтенант, а вы на фронте были? В боях участвовали? Хотя можете не отвечать! Вижу, что участвовали – напрягся я, видя, что лейтенант сильно нервничает и на грани паники. Видимо моё нетипичное поведение, возраст и ссылка на генерала не поддаются его логике. – Осталось только выяснить, на чьей стороне вы воюете? – закончил я, смотря в переносицу лейтенанту. – Что случилось Серёжа? – услышал я голос Тамары и недоумённо повернулся. В тот же миг лейтенант схватил Тому и приставив к виску пистолет, зло прошипел: – Я воюю на своей стороне! И не тебе меня учить! Унтерменш! – добавил он по – немецки. – О! Солдат Великой Германии во всей своей красе! Снова, прикрывает свои подлые делишки гражданским лицом и несёт бред о своей избранности! Как банально – с усмешкой ответил я ему на немецком. Лейтенант взглянул на меня удивлённо, но быстро взял себя в руки. – Все бросили оружие на землю или я застрелю дочку генерала – закричал лейтенант. Все стояли, растерянно глядя друг на друга. – Выполняйте приказ немецкого офицера! Всем бросить оружие! – прокричал я доставая свои пистолеты и бросая один перед собой, а второй, как бы случайно в ноги красноармейцу артиллеристу из окруженцев. Расстрельная команда положила свои винтовки на землю и сделала по шагу назад. К нам быстро приближалось три командира НКВД и боец из расстрельной команды. Плохо дело, нужно действовать быстро. – Твои друзья идут? – спросил его, кивнув на подходящих командиров. Лейтенант быстро оглянулся и с улыбкой повернулся ко мне, в следующее мгновение его улыбка сменилась ужасом и криком боли. Мой нож воткнулся ему точно между пальцем и спусковым крючком, не давая выстрелить, а я уже перекатом подхватывал свой лежащий на земле пистолет и выдёргивал из-за спины третий. Краем глаза заметил, как боец подхватил мой пистолет и направляет его на подходящих командиров. Направляю на них свои стволы и кричу: – Стоять, руки вверх или стреляю на поражение! Слышу сзади, кто – то передёрнул затвор на винтовке и женский голос: – Дай мне шанс тебя застрелить падонок! Ты даже не представляешь, как я этого хочу! Вся компания поднимает руки, причём двое прекрасно всё понимают, а вот третий майор явно не в курсе, что я ему жизнь спасаю. – Капитаны на колени, руки за голову, ноги скрестить – командую я – Товарищ майор, пока руки не опускайте и постойте с бойцом чуть в стороне! Потом извинюсь и всё объясню! Аня держи лейтенанта на мушке, дёрнется, стреляй на поражение! Тамара ты как? Напугалась? – Немножко Серёжа! – ответила Тамара. – Молодец! Встань за меня, не перекрывая сектор стрельбы – скомандовал ей – Бойцы взяли винтовки и приступаем к аресту немецких диверсантов! Тут капитаны попытались уйти перекатом с линии огня и выхватить пистолеты. Резвые гады, почти успели. Я засадил пулю в правую руку правому, а Иван в плечо левого, что бы больше не дёргались, я добавил им по пуле в ногу. Сразу закричал, держите им головы, что бы они, не проглотили яд. Бойцы шустро повалили остальных и держали им головы. Я подбежал к лейтенанту и выдернув нож, забрал пистолет и тут заметил, у него в районе полового органа, расплывающееся пятно крови. Повернулся к ефрейторше Ане и удивлённо поднял бровь. – У него дёрнулся – смущаясь ответила девушка, отведя в сторону глаза. Я звонко рассмеялся, вместе со мной засмеялись все остальные. – Молодец товарищ ефрейтор! Объявляю вам благодарность! – улыбаясь, сказал ей. – Служу трудовому народу! – прокричала счастливая Аннушка. Кажется, в моём партизанском отряде станет на одну девушку больше и ещё на одного артиллериста наводчика. Подошёл к каждому диверсанту и отрезал воротники. Им уже связали руки. – Может мне объяснят, что происходит? – завёлся майор. – Обязательно, товарищ майор! – заулыбался я – Только, что благодаря вашей догадливости была обезврежена группа немецких диверсантов, действующая под видом командиров НКВД. Путём обмана, подделки документов, подтасовывания фактов они уничтожали ценных советских специалистов, выдавая их за дезертиров и предателей, а своих пособников устраивая в штабах и других местах для проведения диверсий и физического уничтожения высшего командного состава РККА. Благодаря вам группа захвачена, раскрыть и задокументировать её деятельность, это уже ваша работа – развёл я руками в сторону, давая понять, что тут я ему помочь ничем не могу. Майор сразу понял скрытый текст и засуетился, командуя бойцами, куда им доставить задержанных. Затем подошёл ко мне, я рассказал про себя, затем раскрыл удостоверение немца и рассказал про скрепку, заодно попросил разрешения побеседовать с окруженцами и отобрать себе бойцов в партизанский отряд. Майор сразу согласился, выделив мне двух бойцов в помощь, что бы отвести задержанных и показать мне, где что находится. Я повернулся к Тамаре и попросил её ехать домой, а за мной вернуться через пару часов, но она категорически отказалась. Сказала, что только рядом со мной ей не страшно, она будет тихонько сидеть в уголочке. Я подумал и согласился, только с условием, что она будет моим временным писарем и отправит водителя к отцу предупредить, где нас искать. Но тут возникла проблема, пропал водитель. Машина стояла закрытая, а водителя нигде нет. Нехорошее предчувствие и тревога появились в груди. Подошёл к дверце и заглянул внутрь, так и есть. Тоненькая проволока отблёскивала на солнце, растяжку поставил гад. – Тома! Давно у вас этот водитель? – спросил девушку. – Третий день! Старого перевели, куда не знаю! – озадаченно ответила Тамара, не понимая моих телодвижений. Вывод один, этот гад всё видел и теперь попытается убить генерала и ещё кого для кучи. Всех кто подвернётся возле штаба. Необходимо предупредить штаб. Поворачиваюсь к одному из бойцов и приказываю бежать к ближайшему телефону и предупредить штаб оперативной группы о покушении на генерала и возможном подрыве здания штаба. Боец сразу убегает в направлении своего расположения. Приказываю второму охранять машину и никого к ней не подпускать, она заминирована. Поворачиваюсь к Томе и прошу её остаться здесь. Она спорит, но мне некогда её уговаривать. Удивлённо смотрю ей за спину и говорю: – Что это? Они вместе с бойцом, поворачиваются в ту сторону, а я прыгаю в комнату штаба. Пусто. Бегу к дверям и слышу выстрелы в приёмной. Опоздал! Выхватываю пистолеты и выкатываюсь в приёмную. Капитан дядя Миша висит на руках у генерала, а довольный улыбающийся шпион – водитель и ещё какой-то урод, целятся в генерала. А вот хрен вы угадали твари! Стреляю с пистолетов сначала в плечи, а потом в ноги. Когда они падают, наступаю сапогом им на пальцы державшие пистолет и ломаю их. Сразу начинаю допрос, кто ещё в их команде. Генерал кладёт капитана и выбежав на минуту возвращается с бойцами и двумя командирами. Адъютанта аккуратно поднимают и уносят, со мной остаются генерал и второй командир. Этот герой сначала матерится и молчит, но быстро начинает говорить, визгливо и истерично всхлипывая, после того, как я сломал ему три пальца на левой руке и поковырялся в ране на ноге своим ножиком. Второй с ужасом смотрит на меня и мои действия. Когда закончив с первым, поворачиваюсь к нему, он визгливо начинает перечислять фамилии. Генерал поморщился, но ничего не сказал. Информация полилась рекой, как я и предполагал, здесь окапалась целая группа фашистов. Кадровые офицеры абвера и агенты – боевики батальона Бранденбург – 800, всего 27 человек. Второй командир, быстро созвонившись, отдал приказ на задержание и арест всех агентов. Я отдал повизгивающих в ужасе шпионов подбежавшим бойцам и устало сел на стул. Положив пистолеты в кобуры, откинулся на спинку. Генерал смотрел на меня с непонятным выражением лица, казалось он, что – то для себя решает. Наконец решившись, он посмотрел на меня и спросил: – Как ты оказался в штабе? – Давайте я вам всё расскажу, когда придут Семёнов с Залесским? Не хочу несколько раз рассказывать – прикрыл я глаза. – Скажи Сергей, часто у тебя такое происходит? – смотрел на меня генерал. – Весь последний месяц. Как похоронил семью, так и кручусь как белка в колесе. Всё боюсь опоздать – грустно усмехнулся я. Тут в комнату вбежала Тамара, не зная к кому первому подбежать, заметалась между нами наседкой. – Живы? Папа! Серёжа! Куда ранило? Помогите! – закричала Тома, увидев кровь, на руках отца и бросилась к нему. – Это не моя кровь! Меня Миша собой прикрыл – обняв Тому, сказал генерал. – Он погиб? – вскрикнула Тома. – Не знаю дочка! Унесли его – хмуро отвернулся генерал – Если б не Сергей и меня бы застрелили! Тома повернулась ко мне и сказала: – Спасибо Серёжа! Только скажи, как ты так быстро убежал, что мы с красноармейцем даже не заметили куда? На улице раздался шум подъехавшей машины и команды на русском. Я на всякий случай встал перед Томой и генералом и навел стволы на вход. Дверь резко открылась, вбежало несколько командиров и бойцов, в их числе комдив и комиссар. Я облегчённо опустил стволы, а остальные наоборот удивлённо замерли. – Что с командующим? – спросил комиссар. – Со мной всё в порядке Леонид Аркадьевич! Если бы не Сергей. Вовремя он успел, я уже с жизнью попрощался, а тут он вкатывается в комнату на спине и сразу с двух стволов стреляет. Четыре выстрела и диверсанты на полу извиваются, пять минут полевого допроса и они всех сдали, повизгивая от ужаса. Давно я такого не видел, до сих пор руки подрагивают, а ему хоть бы хны! Вон стоит и улыбается – удивлённо смотрел на меня генерал. А я смотрел на взволнованную Тому и улыбался, как же сильно она похожа на мою сестрёнку, просто жуть. Тома вскинула на меня глаза и зарделась как маков цвет. Все сразу заулыбались смущённо, а я шагнул к ней и попросил прощения. – Прости Тома, но ты так похожа на сестру! Такая же взволнованная и красивая! Я ничего не смог с собой поделать! Извини меня за мою реакцию! Мир? – и я протянул ей руку. – Почему я с тобой чувствую себя глупой девчонкой? – Тома смотрела на меня пристально и серьёзно. Я сделал умильное личико с глазами кота из Шрека и разведя руки в стороны грустно вздохнул, а затем снова протянул ей руку, с немым вопросом в глазах. Видимо получилось у меня так шкодно, что рассмеялись все и Тома, пожала мне руку. Я взял её ладошку и будто хочу её поцеловать поднёс к губам, но резко повернув ладонь, поцеловал свою руку, звонко при этом чмокнув. Чем вызвал новый взрыв смеха. – Да ну тебя клоун! – вырвала Тома свою руку и дав мне шутливо подзатыльник убежала за отца. Отсмеявшись, отпросился на улицу и сев на туже скамейку, перекинув через неё ногу, достал пистолеты и расстелив носовой платок, стал их чистить. Тома села рядом, за спиной и слушала, что я напеваю, а я так ушёл в процесс, что совершенно не контролировал, что именно пою. Дочистив последний пистолет засунул его в кобуру и перекинув ногу через скамейку повернулся к Томе и подпрыгнул от неожиданности. Там стояла не хилая толпа народу и все смотрели на меня очень серьёзно. Я сразу напрягся, пытаясь вспомнить, чего я там пел. Не дай бог, что антисоветское или блатное, или эмигрантское – белогвардейское. Вот блин встрял, расслабился мать твою, в тылу. Все вдруг кинулись хлопать меня по плечам, а девушки целовать в щёки. Несли ахинею про мой талант и красивый голос, да какой красивый голос у 14 летнего пацана? Совсем с катушек съехали? Да какие слова написать? Я бы ещё вспомнил, чего вообще пел. Блин бежать отсюда срочно, схватил Тому за руку и стал проталкиваться в здание штаба. Забежали в штаб и закрыли дверь, сразу пробежали в штабную комнату и сели в уголке. Через пять минут зашёл комиссар Залесский и сев напротив меня спросил: – Ну и что с тобой делать? Может в камеру закрыть и не выпускать? Тебя же на минуту нельзя оставить, что-нибудь да случится! – Леонид Аркадьевич, в чём дело? Почему Тамара вся в слезах? – спросил комиссара разволновавшийся генерал. Я резко взглянул на Тому, девушка явно не в себе, дорожки от слёз под глазами и потерявшийся взгляд. – Это она под впечатлением от творчества нашего героя! Там товарищ генерал-лейтенант целая толпа поклонников собралась. Требуют нашего певца, просят спеть для них. Что же ты Сергей такие песни для одного себя поёшь? Даже с оркестра музыканты прибежали с ним репетировать хотят, там как раз их руководитель мимо проходил и услышал его песни – вытянул руку, указывая на меня пальцем комиссар. Вот блин я встрял, мне только народным артистом стать не хватало. – Товарищ Дивизионный комиссар! Я не помню, что пел? Совсем не помню! О семье вспоминал, что – то мурлыкал, даже внимания не обращал, что именно- с тоской посмотрел я на комиссара. – Не переживай Сергей! Хорошие песни пел. Две последние меня сильно зацепили, особенно про отдельный партизанский отряд. Так значит, нам нужна одна Победа, одна на всех мы за ценой не постоим, одна на всех мы за ценой не постоим! – пропел комиссар – Хорошие слова! Сильные! Давай Сергей её с оркестром выучим и споём по радио! Сейчас как раз такие песни нужны! – Товарищ дивизионный комиссар! Какие песни? Мне в отряд нужно! Немцев уничтожать, а не песни распевать по радио! Да и голос у меня меняется, нельзя мне петь – махнул я рукой. – Ты мне это брось! – завёлся комиссар – Ты мне, что в лесу говорил? Уже отказаться решил от своих слов? Значит, это просто болтовня была? Решил поразить старшего товарища, а теперь в кусты? Зря выходит, мы с комдивом в тебя поверили? – Нет не зря! Я от своих слов никогда не отказываюсь! Товарищ дивизионный комиссар! Не нужно придумывать инсинуации и обвинять меня в трусости. Никогда трусом не был и не буду! Будет необходимость, с гранатой под танк лягу! Я воевать хочу! Убивать, этих гадов хочу! Сам! Вот этими руками! Видеть хочу, как эти твари умирают! Я ночами спать не могу, если их не убиваю! Сестрёнки снятся, как они кричат и о помощи просят, уши затыкаю и всё равно слышу! Я мстить поклялся! На их могиле поклялся! А вместо мести буду песни петь? – подскочил я и встал перед комиссаром, со злостью смотря на него. А потом неосознанно, стал читать стихотворение Симонова. Если дорог тебе твой дом, Где ты русским выкормлен был, Под бревенчатым потолком, Где ты, в люльке качаясь, плыл; Если дороги в доме том Тебе стены, печь и углы, Дедом, прадедом и отцом В нем исхоженные полы; Если мил тебе бедный сад С майским цветом, с жужжаньем пчел И под липой сто лет назад В землю вкопанный дедом стол; Если ты не хочешь, чтоб пол В твоем доме немец топтал, Чтоб он сел за дедовский стол И деревья в саду сломал... Если мать тебе дорога – Тебя выкормившая грудь, Где давно уже нет молока, Только можно щекой прильнуть; Если вынести нету сил, Чтоб немец, к ней постоем став, По щекам морщинистым бил, Косы на руку намотав; Чтобы те же руки ее, Что несли тебя в колыбель, Мыли гаду его белье И стелили ему постель... Если ты отца не забыл, Что качал тебя на руках, Что хорошим солдатом был И пропал в карпатских снегах, Что погиб за Волгу, за Дон, За отчизны твоей судьбу; Если ты не хочешь, чтоб он Перевертывался в гробу, Чтоб солдатский портрет в крестах Снял фашист и на пол сорвал И у матери на глазах На лицо ему наступал... Если жаль тебе, чтоб старик, Старый школьный учитель твой, Перед школой в петле поник Гордой старческой головой, Чтоб за все, что он воспитал И в друзьях твоих и в тебе, Немец руки ему сломал И повесил бы на столбе. Если ты не хочешь отдать Ту, с которой вдвоем ходил, Ту, что долго поцеловать Ты не смел,- так ее любил,- Чтоб фашисты ее живьем Взяли силой, зажав в углу, И распяли ее втроем, Обнаженную, на полу; Чтоб досталось трем этим псам В стонах, в ненависти, в крови Все, что свято берег ты сам Всею силой мужской любви... Если ты не хочешь отдать Немцу с черным его ружьем Дом, где жил ты, жену и мать, Все, что родиной мы зовем,- Знай: никто ее не спасет, Если ты ее не спасешь; Знай: никто его не убьет, Если ты его не убьешь. И пока его не убил, Ты молчи о своей любви, Край, где рос ты, и дом, где жил, Своей родиной не зови. Если немца убил твой брат, Пусть немца убил сосед,- Это брат и сосед твой мстят, А тебе оправданья нет. За чужой спиной не сидят, Из чужой винтовки не мстят. Если немца убил твой брат,- Это он, а не ты солдат. Так убей же немца, чтоб он, А не ты на земле лежал, Не в твоем дому чтобы стон, А в его по мертвым стоял. Так хотел он, его вина,- Пусть горит его дом, а не твой, И пускай не твоя жена, А его пусть будет вдовой. Пусть исплачется не твоя, А его родившая мать, Не твоя, а его семья Понапрасну пусть будет ждать. Так убей же хоть одного! Так убей же его скорей! Сколько раз увидишь его, Столько раз его и убей! Невольно слёзы покатились из моих глаз. Все стояли потрясённые от пронзительного стихотворения. – Серёжа ты не прав! – подошла к нам и встала рядом с комиссаром Тамара – Я после твоих песен и стихотворения, готова сама в атаку идти. Просто взять винтовку и встать в строй. Потому, что я поняла, за что мне воевать и что для меня значит Родина! Только сейчас поняла! Благодаря тебе и твоим песням! Если ты откажешься, я перестану тебя уважать и... – Тамара на мгновение замолчала, но решившись, подняла лицо и сказала, прямо глядя мне в глаза – и любить! Хотя бы, как брата! Я посмотрел ей в глаза, посмотрел в глаза комиссару, взглянул, на генерала и остальных командиров, а затем сев на стул простонал: – Но я не хочу быть певцом? Совсем не хочу? Как я буду командовать партизанским отрядом, если все будут знать мой голос и видеть мои фотографии в газетах? Сидеть в землянке безвылазно, усиленно прячась от всех, иногда улетая на концерты? Видимо, представив такого командира партизанского отряда, все рассмеялись, кроме меня. Я же, грустно посмотрев на всех, повернулся к генералу и попросил: – Товарищ генерал – лейтенант, прикажите принести ящик водки и побольше закуски! Все замолчали и удивлённо уставились на меня. – Зачем тебе целый ящик водки? – изумился генерал. А я подперев голову рукой, грустно посмотрел на него и произнёс, махнув рукой: – Ааа! Напьюсь! Обожрусь! И помру, молодой! Вы слышали, как ржёт табун лошадей! Я тоже раньше не слышал. Теперь знаю как. В общем, я согласился. Выкрутили руки гады. Позвали руководителя оркестра, мы с ним быстро договорились, ушли к ним в расположение, я стал напевать ему песни, а он перекладывать их на ноты. Не дошли у меня руки до нотной грамоты, ни в той жизни, ни в этой. Ничего, в этой я молодой, ещё выучу. Глава 10. Для начала я попытал Тому на слова из песен, которые я пел на скамейке. Тома напевала, а дальше продолжал уже я сам. Начали с этой песни, это вообще самая первая песня про войну, что я выучил в школе... Темная ночь Только пули свистят по степи, Только ветер гудит в проводах Тускло звезды мерцают В темную ночь Ты любимая знаю, не спишь И у детской кроватки тайком Ты слезу утираешь Как я люблю Глубину твоих ласковых глаз Как я хочу К ним прижаться сейчас губами Темная ночь Разделяет, любимая, нас И тревожная черная степь Залегла между нами Верю в тебя Дорогую подругу мою Эта вера от пули меня Темной ночью хранила Радостно мне Я спокоен в смертельном бою Знаю, встретишь меня Чтоб со мной ни случилось Смерть не страшна С ней не раз мы встречались в степи, Вот и сейчас надо мною она кружиться Ты меня ждешь И у детской кроватки не спишь И поэтому, знаю Со мной, ничего не случится! Потом напел песню, что мне очень нравилась, особенно в исполнении Леонида Утёсова... Случайный вальс. Ночь коротка Спят облака И лежит у меня на ладони Незнакомая ваша рука Хоть я с вами совсем не знаком И далеко отсюда мой дом Вы мне скажите слово Возле дома родного В этом зале пустом Мы станцуем вдвоем Так скажите хоть слово Сам не знаю о чем После тревог Спит городок Я услышал мелодию вальса И сюда заглянул на часок Хоть я с вами совсем не знаком И далеко отсюда мой дом Вы мне скажите слово Возле дома родного В этом зале пустом Мы станцуем вдвоем Так скажите хоть слово Сам не знаю о чем Будем дружить Петь и крутить Танцевать я совсем разучился И прошу вас меня извинить Хоть я с вами совсем не знаком И далеко отсюда мой дом Вы мне скажите слово Возле дома родного В этом зале пустом Мы станцуем вдвоем Так скажите хоть слово Сам не знаю о чем Утро встает Завтра в поход П�