. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)

Острон пожал плечами.

-- Если правильно ее пить, -- сказал он, -- не отравишься, зато будет очень весело. Тебе вообще когда-нибудь бывает весело, Исан?

Тот будто задумался.

-- Я привык относить веселье к вспышкам безумия, -- наконец сообщил белоглазый.

-- Ну, -- Острон отпил арака, -- в каком-то смысле это и есть безумие. Правда, под утро оно обычно проходит. А что мутится в голове... тебе не приходило на ум, что когда хочешь перестать думать о чем-то, это удобно?

-- Если я хочу перестать думать о чем-то, я просто перестаю об этом думать.

-- Везучий ты.

Исан не ответил, продолжая смотреть перед собой. Чего это он, интересно, уселся именно здесь, в зале трактира, в котором сидят другие люди? Не ушел к себе в комнату? Абу и Анвару наверняка все равно, где сидеть: вон Абу только теперь заметил, что арак увели у них из-под носа, и возмущенно окликнул Острона.

-- Вы все вообще так часто ведете себя нелогично, -- сказал Исан. -- Я не понимаю того, что творится у вас в головах. Зачем ассахан постоянно заговаривает с женщинами? Он же знает, что все равно его ударят.

Острон хмыкнул.

-- В горах Талла есть женщины, Исан?

-- Конечно, есть, -- немного будто уязвленно ответил тот. -- А ты думаешь, слуги Асвада вылупляются из-под земли? И ведь я, кажется, говорил тебе, что у меня была мать. Наверное, она была женщиной, уж это даже ты мог сообразить.

-- Ну, и как вы с ними общаетесь? -- пропустил колкость мимо ушей Острон.

-- В каком смысле?

-- Ну, -- нари взмахнул рукой, -- если у тебя была мать, то я осмелюсь предположить, что был и отец? Это даже я могу сообразить, -- передразнил он.

Исан какое-то время сидел молча, рассеянно почесал подбородок.

-- Кажется, я понял, о чем ты, -- наконец сказал он. -- Человек, чьим сыном я являюсь, был избран Асвадом для того, чтобы дать потомство, потому что его кровь была многообещающей. И действительно, среди его детей двое были очень близко к моему дару, а я и вовсе оказался Одаренным.

-- Э, -- озадачился Острон. -- Избран? То есть, ни твой отец, ни твоя мать не могли решать сами, хотят они детей или нет.

-- Зачем им было решать?

-- Ну...

-- Они с радостью исполнили волю Асвада. Так причем тут мой отец, нари? Ты хочешь сказать, что не можешь объяснить мне, зачем ассахан лезет к женщинам?

-- Ох, -- Острон сделал щедрый глоток из своей пиалы. -- Ну, ты знаешь, наши боги не столь категоричны насчет отношений между мужчинами и женщинами. Они красивые, и Элизбар клеится к ним, ну... ну потому что он мужчина.

-- Очень понятно, -- хмыкнул Исан. -- В таком случае почему они бьют его?

-- Ну... потому что они женщины?.. -- уже не слишком уверенно предположил Острон.

-- Еще понятней. Осмелюсь высказать догадку, что они бьют его, потому что предпочитают тебя.

Острон, наливавший в тот момент арак в пиалу, расплескал его.

-- Только тогда мне непонятно, почему ты ничего не предпринимаешь, -- невозмутимо продолжал Исан.

-- А что я должен?.. -- покраснел Острон.

-- Взять обеих?

-- Чего?!

-- А что мешает тебе?

-- Исан! -- воскликнул парень, плюхнув кувшин на стол. -- У нас... не принято так делать.

-- А как у вас принято?

-- Я... ну... я могу жениться на одной из них, -- брякнул наконец Острон, спешно оглянулся: не присутствует ли в опасной близости "одна из них"? -- но не на обеих же сразу! И к тому же, ее согласие тоже важно...

-- Хм, -- лицо белоглазого никак не изменилось. -- Странно. Насколько я знаю, еще во времена Эль Масуди Одаренные были почти что обязаны иметь несколько женщин.

-- С чего ты взял?

-- А разве у вас не сохранилось никаких упоминаний об этом? Ведь Одаренный -- это драгоценная кровь. В Талла это прекрасно понимают, поэтому у... моего отца было восемь женщин. Если бы я не ушел, -- уголок рта Исана коротко дернулся, -- у меня их было бы еще больше.

Острон судорожно хватал воздух ртом: достаточно было представить, что Сафир и Лейла... Мубаррад милостивый, спаси и сохрани.

-- Нет, -- наконец сказал он. -- Даже если в древности так действительно делали, сейчас мы считаем, что гораздо важнее... чувства, чем какая-то кровь.

-- Логично, -- неожиданно заявил Исан. -- Теперь я понял, почему у племен так мало Одаренных.

Острон снова подавился.

***

Он смог вернуться в таверну только поздно вечером, когда последний счастливый излеченный отправился домой; голова раскалывалась, Элизбару уже несколько лет не приходилось так много использовать собственный Дар. Проклятый Дар. Он сердито выругался сквозь зубы: отчего он не родился каким-нибудь нари, чтобы поражать всех вокруг зрелищными столбами огня? Извергал бы пламя, как этот мальчишка, и беды не знал, и, ну, и отбоя от женщин, скорее всего, тоже.

Кстати о женщинах, она сидела на одном из столиков, пользуясь тем, что в такой поздний час никого уже не осталось, и уныло смотрела перед собой. Рядом с ней стояла пиала; подходя к ней, Элизбар заметил на дне остатки мутной жидкости. Арак пила, красавица?..

В живот ему уперся острый клинок.

-- Не приближайся, -- равнодушно сказала Лейла. Пришлось сделать шаг назад. Кинжал тут же убрался, исчез в ее рукаве. -- И если вздумаешь опять предлагать всякие гадости, имей в виду: у меня плохое настроение. А значит, бить буду больно!

Элизбар поднял руки, еще шагнул назад. Шутить с ней не стоит: хотя в драке, скорее всего, ему удастся скрутить ее, не за счет умения, так за счет силы, при этом она наверняка разок да пырнет его своим кинжалом.

-- Опять из-за мальчишки расстраиваешься? -- тем не менее оскалился он. -- Давно уж пора признать, что никаких у тебя шансов на него нет.

-- Заткнись! -- крикнула Лейла, схватила пиалу и швырнула в него. Элизбар едва успел перехватить чашку на уровне своего лица.

-- Эй, полегче. Свет клином на нем сошелся, что ли? Всем прекрасно известно, что твой Острон сохнет по Сафир.

-- Как присох, так и отсохнет!

-- Я бы усомнился.

Она сердито вскинулась, и он непроизвольно поднял руки, готовый ловить иные, более острые предметы; но кидаться Лейла не стала, нахмурила брови.

-- Чего ты ко мне лезешь, жулик? -- спросила она. -- Других баб на свете нет разве? Хоть бы к Сафир клеился, что ли, зачем ко мне?

Элизбар, хотя она ожидала, что он отпустит очередную идиотскую шутку, даже не улыбнулся.

-- Откуда я знаю, -- как-то просто сказал он.

-- Вот и отстань уже. Взбесишь ты меня -- и засажу под ребро кинжал, и не думай, что я этого не умею.

Он развел руками и сделал шаг в ее сторону; ее кинжал снова уперся в его живот. Элизбар не отступил. Темные глаза в тусклом свете лампы блеснули золотом.

-- Давай, -- предложил он. -- Я не возражаю. Только скажи, неужели я действительно настолько хуже Острона?

Рука с кинжалом чуть заметно дрогнула: и не заметил бы, если б этот кинжал не был прижат к телу. В глазах Лейлы была ярость, но голос подрагивал точно так же, как и рука.